«Волк, нарушив закон, умрет,
Сила стаи в том, что она живет как один волк,
Сила волка – родная стая»
«Законы у диких животных в природе соблюдаются строже, чем людские в мире». – Этими словами начинал свой рассказ мой дед, старый охотник Уцми. – «Я уходил на охоту всегда один. Когда ты остаешься наедине с природой, то наблюдаешь за ее тайнами, понимаешь, какая она есть, видишь и чувствуешь ее жизнь. Ты беседуешь с ней, как с живым существом. Находишь язык взаимопонимания. Она предлагает тебе жить по своим законам. Но человек – бессознательно враг природе. Нетрудно бы понять носителям вреда и бед столь неоценимую ее красоту. Но природа беспощадна к своим обидчикам».
«Трагедии людей, мне кажется, – говорил Уцми, – это наказание за грехи перед природой. Кто когда-либо смотрел вниз, с высоты Телип-корта, никогда не сделает ущерб природе. Я много раз наблюдал окрестности с макушки Телип-корта. Ведь как прекрасно Аллах сотворил природу! В лунную ночь, с вершины горы Телип-корта, как на ладони видно селение Центарой и быстрым течением убегающий вниз родник Яси. Цепляясь за камни, образовывая мини-фонтаны, обходя все препятствия, бежит родниковая речка на равнинную плоскость и тянется через ногайские степи в объятия Каспийского моря.
Всякий раз, спускаясь с вершины Телип-корта, я на мгновение останавливался, делал глубокий вздох и произносил: Как жаль расставаться с такой красотой!».
«Однажды, когда я приблизился к висячему камню, – продолжал рассказ Уцми, – на тропинке, преградив мне путь, стояла стая из пяти волков. Буквально в двадцати шагах от меня волки, небрежно высвечивая клыки, злобно рычали. Я понял, что если не уступлю им тропинку, нам здесь без схватки не разойтись. И освободил им путь, а волки прошли мимо меня, не соблюдая осторожности, будто бы меня здесь вовсе и не было. Не прошло и полчаса, как до меня донесся волчий вой. Примерно на вершине Телип-корта, откуда я недавно спустился. Все это было так сильно похоже на чеченский хоровой зикр, что, остановившись и глядя на луну, любуясь окружающей местностью, я долго слушал пение волков.
И так несколько раз пересекались наши пути. Но однажды настало время выяснить отношения друг с другом. В рюкзаке у меня имелось два пристреленных фазана. Тропинка, на которой мы встретились вновь, была местом опасным для схватки. Придерживаясь за ветки деревца, чтобы не свалиться в обрыв, я освободил им путь, отступил на шаг в сторону, как бывало и раньше при наших встречах. Но вожак резким прыжком загородил мне путь. Опустив рюкзак на землю, я загнал патрон в ствол ружья. Вожак принял стойку, готовясь к прыжку, словно давая мне понять, что не впервой ему участвовать в вооруженной схватке. Затем он немного расслабился, словно говорил, что есть шанс разойтись мирно. И сделал жест головой в сторону своего конвоя. От внезапного броска двух волков к моему рюкзаку, я быстро присел, натягивая к себе ветку, и глазом не успел моргнуть, как от рюкзака остались лишь клочья. Они ушли, взяв одного фазана. Вслед за стаей уходил и вожак. Я долго сидел, словно окаменев, и думал о произошедшем.
Но вновь и вновь ходил я на вершину горы Телип-корта на охоту, и однажды возле старого дуба наши пути вновь сошлись. Но теперь в рюкзаке у меня был только один фазан. Я сразу бросил рюкзак вглубь стаи и немного отошел, но вожак сам приблизился к нему, обнюхал и ушел ни с чем.
С десяток лет в нашем селе не было случая, чтобы волки нападали на скотину. Люди уже отвыкли от угроз лесных хищников, но как-то, раз ночью раздались выстрелы, слышны были крики, что волки трех-четырех овец задушили, двух увели. Я был во дворе, видел двух волков, убегающих с добычей в глубь леса. Не поверите, но на спинах у них были овцы, я впервые видел такое».
«По закону волков – говорил Уцми, – близлежащим селам они не наносят вреда, поэтому я понял, что это не мои друзья, а залетные. Волки с Телип-корта не стали бы нарушать покой своей окрестности. Уйдут ли они незамеченные хозяевами Телип-корта – думал я про свою знакомую стаю. Если вожак на склоне гор смотрит бодрствующим взглядом на свой владения, тогда неизбежна смертельная схватка стаи с незваными гостями. – Не успел я осмыслить ситуацию, как сквозь доносящее тихое пение птиц услышал рев волков. Будто бы дрожала земля под ногами. Верите или нет, мне казалось, что слышу удары лап и вижу блеск сверкающих клыков. И все это длилось минут двадцать.
На рассвете, после намаза, я направился к уже собравшейся толпе людей, которые рассматривали трех убитых волков на склоне горы, где состоялся смертельный бой двух волчьих стай. Внизу у обрыва нашли четвертого искусанного, раненного волка. По своему обычаю, волки не оставляют в живых раненых волков, даже из своей стаи.
Зная их повадки, – говорил Уцми, – я смотрел по сторонам, не укрывается ли где-то «исполнитель»… И не ошибся… Часто выглядывая из леса, нервно метался мой старый знакомый – вожак стаи. И, встретив мой взгляд, – казалось, он только и ждал этого, – он скрылся в лесу, довольный своим поступком.
Люди кинулись к обрыву, кто с вилами, кто с палками, добивать израненного волка. Я понял, что толпу невозможно было остановить просьбами, и сделал два выстрела в воздух, заявив: «Кто сделает еще хоть шаг к волку, клянусь, третий выстрел будет его!». А сам направился к обрыву. Беспомощно стараясь пошевелить головой, лежал раненый волк, истекая кровью. Его тяжелое состояние мне было понятно, но без посторонней помощи я не смог бы донести его домой. Двое молодых людей, догадавшись по моему взгляду,
спустились ко мне: «Мы готовы помочь тебе, Уцми. По всей вероятности, волк защищал наши интересы. Понесем его, если его еще можно спасти». «Я знаю хорошего ветврача. Ему теперь поможет только покой, нужно унести его в мою хижину», – сказал я им. Некоторые односельчане были недовольны тем, что я спасал волку жизнь».
С каждым днем крепла дружба между Уцми и спасенным волком. В селе было много разговоров: одни твердили, что селение Центарой спокойно жило многие годы, так как его охраняли волки с Телип-корта. А другие говорили, что, якобы, Уцми носил в волчье логово Телип-корта мертвые туши овец, коров, и потому, мол, волки охраняли село. Но как бы то ни было, в селе действительно царило спокойствие.
Уцми дал имя спасенному им волку – Турпал. Когда он произносил это имя, волк вскакивал на ноги и настороженно смотрел на своего спасителя, как бы спрашивая: а что дальше? Уцми подносил ему большие куски мяса и воду. И дружно, не мешая друг другу, они трапезничали. Но вскоре настал день расставания. Уцми вместе с Турпалом направился к Телип-корту. Приблизившись к висячему камню, он увидел стоящих в ряд волков, и впереди в стойке – вожака с высоко поднятой головой, словно ожидалась схватка. Уцмию на минуту пришла в голову мысль, что он вскормил и выходил чужого, но, обернувшись к Турпалу, он увидел радость встречи в его сверкающих глазах. И решив, что теперь можно и уйти, он направился чуть выше к роднику, понимая, что его отсутствие не составляет никакой угрозы для Турпала. Со стороны он видел, что стая радостно встретила Турпала, и, повернувшись, ушел домой. Но этим не закончились трагедии его друзей.
В субботний день эхом отдавались выстрелы со стороны Телип-корта. Не прошло двух часов, как по селу разнесся слух, что сыновья Саида убили волчицу и принесли двух волчат. Собравшаяся во дворе Саида толпа дразнила еще маленьких волчат. Уцми подошел к ним, недовольный поступком братьев, ругая их за это. Он ведь всегда предупреждал – волки не прощают. Положив волчат в мешок, Уцми отнес их к логову. «Хотя я знал, – говорил Уцми, – что волки не примут волчат, но надеялся, что увидя меня, оставят их в живых». Но закон беспощаден, спустя неделю охваченный тревогой о судьбе волчат, он вновь пошел к их логову. Его беспокойство оказалось небезосновательным. Умерщвленные волчата лежали у родника. Прошло более месяца. Но волки так и не появились в своем логове – в таких случаях волки навсегда покидают свои жилища.
Как-то поздним вечером Уцми возвращался с охоты, когда навстречу ему вышел Турпал, которого он давно уже не видел. Тот словно звал его за собой, будто хотел что-то ему показать. «Пришел – обрадовано сказал Уцми, – но вот с чем?!».
Волк не на шутку, еле слышно зарычал, требуя от него повиновения, и пошел, повернувшись к нему спиной. Уходя, он вновь и вновь останавливался, зовя его за собой, словно на помощь. « Когда волк направился к сенокосному участку Саида, меня охватили
страх и смятение, – продолжал свой рассказ дедушка. – Недалеко друг от друга лежали убитые сыновья Саида. Сам он был сильно ранен. С полметра от него лежал убитый им старый вожак стаи. Я посмотрел вслед удаляющемуся в глубь леса Турпалу, и сказал чуть слышно: «Что же ты наделал?». Мои опасения оправдались.
Когда в доме Саида люди собрались на похороны, он рассказал:
«Мои сыновья совершили преступление и поплатились смертью. Когда волки напали на сыновей, я хотел помочь, но вожак не подпускал меня, сбивая с ног. Меня они не трогали до той поры, пока я не зарубил вожака, который успел дважды укусить меня перед смертью. Но тут за меня вступился Турпал, он сбил меня с ног, этим предотвращая мою смерть. И не подпустил ко мне других волков. Они уходили врозь. Турпал ушел один».
Уцми говорил: «В полнолунную ночь в доме Саида проходило священное пение – зикр, а со стороны Телип-корта до рассвета доносился волчий вой, удивительно похожий на пение зикр. Будто бы вместе с нами они разделяли нашу боль. Так наша жизнь неразрывно вплетена в ткань бытия. Мы, чеченцы, подобно волкам не прощаем смерти невинно убитых сестер и братьев. И мы также не прощаем предательства. Гордый, непокорный чеченский народ, который хотят сломить, поставить на колени, лишить своего «логова», всех своих законов. Который год его терзают и мучают, хотят просто стереть с лица земли. И как же вы думаете?! Волчья стая не встанет на дыбы?!
Думаете, они не покажут своих клыков незваным, непрошеным гостям, пришедшим со злом? Каждый вожак, не задумываясь, встанет на защиту своей стаи, будет бороться до последнего, потому что, как говорил мой дед Уцми, сила вожака – родная стая, а сила чеченцев – единство, честность, вера и священная родная земля. Земля, которая вся пропитана кровью ее лучших сынов, и горькими слезами матерей.
Еще в 40-е годы, когда чеченский народ ни за что выслали в Казахстан, наши предки, старцы, которые отжили свое, со слезами на глазах и острой болью в сердце, думали лишь об одном, о своей священной земле. Боялись вновь не увидеть ее, боялись быть захороненными на чужбине.
Узнав о выселении, мой дед, Уцми, взял немного земли, завернув в носовой платок, и увез с собой на чужбину. Там он хранил ее многие годы, как самое священное и дорогое, пока не настал последний час его жизни.
А незадолго до смерти он попросил своего сына, моего отца, принести его сверток с родной землей, который долгие годы хранился в его чемодане. Развязав трясущимися руками узелок платка, плача как маленький ребенок, жадно взяв ее в руки, он начал целовать ее и говорить: «Жаль, что мои останки предадут не тебе, но пусть эта горсть первая ляжет на мой саван». Потом, оглядев присутствующих, он медленно повел свой рассказ:
«Мы жили и не подозревали, что нам готовится выселение. Но в одно прекрасное утро пробил наш час. Село оцепили военные – они были всюду: в каждом дворе, на улицах и даже в лесу. Нам был отдан приказ: быстро собираться в дорогу. С собой брать только самое необходимое, ровно столько, сколько сможем унести на руках. Наша пешая колонна, под сопровождением конвоя НКВД двинулись из села по дороге в районный центр.
Дорога шла через лес, минуя другие села. И вот, когда мы дошли до села Ахкинчу-Борзой, идущие впереди остановились без команды конвоя. Раздался голос командира: «Кто дал команду остановить колонну. Эй, там, впереди? Почему колонна остановилась?!». Конвой, идущий впереди, ответил: «Волк преградил нам путь!». «Так застрелите его!».
Турпал, когда человеческая стая остановилась, вероятно подумал, что они рады их встрече, он увидел в их глазах любопытство. Турпал и сам любовался лицами человеческой стаи, он никогда не видел людей в таком в количестве.
Волк приблизился к колонне, и, не испугавшись толпы, сделал несколько кругов перед стоящими на дороге людьми, а затем скрылся в глуши, словно зовя их за собой, к своему логову. Но люди стояли на месте. Турпал тогда вновь вернулся к колонне и опять сделал несколько кругов, показывая им прекрасный танец, сделал несколько прыжков к лесу, повернулся лицом к колонне, посмотрел непонимающим взглядом, будто бы спрашивал:
«Почему стоите? Мы же всегда понимали друг друга, вы должны вернуться к своему логову, что же происходит?».
Идущие впереди поняли, что волк не желает им зла и зовет их с собой. Все его доброжелательные повадки объяснялись тем, что он кого-то искал среди толпы народа.
Танец волка с поднятой головой и вытянутым в трубу хвостом, говорил о дружбе и преданности. О соблюдении всех законов дружбы между человечьей и волчьей стаями.
Люди с восхищением смотрели на волка и завидовали его свободе и красоте. Взгляд Турпала для всех был запоминающейся картиной живой природы.
Турпал искал взглядом своего старого знакомого, Уцми. Взгляды их встретились. Уцми говорил: «Глазами он будто спрашивал меня: «Почему ваша стая уходит? Куда вы? Что случилось? Не стала ли причиной вашего ухода последняя наша схватка?».
Я же, зная, что произойдет в следующую минуту, кинулся к волку. Но не успел сделать и десяти шагов, как автоматная очередь сразила Турпала. «Как глупо! – прошептал я, и, обняв тушу мертвого друга, заплакал: – В чем ты-то виноват?
Все вокруг удивились, особенно конвой, но последовала команда «Вперед!» и колонна двинулась. Я все еще плакал над другом, а чеченцы, знавшие про нашу дружбу, поддерживали меня и, похлопывая по плечу проходя мимо, выражали мне соболезнование.
K огда все прошли, командир, отдавший приказ расстрелять волка, подошел ко мне и произнес:
«Прости, дед, я ведь не знал. Этот волк сопровождал нас еще от самого села Центарой, я просто не понял зачем». И с этими словами он дал приказ солдатам помочь мне похоронить моего друга. И я похоронил Турпала под деревом груши».
«Вот оттуда я и взял эту горсть земли», – закончил он свой рассказ. С этими последними воспоминаниями, оплакивая свою отчизну, он ушел к Аллаху.
Вот что значит священная земля отцов, вот что значит родное логово, родная стая, честь. Так, подобно моему деду, ушли многие из наших предков, не припав к знакомому до боли порогу, не вдохнув в свою грудь чистого горного воздуха, где один запах диких растений говорил о родном и близком, о своем. Это священная земля, ради которой мы сегодня проливаем кровь. И это не первые ручьи крови, и не сегодня это началось. А длится это с далеких прошедших времен, со времен Шейха Мансура и Шамиля.
Если бы наша земля могла говорить – земля, которая нас породила и заберет в свои покои! Сколько кровавых историй она бы поведала нам! О скольких уничтоженных незваными врагами, о трагических судьбах чеченских семей рассказала бы она! Рассказала бы так и столько, что нашим ушам было бы невыносимо больно слушать эту жестокую правду. Мы бы от боли кричали: «Хватит! Довольно!».
Но это – наша история. История, которая напоминает о себе воспоминаниями. Она у нас в сердцах, в крови. И передается из поколения в поколение. Историю деда мне рассказал мой отец, а я передам ее своему сыну.
Сегодня мы боремся, проливаем кровь за простое право. За право жить на земле своих отцов. Каждый кусок земли, каждый камень, деревья, стоящие столетиями, мы защищаем, отдавая самое дорогое, дарованное Аллахом – жизнь.
Потому, что это наше логово. Нет логова – не будет стаи. Пусть эти высокие, мощные горы, на которых есть места, где не ступала нога человека, взмахнут, с помощью
Всевышнего, своим огромным каменным крылом и очистят нашу землю от варваров, напавших на нашу Священную землю, оскверняя ее и уничтожая все живое. Сегодня волчья стая сражается, опаленная пламенем и покрытая кровью. И не успокоится она, пока враги не уйдут с ее родной Священной земли.
Ваха Банжаев
Chechenews.com
24.12.18.