В середине 70-х некий преподаватель военной кафедры подполковник Гвоздев доверительно посвящал студентов истфака ЛГУ в главную военную тайну: «Наше руководство, конечно же, не может говорить это официально, но мы все должны понимать, что в предстоящей войне мы нанесем ядерный удар первыми. Превентивно. Не будем дожидаться, пока удар нанесут они».
Секрета, однако, в истинной, а не декларативной военной доктрине СССР никакого не было. В теоретическом курсе «Тактика современного боя» той же военной кафедры прямо говорилось о боевых действиях в условиях «широкого применения ядерного оружия», каковым применением «характеризуется современная война». Это определение «современной войны» мы записывали под диктовку в свои конспекты на лекции.
Спокойная уверенность многочисленных подполковников Гвоздевых в том, что война будет и что это будет именно ядерная война, производила сильное впечатление. И вызывала ответную «контркультурную» реакцию в виде анекдотов про брошенный на пульт валенок и «шуточных» куплетов под музыку Владимира Шаинского:
Может, мы обидели кого-то зря,
Сбросив пару лишних мегатонн.
Но вы посмотрите, как горит земля
Там, где был когда-то Вашингтон.
Медленно ракеты улетают вдаль
Встречи с ними ты уже не жди
И хотя Америку немного жаль,
У Союза это впереди…
И все это – на фоне громогласных деклараций о безальтернативности мирного сосуществования и о том, что в ядерной войне не может быть победителя. Но генералы и маршалы деловито готовились к совсем другому сценарию. Что же имел в виду генсековский Генштаб под «широким применением ядерного оружия»? Явно не его «тотальное» применение, то есть обмен ударами на полное взаимное уничтожение, в которых будет сразу задействован весь стратегический арсенал обеих сторон. Любой школьник знал, что после такого обмена уже не будет никаких «боевых действий». Их некому будет вести.
Тогда что? Структура ядерных сил обеих «сверхдержав» предполагала их разделение на «стратегические» и «тактические». Четких критериев такого разделения не было ни у одной из сторон, но в первом приближении предполагалось, что стратегическое ядерное оружие предназначено для полного и окончательного решения вопроса о существовании человеческой цивилизации на планете. А вот тактическое предназначено для достижения каких-то частичных, промежуточных военно-политических целей. Существовало даже понятие «ядерное оружие поля боя».
При этом общераспространенными были представления, согласно которым любое прямое военное столкновение между ядерными сверхдержавами, даже самое локальное и периферийное, неизбежно (или с высокой вероятностью) приведет к неконтролируемой эскалации. От применения обычных средств к применению тактического ядерного оружия. И от него – к стратегическому. Они в нас три ракеты – мы в них пять. Они в нас восемь – мы в них пятнадцать. И так – пока стороны не достигнут полного взаимного уничтожения. А заодно – уничтожения жизни на Земле.
Считалось, что сам статус ядерной сверхдержавы для своего поддержания будет толкать обе стороны к тому, чтобы на любой удар противника отвечать более мощным ударом. Не ответить – означало признать поражение, потерять «авторитет». Тот самый, в уголовном, плохом смысле. На этих общераспространенных представлениях в значительной степени и основывалась модель «поддержания стратегической стабильности на основе взаимного сдерживания». Или, если хотите, «взаимного устрашения».
До сих пор считается, что правильно понятый и оцененный обеими сторонами фактор неизбежности (высокой вероятности) эскалации любого прямого вооруженного конфликта между сверхдержавами спас человечество от мировой катастрофы. Именно он удерживал обе стороны от перехода многочисленных «красных линий», возникавших в ходе их глобального противостояния. От действий, которые противоположная сторона восприняла бы как абсолютно для себя неприемлемые. Как посягающие на что-то особенно для нее жизненно важное.
На самом деле «стратегическая стабильность» эпохи Первой Холодной войны в значительной степени мифологизирована. Мир постоянно балансировал на грани глобальной войны. Стороны не упускали случая нагадить друг другу в суп. Участвовали в борьбе за власть десятков «третьих стран». Пропагандой, деньгами, оружием. Да и «зеленые человечки» без опознавательных знаков не в 2014 году появились.
Обе стороны предпринимали открытые интервенции с целью совершения переворотов или, напротив, подавления восстаний. В мире постоянно полыхали так называемые «региональные вооруженные конфликты», межгосударственные и внутригосударственные. Любой из них мог сдетонировать. Ведь там, где запускается спираль политического насилия, грань допустимого переходится легко и практически незаметно. Любую помощь одной стороны своему союзнику в ходе такого конфликта другая сторона могла воспринять как нападение на своего союзника и тоже «оказать ему помощь».
Обе стороны были убеждены в «неискоренимой агрессивной природе противника». В том, что ради захвата ресурсов, политического доминирования, навязывания всему миру своего общественного строя, образа жизни и ценностей противник готов убить большую часть населения Земли. И никакие моральные ограничения и политические институты не удержат его от нанесения первого удара на уничтожение, если он будет уверен, что не получит такой же уничтожительный «удар возмездия». Или сможет ослабить его настолько, что сам уцелеет хотя бы частично.
Поскольку обе стороны были уверены в превосходстве своей общественной системы и обреченности общественной системы противника на глобальное поражение в историческом соревновании, они считали весьма вероятным, что оказавшийся перед лицом неизбежного исторического поражения противник попытается его избежать, развязав войну. По сути дела, обе стороны считали глобальное военное столкновение с историческим оппонентом практически неизбежным.
К применению ядерного оружия любую из сторон мог подтолкнуть неблагоприятный для нее ход неядерного вооруженного конфликта. Так, военная доктрина НАТО предполагала, что в случае танкового прорыва в Западную Европу советских сил, значительно превосходящих силы НАТО, против них будет применено тактическое ядерное оружие. В СССР официально была принята доктрина «ответно-встречного ядерного удара», но на самом деле Генштаб считал достаточным основанием для ядерного удара только лишь предположение, что первый удар может нанести противник.
Поскольку ни одна из сторон не могла быть уверена, что на ограниченное применение тактического ядерного оружия другая сторона не ответит массированной атакой стратегических ядерных сил, обе стороны не оставляли попыток создать оружие, которое могло бы если и не нейтрализовать полностью, то хотя бы значительно ослабить способность противника нанести «удар возмездия». Поэтому вплоть до горбачевской перестройки оказались безнадежными все попытки не только начать процесс разоружения, но даже заморозить вооружения сторон на достигнутом уровне. Все «доперестроечные» советско-американские договоры – это договоры лишь о снижении темпов наращивания вооружений.
Мир неотвратимо сползал к ядерной войне. Предотвратил ее лишь отказ СССР от своих глобальных политических целей, от своей идеологии. От веры в превосходство своей общественной системы. От навязывания ее другим народам и народу собственному. Отказ видеть в Западе угрозу, агрессора, врага. Отказ от противостояния Западу. Вот тут-то и стали возможны успешные переговоры о разоружении. Вот тут-то и стало возможно сокращение ядерных арсеналов сторон на 80%. Российские империалисты называют это геополитической капитуляцией. Но альтернативой ей была ядерная война.
РФ вернулась к глобальному противостоянию Западу тогда, когда у захватившей в ней власть ОПГ отросла своя «идеология» и российские временщики вновь осознали себя «избранниками истории», призванными отправить в мусорную корзину весь этот «западный проект» с его «лживой» демократией, «лживым» гуманизмом, «лживыми» правами человека. Это не было возвратом к советской идеологии. Советская империя претендовала на то, что именно она является истинным законным наследником ренессансно-просвещенческого проекта, наследником 1789 года, провозгласившего «свободу, равенство и братство». Что именно она борется за истинные права человека, гуманизм, демократию. Путинская же ОПГ убеждена, что никаких «истинных» прав человека, гуманизма, демократии не существует в природе. Есть только бабло и грубая сила. И вечные, универсальные законы криминальных сообществ. Путинская ОПГ не претендует на наследие 1789 года. Она его отрицает, подобно Гитлеру.
Идеологическая пропасть, разделяющая путинскую империю и Запад, гораздо глубже идеологической пропасти, разделявшей Запад и советскую империю. Возврат к идеологическому противостоянию потянул за собой и возврат к политике «ядерного устрашения» с ее обязательным спутником – гонкой вооружений. Здесь, правда, тоже есть свои отличия.
Путинская ОПГ, которая обо всех судит по себе, может сколько угодно не верить в наличие у западных элит моральных ограничителей. Но она не может не понимать, что у НАТО нет ни одной причины в случае военного конфликта применять первыми ядерное оружие. Просто в силу подавляющего превосходства НАТО в других видах вооружений. Точно так же путинская ОПГ не может не знать, что ни у одной из сторон как не было, так и нет защиты от массированного запуска старых и ржавых межконтинентальных ракет эпохи Первой Холодной войны. И в ближайшие десятилетия не будет. Точно так же ни у одной из сторон как не было, так и нет возможности уничтожить потенциал «удара возмездия» противника до того, как он будет приведен в действие.
Для сохранения фактора гарантированного взаимного уничтожения не надо придумывать никакого нового супероружия.
Тогда к чему все эти суперракеты, которыми пугает мир кремлевский пахан? То, что показывает Путин, не является оружием массированного ядерного удара на полное уничтожение противника. Это оружие ограниченного ядерного удара, причем удара первого.
Путин готовится отнюдь не к полному взаимному уничтожению. Он готовится к ограниченной ядерной войне, которую он надеется выиграть. Продиктовать условия ее прекращения. Ибо он уверен, что изнеженный Запад будет до конца уклоняться от ее эскалации.
Как и в Первую Холодную войну, остановить сползание мира к ядерной катастрофе может только отказ России от противостояния Западу. Отказ от попыток разрушить международно-правовой порядок. Отказ от защиты права «суверенных» людоедов на произвол и насилие, как в собственных странах, так и на международной арене. Отказ от борьбы с западной демократией.
Однако сил, способных повернуть Россию на этот путь внутри страны сегодня нет. А времени на их вызревание может не хватить. Поэтому первоочередной задачей является формирование широкой международной антипутинской коалиции, осознающей исходящую от Кремля угрозу, готовой встретить удар Путина и на него ответить.
Chechenews.com
09.03.19.