Воспоминания об абреке Зелимхане

Зелимхан.

Это было в апреле 1940 года. Шли школьные каникулы, и я отпросился у отца в гости к Шерипову Зоврбеку в гости в Грозный. Он жил возле республиканского краеведческого музея. Чтобы развлечь, Зоврбек в свободный день повел меня туда.

В музее мне больше всего понравились портрет Зелимхана в полный рост, на коне, смотрящего в бинокль; лежащее под портретом военное снаряжение, уздечка, переметные сумы, подковы, которые отмечали его путь и многие другие вещи. После этого прошло около двадцати лет – лет Великой Отечественной войны, лет несправедливого выселения чеченцев с родной земли, — в течение которых я не мог вновь попасть в музей.

Вскоре после возвращения на родину и восстановления Чечено-Ингушской республики я снова пошел в музей. Однако там не было виденного мной портрета Зелимхана, ни его вещей. Отвечая на мой вопрос, работник музея сказал, что портрет Зелимхана и другие экспонаты были вывезены отсюда. Как бы то там ни было, но когда я в 1960 году снова пошел туда и спросил у завхоза , он ответил, что все вещи привезены из Грузии и хранятся на складе и что вопрос об их установке в музее ещё не решен.

После этого мне очень захотелось узнать, кем же был Зелимхан, по какой причине и после восстановления республики его история замалчивается.

В те годы я узнал, как почитали Зелимхана в нашей республике до 1944 года, до её разрушения. Я узнал о том, что существовали колхоз в Шалинском районе и улица в Гудермесе, носившие имя Зелимхана, что про него был снят фильм, по радио звучали народные песни о нем: «Не забудут Зелимхана чечено-ингушские парни, не забудутся, Зелимхан, твои дела!».
Когда я расспрашивал об этом героическом человеке, от некоторых слышал: «Оставь ты Зелимхана, зачем тебе этот преступник?»
В то время (в1961 году) я спросил своего 75-летнего отца Бакарова Усмана, как же мне найти правду, ведь кое-кто называет Зелимхана преступником. Он сказал мне, что мы поедем на хутор Октябрьский к более чем столетнему старику, хорошо знавшему Зелимхана и который расскажет только правду. Кроме того, добавил отец, этот Саид просидел три года за то, что принимал Зелимхана и его семью.

В праздничные дни мая того же года 1961 года мы с отцом и махкетинцем Чолтаевым Магомедом поехали в гости к ГумхаджиевуСаиду.

Старик плохо видел, мало двигался, но зато его хозяйка. Крепкая старушка, была в добром здравии. После приветствий мой отец заговорил:
-Саид, говорят, что ты с семьей из-за Зелимхана провел три года в Сибири. О Зелимхане говорят, что это был неповторимый борец за свободу, другие называют его преступником. Я знаю, что ты говоришь только правду. Расскажи, что ты о нем знаешь.

Тогда Саид начал свой рассказ:
« Это было во время зимних холодов. Зелимхану оставалось жить на свете только три года. Вечером я ухаживал за конем и быком, когда раздался крик:
— Саид, выйди во двор!
Я увидел двух лошадей и всадника. По пару, как туман поднимавшемуся над лошадьми, я понял, что всадник приехал не случайно. Открыв ворота и выйдя на улицу, я узнал Али, сына Заки из Харачоя.

На мой вопрос: «Ты по делу?» — он ответил:
_- Нет, меня прислали. Сегодня уже третий день, как Зелимхан сидит в горной пещере, окруженной тройным кольцом. Нет человека, который отважился бы подойти к ней. Царский генерал арестовал харачойских старшин. Среди них Абдулхажи, сын Киби, Зайпулла, сын Гонуки, хаджи Атабай, сын Алхаса и другие. А еще генерал ухнал, что Зелимхан никому не доверяет, так как тебе. Поэтому, если ты не поедешь со мной в генеральскую крепость, тебя все равно поведут силой.

Я рассердился и сказал:
-Пусть онемеет язык у того, кто меня выдал!
Не заходя больше в дом, я сразу, прямо в рабочей одежде поехал в горы на приведенном всадником коне.

Когда, растолкав солдат, я подошел к генералу, сидевшему возле большого костра на окрашенной в темно-коричневый цвет бурке, он встал, протянул мне руку и начал говорить через стоявшего рядом переводчика:
-Я узнал, что находящийся у меня в «кармане» враг государя Зелимхан, кроме тебя, никому из харачоевцев не верит. Пойди сейчас в эту пещеру и расскажи ему про здешнюю обстановку; посмотри на тройное окружение пещеры и на те две бочки с нефтью (они готовились напустить в пещеру дыма), вот у нас здесь отряд из тысячи человек, и я получил известия о том, что сегодня подойдет еще столько же. Когда все это расскажешь, предложи, чтобы этот твой знакомый выходил из пещеры, а то мы его разнесем на куски.
Ответить ему на это было нечего, но, чтобы односельчане поняли, что я догадался об их предательстве, я сказал генералу:

— И Зелимхан, и эти стоящие вокруг мои односельчане знают, что я не предам, даже если меня сравняют с камнями ущелий. Меня выдали либо для своего благополучия, либо для твоего блага. Ничего, не поделаешь, я готов.

Сказав «Иди!», он толкнул меня в спину, но вдруг остановил нас и приказал переводчику вернуться.
— Пойди, проведи его и покажи ему всю нашу силу, — с этим и отправил нас генерал.

Переводчик, показывая мне войско и его приготовления, от себя добавил:
— Они, как лису, задушат его дымом и вытащат оттуда. Скажи ему, что лучше выйти живым, — это зависит от тебя.
С криком «Зелимхан! Зелимхан!» — я с неохотой вошел в пещеру.
— Стой! Ты кто? – раздался оттуда голос.
Это я, Саид, сын Гумахаджи, — отозвался я.
-Заходи, заходи, — он вышел мне навстречу, убрав лежавший поперек дороги сноп осоки, и обрадовано провел меня вглубь пещеры.

Там лежали сушеный курдюк, краюшка хлеба, немного воды в черепке, боевое снаряжение, черная бурка и деревянное полено вместо подушке. Зелимхан сказал, что я самый желанный гость и спросил, с чем я пришел.

-Да, Зелимхан, я принес такие радостные вести, что радостнее и не придумаешь. Сейчас пещера окружена тройным кольцом. Генерал говорит, что это кольцо он держит уже три дня. Меня подослали как самого доверенного, самого близкого к тебе человека. Перед пещерой стоят двое саней соломы и две бочки нефти. Кроме того, три человека из твоих врагов держат оружие наготове. Сегодня должен подоспеть еще один тысячный отряд солдат.

Зелимхан очень спокойно расспрашивал меня обо всем. В конце просил, вырос ли Абаз и здоров ли он, здорова ли хозяйка. Можно было подумать, что я пришел к нему в гости. Я очень удивился этому железному спокойствию в таком сложном положении.
— Саид, — сказал он мне, — посоветуй мне, как поступить.

Я предложил Зелимхану выйти вместе со мной к ним. Он коротко ответил:
— Знаешь что, скажи этому генералу, пусть ко мне в пещеру принесут бумагу из Тифлиса с подписью и печатью верховного наместника. До прихода бумаги я буду оставаться здесь, а когда придет – выйду. Там должно быть дано обязательство выпустить из царского застенка людей, попавших туда из-за меня и моих товарищей. Кроме того, они должны привезти Указ об уравнивании прав богатых и бедных. Вот тогда и я, и мои товарищи готовы сделать то, что они скажут.

Когда это было передано генералу, он вышел из себя, приказал мне немедленно вернуться назад и сказать Зелимхану, что он у него в кармане, которого он поймает или этот каменный обрыв взлетит на воздух.
Было очень хорошо видно, что в случае поимки Зелимхана живым, генерал стал бы большим начальником, и он очень надеялся на это. Кроме того, у него в мыслях были деньги, которое обещало государство за живого Зелимхана.

Я снова нехотя возвратился в пещеру. Сильно смягчая слова генерала, я сказал Зелимхану, что ему обещали дать лет пять, что его оставят в живых, что никакой силы к нему применяться не будет.
— А бумагу он даст? – спросил Зелимхан.
Когда я сказал, что не даст, но что генерал дает нам слово, Зелимхан отрезал:
-Этих слов мы много слышали, Саид, они все похожи на слово, которое голодный волк дает барану. Дальше можешь не говорить.

Потом Зелимхан засмеялся и сказал:
— Саид, знаешь, что скажи генералу, что даже если он приведет сюда всю царскую армию, он меня не поймает и пусть меня остерегается. Я трижды предупреждал офицера, который гонялся за мной до него: не трогай людей, много не болтай, а то убью. Он не послушался и пришлось его убить. Еще раз меня окружат – убью этого генерала.
Я снова обратился к Зелимхану с предложением: у меня и моих рдственников найдется больше тысячи баранов, больше ста корову.

Мы продадим их и сделаем так, чтобы тебе дали малый срок.
— Хорошо, Саид, — сказал он. – Ты будешь доволен, если я, не давая убить себя, уйду, сотворив утреннюю молитву по пограничной зоне между нами и макажойцами? Выходя, я выстрелю два раза из кремниего ружья. Генералу известен этот звук. После него он не будет долго морозить этих всех людей и отпустит их. И еще. Виноват я или нет, но если там среди моих врагов находится Хаджи , то передай ему мои слова: «Хаджи, ты видишь этот день!» А с генералом я поговорю у него дома или постараюсь или постараюсь встретиться с ним на дороге, ведущей в Грузию.

Я его спросил, почему он так уверен, что ему удастся выполнить все это.
— Саид, как ты знаешь, я не шейх, — сказал Зелимхан , — вчера ночью, уверенный, что никто не знает, где я, пришел сюда и, сильно уставший, заснул. В сонном тумане передо мной возник мой отец Гушмаза и сказал: «Сын, ты знаешь, что ты окружен? Ты не растерялся?» Мгновенно просыпаюсь, бегу к выходу из пещеры и четырежды стреляю из ружья. Против меня начался бой. Тут я понял: если теперь мое время подошло – делать нечего. Но раз уж умирать. То это надо делать достойно, иначе нашим детям будет стыдно перед людьми, — успокаивал меня Зелимхан.

— Зелимхан, я знаю, что после смерти отца и двух братьев, гибели лучших лрузей ты всегда ускользаешь от нескольких отрядов, окружающих тебя. Но когда-нибудь ты попадешь в такое положение, как сейчас, в пещере? – спросил я.

— В ночь, когда я, много ночей не спавший, проделал ход под стеной тюрьмы и бежал; в ночь, когда я остался в окруженном селе над Сунжей; в день, в день, когда были убиты отец, братья, друзья; когда семью увозили из Ингушских гор, говоря, что ведут убивать; я не столько расстраивался, сколько тогда, когда в один день, проходя через Малхистойский лес, я не выполнил просьбу встретившейся мне по дороге плачущей женщины, — рассказывал он.- Попросив разрешения у товарищей, я быстро отправился в путь в Ингушетию проведать семью и встретил идущую под холодным ветром молодую женщину, которая плакала.

Извинившись, она попросила, чтобы я попробовал отобрать ее малыша у спускавшихся по склону двух мужчин. Спуститься на лошади было невозможно, и я, отдав женщине поводья моего коня, пошел вниз по следам, видневшимся на снегу. На небольшой поляне я нагнал их. На мои слова отдать ребенка, один из них зло отозвался: «А тебе какое дело?». Когда я рассказал им о просьбе женщины, они остались безразличны.

Я три раза повторил мою просьбу, именем Аллаха. После этого я с божьего позволения сказал, что убью их обоих, если они не положат ребенка. Оба отнеслись к моим просьбам презрительно и я не поверил своим глазам, когда один из них подбросил ребенка вверх, как мяч, а другой разрубил его пополам. Потом они пустились наутек, но я обоих уложил на месте.

Ничего и никогда меня не потрясло в жизни, как вид половинок ребенка, завернутого в полы бешмета в тот день, Саид – закончил свой рассказ Зелимхан, отвечая на мой вопрос.

Зная о холоде и о том, что к костру подпускаются только офицеры, я не торопился выходить из пещер

***