Андрей-музыкант, пиши еще

Конечно, и до письма Макаревича пресса писала о коррупции практически ежедневно. И если Макаревич решил конкретных людей в письме не называть, то в прессе можно найти практически готовые расследования с именами, фамилиями и счетами, где лежат украденные деньги. А некоторые отдельные оппозиционеры, типа Алексея Навального, в Интернете даже документы публикуют: бери — не хочу!

И тут-то это шутливое сочетание проявляется на деле: не берут — не хотят!

Про уголовную сторону дела Магнитского все документы давно выложены, даже фильмы сняты про то, кто именно мог украсть порядка 800 государственных миллионов. Но нет расследования — есть только обида, что Запад написал «список Магнитского» и не будет пускать к себе тех, кто подозревается в хищениях и убийстве юриста.

И тут бы расследовать все, поставить в этом точку и выбить у проклятого Запада инициативу из рук! Но коррупция есть, обида есть, а расследования — нет.

О деле Магнитского написано так много, а расследования нет так долго, что эта история стала лакмусовой бумажкой нежелания власти бороться с коррупцией.

Однако Андрей Макаревич потому и не называл фамилий, что его письмо было своеобразным тестом для власти — что она ответит на сам тезис, на вопрос? — во всяком случае, я так это письмо понимаю. Может, власть назовет сроки какие-то, может, о каких-то новых законах скажет. Понятно было одно: власть не могла промолчать. Сказать что-то надо было.

И власть сказала.

Тут важно, что о письме Макаревича немедленно доложили Путину. Понятно, Макаревич — он не Навальный. Когда Навальный обращается к Путину с фамилиями и документами о преступлениях, то г-н Песков, пресс-секретарь г-на Путина, заявляет, что типа «мы Навального не читаем, Путину его письмо не покажем». Почему? Потому что это Навальный, типа.

Это понятно, Навальный сейчас наиболее бескомпромиссный критик власти. Его бескомпромиссность почти на уровне оскорблений — видимо, по мнению власти, глупо и ниже своего достоинства даже делать вид, что он может рассказать и раскопать что-то дельное. Хотя никто не мешает сделать вид, что сами нашли, сами раскопали.

Но нет ничего — ни с Навальным, ни без него. Все на поверхности — и ничего не расследуется.

Ладно, нет проблем, как советовал великий Станиславский, будем судить художника по законам, им созданным! Поэтому, как казалось, для г-на Путина письмо Макаревича — настоящая находка. Макаревич — «переговорный», он не оскорбляет власть, он «радеет за Россию», он безусловный авторитет именно для той интеллигенции, которая критична к Путину. Вот тут бы и поговорить, высказаться! И скорость, с которой Путину доложили о письме, вроде бы говорила: на ловца и зверь бежит!

Но вот ответ Путина, условно состоящий из нескольких пунктов:

1. Макаревичу следовало бы и бизнесменам такое же письмо написать. Раз чиновники взятки берут, значит, бизнесмены им эти взятки дают!

2. Государство должно бороться с коррупцией, «это очевидная вещь».

3. Говорить надо о воспитательном компоненте, о создании экономических условий, которые искореняли бы вот эту беду.

А еще президент сказал, что нужно менять ментальность общества и так далее.

Так вот, я пытаюсь понять: исходя из этих ответов, есть ли шанс, что власть собирается бороться с коррупцией или хотя бы имеет стройную и понятную программу для этой борьбы? Не очень видятся это стремление и эта программа, скажем честно. Тут, конечно, прекрасно предложение президента написать такое же письмо бизнесменам. То есть, видимо, президент считает, что бизнесмены дают взятки от хорошей жизни. Или могут не дать. То есть чиновник говорит, что «за решение вопроса нужно дать столько-то», а бизнесмен может и взятку не дать, и вопрос решить.

Странная информация у президента.

И очень хочется понять, как собирается президент «воспитывать» и «менять ментальность». Уж кто ни пытался — не получалось, а г-н Путин снова ту же задачу ставит. Ну ладно, ментальность не изменить, видимо, висит над Россией этот проклятый рок «взяткодателей-взяткобрателей». Но что это за «экономические условия», которые могут поменять ситуацию?

Кто-то понял?

Тут бы «и сказке конец», однако кое-что еще сказать надо.

Дело в том, что любой гражданин страны может сказать, что взятка — это нехорошо, и не надо ее давать. А берущим — не надо брать.

Но зачем тогда стране нужен президент? Чем он отличается от нас?

А отличается он тем, что в руках его все силовые структуры, что он высшая исполнительная власть, что именно он не просто может, а именно обязан коррупцию укротить. Ведь она, коррупция, не просто стоит на месте, она выросла! Так можно ли ответить гражданам не действиями, а лечением мозгов — этими беспомощными объяснениями?

Идем далее. Андрей Макаревич пояснил, что написал это письмо, потому что «чаша переполнилась». Она давно переполнилась — в ежегодном мировом рейтинге восприятия коррупции (есть такой) Россия стоит на 143-м месте вместе с Коморскими островами, Восточным Тимором и Угандой. Но дело даже не в статистике: граждане чувствуют коррупцию и без соседства с Угандой.

И тут появление письма Макаревича для г-на Путина могло стать настоящей палочкой-выручалочкой: он смог бы, отвечая музыканту, объяснить населению две важные вещи — что борьба с коррупцией идет и как она идет. И перед нами был бы тот самый Путин 2.0, который уверенно держит руль в руках. Это даже была не столько возможность — это была его обязанность, ибо миллионы людей, которые голосовали за путинскую стабильность, отдали голоса в том числе за жизнь без коррупции.

Но г-н Путин блестяще не использовал этот шанс, не использовал его даже с простой и грубой пиар-целью.

Президент России, собирающийся быть во власти то ли 6, то ли 12 лет, своим ответом Макаревичу, по сути, сказал правду — сообщил, что у него нет никакой тактики борьбы с коррупцией, а стратегию он слабо себе представляет.

Конечно, возможно, все эти рецепты у г-на Путина имеются — многие в письме почувствовали иронический тон, типа «ты, Андрей-музыкант, играй себе, а мы уж с коррупцией разберемся!..» Может, есть эта ирония, может, ее нет, но получается, что путинская борьба с коррупцией спрятана так глубоко, что простому обывателю ее и не разглядеть.

Короче говоря, оптимистический сигнал для общества лопнул!

Но появился другой сигнал — для коррупционеров. Этот сигнал прост: президент расписывается в том, что бороться с коррупцией не способен, что чем крупнее коррупционные случаи (хрестоматийный пример — история вокруг Магницкого), тем менее вероятны их расследования. Что в коррупционных историях для президента «берущий» и «дающий» имеют одинаковую вину.

Как назвать это, если не демонстрацией бессилия власти, ведущей к еще большему росту коррупции, я не знаю.

Но куда уж больше?

Матвей ГАНАПОЛЬСКИЙ, журналист,

обозреватель «Эха Москвы»