Долгие десятилетия международная линия Кремля в первые годы холодной войны рассматривалась как череда разрозненных и неуклюжих шагов, которые привели к потере авторитета СССР на мировой арене. Но так ли это на самом деле?
В одной из последних книг Виктора Суворова «Против всех» период 1945–1953 годов получил недвусмысленную оценку: «После завершения Второй мировой войны… вся внешняя политика Сталина оказалась провальной».
Если она была таковой, то почему население «социалистического лагеря» за эти годы выросло в несколько раз? Не являлись ли инициативы Кремля единой цепью последовательных операций, которые позволили Кремлю увеличить влияние?
Это не была схватка за господство в Евразии (книгу с таким названием выпустил американский историк Альфред Рибер): благодаря кровавой многоходовке Сталин вплотную подошёл к захвату всей планеты. Шахматный термин «гамбит» как нельзя лучше описывает эту комбинацию: дебют, в котором одна из сторон жертвует фигуры для обострения игры, быстрейшего развития или захвата центра, то есть середины поля. Символично, что название «Китай» переводится с китайского как «центральное государство» или «срединная империя». Европейцы в этом отношении не согласны с китайцами, как показывают такие географические термины, как «Ближний» и «Дальний Восток». Сталин попеременно боролся за оба названных центра поля.
Первый этап холодной войны можно условно разделить на две стратегические операции отвлечения сил наиболее вероятных противников. Первая из них – пятилетка помощи Мао в 1944–1949-м: вторжение в Синьцзян, нажим на Турцию, попытка расчленить Иран, поддержка греческих коммунистов в гражданской войне, блокада Берлина и угрозы Югославии. Второй период был короче (1950–1953), но более кровавым. Он состоял из двух военных вмешательств: полномасштабной войны в Корее и поддержки оружием Хо Ши Мина. На сей раз силы и внимание американцев и французов Сталин оттягивал от потенциального европейского театра военных действий, чтобы облегчить замышляемый им поход к Гибралтару.
Одновременно с этим, перемещая давление с востока на запад или с запада на восток, Сталин надеялся поразить США через Север, и подбирался к Новому Свету через Арктику.
Восточно-Туркестанский отвлекающий манёвр
Первым актом этой мировой драмы стало советское вторжение в Синьцзян-Уйгурский автономный район Китая, где в тот момент правил китаец Дубань (Шень Шицай). Он превратил этот регион в 1933–1941 годах в сталинский протекторат благодаря военной помощи СССР, а затем, когда тот попал в беду, избавился от его опеки и подчинился Гоминьдану. Сталин в 1934 году помог Дубаню подавить восстание мусульман, а уже с весны 1943 года начал готовить мятеж мусульман против своего бывшего ставленника, то есть против засилья китайцев. О дальнейшем вспоминал Чан Кайши: «…Москва стала подстрекать казахских кочевников в Советской России и на принадлежащих Синьцзяну южных склонах Алтая совершать набеги на пограничные районы, инсценируя инциденты, которые должны были послужить предлогом для новой агрессии». Лидером просоветских боевиков на южном Алтае стал Оспан-Батыр, который после встречи с Чойбалсаном начал получать из Монголии стрелковое вооружение и боеприпасы.
Основные события, как свидетельствовал Чан Кайши, произошли в западном Синьцзяне: «В ноябре 1944 г. тайные советские агенты вместе с известным числом местных коммунистических элементов, подпольными путями получив из СССР оружие, внезапно напали на Или (ныне – Кульджа, город в Или-Казахском автономном округе Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР. – РС) и, овладев городом, а также расположенным на его окраине аэродромом и другими военными объектами, провозгласили марионеточный режим под названием «Республика Восточного Туркестана» (ВТР)». Её лидером стал узбек Алихан Тура, но фактическое руководство осуществлялось НКВД.
Выступление было направлено против союзника США – Гоминьдана, и 15 апреля 1945 года американский посол Гарриман при встрече спросил хозяина Кремля о том, какие вести поступают из Синьцзяна, и вождь не только скромно умолчал о собственной роли, но и переврал масштабы происходившего на порядок: «…продолжается восстание уйгурского населения, поднявшегося на борьбу против притеснений китайцев, которые составляют в Синьцзяне лишь 5% населения. …Уйгуры имеют в своём распоряжении 300–400 человек, а китайцы – 600. Вот и вся большая война…»
Сталин не хотел, чтобы США увеличивали военную помощь Чан Кайши или просто раскусили советский план – отвлечь силы Гоминьдана от попыток освободить Маньчжурию. Кремлёвский горец регулярно получал сообщения об учинённом его спецслужбами мятеже, а 29 апреля Берия и Вышинский сообщили ему, что личный состав армии «Восточно-Туркестанской Республики» составляет уже 9300 человек. Китайцы же, по данным советской разведки, стянули в регион 80 тысяч бойцов.
После ряда поражений Чан Кайши пошёл на переговоры, региону была дана фактическая автономия, было создано коалиционное правительство, в котором контрольное большинство представляли собой люди Москвы.
Этой маленькой победоносной «гибридной» войной Сталин оказал Мао отнюдь не малую поддержку. Во-первых, на это направление было оттянуто несколько десятков тысяч солдат Гоминьдана, что в условиях, когда победа китайских коммунистов висела на волоске, являлось ощутимой помощью. Во-вторых, захват Сталиным северного Синьцзяна подорвал авторитет армии Чан Кайши. В-третьих, создание ВТР лишило Гоминьдан ценных природных ресурсов, расположенных на этой территории. Кроме того, Кремль создал ещё один путь или как минимум перевалочный пункт для доставки советской помощи Мао Цзэдуну по земле или, если это не удавалось, воздушным путём.
Западно-азиатское советское давление
Одной точки воздействия на ведущие державы свободного мира в схватке за Поднебесную было явно недостаточно, и следующим пунктом отвлечения внимания и сил союзников-противников стала Турция. Её нейтралитет долгое время вызывал недовольство Рузвельта и Черчилля, что обсуждалось на конференции в Тегеране в конце ноября 1943 года. Большая тройка решила принудить Анкару вступить в войну против Рейха, но Сталин не стал выполнять эту договорённость, вместо чего начал масштабную подготовку Закавказского военного округа, а также Наркомата как иностранных, так и внутренних дел к давлению на юго-западную соседку СССР. Печати были даны указания ужесточить тон публикаций о Турции.
Как пишет историк Джамиль Гасанлы, «…в мае 1944 года безо всякой необходимости началась депортация коренного тюркского населения Крыма, и на фоне ухудшения отношений с Турцией это носило характер чистки черноморских берегов от возможной пятой колонны», а в ноябре 1944 года из Грузии были выселены турки-месхетинцы.
30 сентября 1944 года Вячеслав Молотов начал дипломатическое наступление на Анкару, в беседе с турецким послом жёстко отчитав его за дружественный Германии нейтралитет в 1939–1944 годах: «Есть вещи, на которые нельзя закрывать глаза. (…) В советско-турецких отношениях были моменты, которые оставили неприятный осадок». Критика носила неприкрыто манипулятивный характер: СССР примерялся к Черноморским проливам. Притязания на контроль над ними Сталин заявил на встрече с Черчиллем в Москве в октябре 1944 года, а четыре месяца спустя – на Ялтинской конференции, после чего лидеры Англии и США заявили, что обдумают вопрос.
Дипломаты Британии и Америки ещё не успели выработать совместную позицию по советским претензиям на Босфор и Дарданеллы, когда Сталин решил отвлечь их от Китая с помощью давления ещё и на Иран.
26 февраля 1945 года на встрече с персидским послом Меджидом Ахи Молотов высказал советские требования о создании нефтяных концессий СССР в северной части страны, которую тогда всё ещё занимала Красная армия, вошедшая туда в 1941 году.
Через месяц Москва в одностороннем порядке денонсировала советско-турецкий договор о дружбе и нейтралитете 1925 года, до истечения срока действия которого оставалось менее года.
1 июня Сталин подписал постановление ГКО №9168 «О геологоразведочных работах на нефть в Северном Иране», а через неделю Молотов в беседе с турецким послом Селимом Сарпером ошеломил его заявлением о том, что СССР хочет присоединить часть земель к Грузинской и Армянской ССР. Несмотря на окончание войны, Красная армия оставалась в союзной ей Болгарии, которая также не провела полномасштабную демобилизацию. 6 июля Политбюро приняло решение с откровенным названием «О мероприятиях по организации сепаратистского движения в Южном Азербайджане и других провинциях Северного Ирана», в том числе Курдистане.
Исключительно напряжённо вопрос Турции и Черноморских проливов обсуждался на Потсдамской конференции, где требования советской стороны не были удовлетворены.
Сталин изображал одержимость доступом к Средиземному морю, для чего имитировал незатейливую уловку. Черчилль вспоминал, что во время банкета вождь стал собирать автографы у присутствующих (то есть подлизываться к ним): «Сталин подмигивал от удовольствия и хорошего настроения. Я налил бренди в маленькие бокалы для красного вина и посмотрел на него в упор. Мы оба выпили до дна одним глотком и взглянули друг другу в глаза в знак признания. После паузы он сказал: «Если вы не можете согласиться предоставить нам военный порт в Мраморном море, не могли бы мы получить военную базу в Дедеагаче?», то есть Александруполисе – городе греческой Фракии вблизи Болгарии и Турции на побережье Эгейского моря. Черчилль и на это не согласился, но решил, а главное, сообщил союзной сверхдержаве, что ближайшая угроза демократии – в этом регионе.
Сталин с осени 1944 года и далее нагнетал конфронтацию с США по турецкому вопросу преимущественно через лидеров Англии. Во-первых, последним был в большей степени, чем руководству США, присущ европоцентризм, в том числе потому, что угроза проникновения Советов наблюдалась в относительной близости от британских островов. Во-вторых, при опосредованном давлении вырастает шанс того, что смысл отвлекающего манёвра не поймёт тот, кого эта провокация и призвана отвлечь.
Одновременно усиливалась советская активность в Северном Иране, где 12 декабря 1945 года была провозглашена Демократическая Республика Азербайджан, а СССР затягивал вывод своих войск, что должен был сделать по договору с Британией. Более того, 3–4 марта 1946 года началась переброска советских танковых бригад в Северный Иран, а часть тамошнего советского контингента направилась в сторону центра Персии. Советские танковые соединения в Болгарии устремились в направлении турецкой границы. Курдские племена в Иране провозгласили автономию от Тегерана – Мехабадскую Республику, которая до сих пор почитаема курдскими политическими активистами как пример государственного строительства.
Обычно попытку Сталина взять под контроль этот регион рассматривают как желание получить в своё распоряжение тамошние запасы углеводородов.
Уже весной 1946 года это вызвало недоумение заместителя министра иностранных дел Максима Литвинова, что отразилось в его отчёте начальству: «Мы могли бы получить иранскую нефть, не прибегая к таким сильным средствам, как нарушение договора, вмешательство во внутренние дела и т. п.»
Однако, настоящие цели Кремля становятся яснее в связи со свидетельством Павла Судоплатова об активности спецслужб в отношении племён горцев многочисленного народа, разделённого границами: «Мы… были заинтересованы в использовании курдов в проводимой нами линии по ослаблению английского и американского влияния в странах Ближнего Востока… В Москве полагали, что [вождь повстанцев] Барзани сможет сыграть… важную роль в свержении проанглийского режима в Ираке. И кроме того, что особенно важно, с помощью курдов мы могли надолго вывести из строя нефтепромыслы в Ираке (Мосул), имевшие тогда исключительно важное значение в снабжении нефтепродуктами всей англо-американской военной группировки на Ближнем Востоке и в Средиземноморье».
Вашингтон и Лондон не преминули ответить на вызов. 5 марта США вручили советской стороне ноту, а Черчилль произнёс Фултонскую речь. В Международный женский день последовала вторая американская нота, тем более что в Вашингтон поступили сведения, что Советы перебрасывают войска ещё и в Болгарию, то есть к европейским границам Турции. Американский посол в Анкаре сообщал в МИД, что нападение на Турцию может произойти во второй половине апреля.
Трумэн отдал приказ привести наземные войска и ВВС в состояние боеготовности, а также направил в Москву ультиматум, где пригрозил СССР войной. Текст этого предупреждения до сих пор не найден, хотя президент США впоследствии свидетельствовал: «Когда Сталин отказался вывести войска в установленное время, я известил его, что в этом случае я сам приплыву в Персидский залив».
Для Кремля было важно, чтобы Трумэн не приплыл в Жёлтое море и 24 марта 1946 года. Сталин дал приказ о выводе советских войск из Ирана.
6 апреля 1946 года самый мощный на планете американский линкор «Миссури» прибыл в Стамбул, однако СССР продолжал дипломатическое давление на Турцию. Традиционно назначение Жукова начальником Одесского военного округа 9 июня 1946 года воспринимается как часть его опалы. Не исключено, что это была имитация серьёзности намерений Москвы в отношении Стамбула.
Манипуляция сработала: в конце июня 1946 г. Трумэн, учитывая угрозу войны в Западной Азии, приказал приостановить военные поставки Гоминьдану товаров по программе Агентства оказания помощи странам, пострадавшим в результате Второй мировой войны, что вызвало раздражение Чан Кайши, поскольку тем самым Вашингтон пытался принудить его к переговорам с Мао Цзэдуном. Стратегия умиротворения коммунистов в Поднебесной провалилась, и, получая советскую помощь, КПК сумела выстоять.
Войну нервов на турецком направлении Сталин с разными периодами интенсивности и остроты вёл до 1948 года.
Средиземноморье, греческий рычаг
Давление в Средиземном море с прицелом на Атлантику и Африку Кремль оказывал в ряде пунктов. Малоизвестный факт: на Потсдамской конференции Сталин выразил желание «освободить», как лирический герой известного стиха Михаила Светлова, «землю Гренады»: «…Режим Франко в Испании навязан испанскому народу Германией и Италией. Он таит глубокую опасность для свободолюбивых Объединённых Наций».
В этом случае даже Черчиллю и Трумэну было очевидно, что сталинский испуг наигран, и, не получив поддержки партнёров для захвата Пиренейского полуострова, глава СССР обратил взоры англоязычных собеседников на пески Сахары. Он дал понять на том же мероприятии под Берлином, что претендует на контроль над частью колоний поверженной Италии. Вопрос был передан на совещание министров иностранных дел, которое прошло осенью в Лондоне, о чём сохранились воспоминания Шарля де Голля: «…Англосаксы заговорили о полной государственной независимости Ливии, а французы предложили передать эту территорию под опеку Италии под эгидой Организации Объединенных Наций, Молотов потребовал для России мандат ООН на Триполитанию (северо-запад Ливии. – РС). При этих словах у Бевина и Бирнса перехватило дыхание, заседание было прервано…»
Молотов окончательно снял вопрос о Триполитании в ходе второй сессии совещания министров иностранных дел в Париже 27 июня 1946 года – как раз тогда, когда Трумэн приостановил помощь Чан Кайши.
Однако, успех 1944–1946 годов был не окончательным, до победы Мао было ещё далеко, и Сталин решил отвлечь силы американцев и их союзников кровью.
В Греции Сталин осторожно относился к поддержке вооружённой борьбы тамошних коммунистов. Помимо прочих источников информации, ГРУ 26 июля 1944 года забросило на территорию Греции группу из шести человек во главе с подполковником Григорием Поповым, которые стали советской миссией при штабе коммунистических отрядов ЭЛАС.
После входа Красной армии в Софию в конце сентября 1944 года красные партизаны Эллады направили через болгарское военное министерство командованию 3-го Украинского фронта челобитную – приглашение прогуляться до Афин.
Однако у Сталина были на тот момент свои планы по разделу Европы, и уже 9 октября он обещал Черчиллю, что оставит себе в Греции только 10% влияния, а остальные 90% отдаст англо-американцам, в обмен на это получая доминирование в Болгарии и Румынии.
Не зная об англо-советских договоренностях, греческие коммунисты попытались спровоцировать вступление армии «старшего брата» в собственную страну. Это вызвало раздражение Сталина, о чём свидетельствует его телефонный разговор с Георгием Димитровым 10 января 1945 года: «Я советовал, чтобы в Греции не затевать эту борьбу. Люди ЭЛАСа не должны были выходить из пр-ва Папандреу. Они принялись за дело, для которого у них сил не хватает. Видимо, они рассчитывали, что Красная армия спустится до Эгейского моря. Мы этого не можем делать. Мы не можем послать и в Грецию свои войска. Греки совершили глупость».
Однако наказание за это и следующее проявления своеволия не последовало, и Сталин относительно спокойно смотрел на то, как Югославия с 1946 года снабжала греческих коммунистов оружием и боеприпасами. Уже в сентябре первого послевоенного года Афины обратились к западным странам с просьбой об оказании военной и экономической помощи.
На тот момент у СССР были все возможности довести гражданскую войну в Элладе до победы красных, причём формально даже оставаясь в стороне. Греция обладала протяжённой границей с двумя советскими сателлитами – Болгарией и Албанией, а также с ещё союзной Кремлю Югославией. Тем не менее Сталин, с 1947 года подпитывая вооружённый конфликт на Балканах поставками вооружений и материалов со стороны союзного или дочерних европейских режимов, делал это так, чтобы чаша весов не склонялась ни на ту, ни на другую сторону.
В результате 12 марта 1947 года Трумен провозгласил свою доктрину. Президент открыто заявил о необходимости незамедлительной военной, материальной и финансовой помощи Афинам и Анкаре в размере 400 миллионов долларов до 30 июня 1948 года и преподал конгрессменам урок географии: «Необходимо посмотреть на карту, чтобы понять, что выживание и целостность греческой нации имеют серьезное значение в намного более широкой перспективе. Если бы Греция подпала под контроль вооруженного меньшинства, этот эффект мог бы распространиться на её соседа Турцию. Беспорядок и анархия могли бы распространиться по всему Ближнему Востоку. Кроме того, исчезновение Греции как независимого государства оказало бы большое влияние на свободные страны Европы, восстанавливающиеся после войны. Это будет подлинной трагедией, если эти страны, которые так долго боролись за свою свободу, потеряли бы её».
До конца гражданской войны в Греции Соединённые Штаты поставили Афинам свыше 4 тысяч орудий и миномётов, 90 тысяч бомб и ракет, 160 тысяч единиц стрелкового автоматического оружия, почти 8 миллионов артиллерийских снарядов и мин.
Давление на НАТО через Элладу Сталин прекратил с потрясающей хронологической откровенностью, свидетельствовавшей о его реальных целях. 1 октября 1949 года в Пекине было торжественно объявлено о создании КНР, а 15 октября находящееся в изгнании коммунистическое «временное демократическое правительство» Греции опубликовало постановление об окончании вооружённой борьбы.
Нажим на сердце Европы
Поскольку Средиземноморье и Западная Европа представляли собой крайне важные регионы для США в стратегическом отношении, то одной Греции в операции отвлечения от Китая было мало, и Сталин решил побряцать оружием в самом сердце континента.
Нарастающие противоречия между советской и западной зонами оккупации Германии были использованы для провокации. 31 апреля 1948 года СССР ограничил транспортное сообщение между Западной Германией и Западным Берлином, а переброску военных железнодорожных составов вообще запретил. Поэтому, не дожидаясь разрешения правительства, американский военный комендант в Германии Люциус Клей приказал доставлять все «запрещённые» грузы по воздуху. Этот «малый воздушный мост», установленный в начале апреля на три дня, укрепил Кремль в правильности выбранной тактики, и в июне Советская армия устроила уже полноценную блокаду западной части немецкой столицы, продолжавшуюся почти год – до 11 мая 1949 года.
Одновременно с этим Сталин перевёл советско-югославский конфликт в острую фазу. На втором совещании Коминформа, прошедшем также в июне 1948 года, Тито открыто обвиняли в «измене коммунистическому движению», «троцкистском перерождении» и «буржуазном национализме». Западная общественность была осведомлена о том, что за каждое из таких прегрешений в других странах соцлагеря обычно следовал расстрел, а в лучшем случае – многолетнее заключение, поэтому в европейских газетах стали появляться тревожные прогнозы. Междоусобные споры о том, чей социализм правильнее, грозили перерасти в полномасштабное вооружённое столкновение. Возможность новой войны на берегах Средиземного моря стала одной из причин, по которой в Ливии оставалась внушительная американская группировка.
В качестве средства сдерживания Москвы Трумэн приказал 15 июля 1948 года направить на территорию Великобритании две эскадрильи «летающих суперкрепостей» В-29, способных нести ядерное оружие. В это же время войска Чан Кайши продолжали испытывать острую нехватку авиации – как боевой, так и военно-транспортной.
При этом все 1940-е годы поддержка Советским Союзом китайских коммунистов была осторожной и строго дозированной, до 1944 года – чтобы не вызвать ответных мер Японии и не ослаблять её борьбу с США, с 1945-го – чтобы не вызвать зеркальных шагов Вашингтона. Ограниченность помощи для Мао даже вызвала у ряда учёных гипотезу, согласно которой глава Советского Союза вообще не желал победы КПК, опасаясь «китайского титоизма». В таком случае не вполне ясно, зачем Кремль вообще поставлял коммунистам оружие, боеприпасы и хозяйственные товары. Кроме того, вряд ли можно считать случайностью то, что все три наиболее важные стратегические наступательные операции НОАК пришлись на середину Берлинской блокады: Ляошэньское сражение (12 сентября – 2 ноября 1948 года), Хуайхайская битва (6 ноября 1948-го – 10 января 1949 года), Пекин-Тяньцзиньская операция (29 ноября 1948-го – 31 января 1949 года).
31 января 4-я полевая армия НОАК торжественно вошла в Пекин через ворота Сичжимэнь. Стало ясно, что поражение Гоминьдана – вопрос месяцев, и 11 мая блокада Берлина была снята.
Павел Судоплатов свидетельствовал, что перед многоходовкой в треугольнике Берлин – Лондон – Вашингтон все риски были тщательно взвешены: «…Мы знали, что у американцев не было нужного количества атомных бомб, чтобы противостоять нам одновременно в Германии и на Дальнем Востоке, где решалась судьба гражданской войны в Китае. Американское руководство переоценило нашу угрозу в Германии…»
Кроме того, в ходе воздушного моста как военно-транспортные самолёты, так и бомбардировщики США и Британии вырабатывали, то есть растрачивали свой моторесурс (который мог бы быть использован в Третьей мировой). Всего было совершено 280 тысяч рейсов.
После снятия блокады Берлина 27 июня 1949 года довольный Сталин на приёме коммунистической делегации китайских товарищей отчитался о проделанной работе: «Центр революции с Запада переместился на Восток, а сейчас он переместился в Китай и Восточную Азию».
Вьетнамская трясина для Парижа
Первая Индокитайская война, когда Жюль-Венсан Ориоль боролся за сохранение колоний, начала тлеть без указаний Москвы. В 1945 году местные коммунисты самовольно временно распустили компартию, чтобы вступить в союз с национал-демократами, результатом чего стало провозглашение Демократической Республики Вьетнам (ДРВ). Политическое противостояние с французской администрацией постепенно перешло в полномасштабные боевые действия. Хо Ши Мин пытался завязать контакты с СССР ещё с 1945 года, но его телеграммы оставались без ответа. Летом 1948 года между эмиссарами ДРВ и СССР были налажены каналы дипломатической связи, по которым вьетнамская сторона просила оружия, но пока что его не получала. Зато посильную поддержку «младшим братьям» оказывало руководство Компартии Китая – в частности, инструкторами военного дела, а также разведданными. Вскоре в Пекине решили посоветоваться с Кремлем.
В октябре 1948 года Сталин намекнул Мао, что прямые военные поставки из СССР во французские колонии возможны после победы коммунистов в гражданской войне в Поднебесной: «Вашу телеграмму от 22 сентября 1948 года получил. Поднятые Вами и Компартией Индокитая в этой телеграмме вопросы ЦК ВКП(б) считает целесообразным возбудить, когда Вы будете в Москве. Надеемся, что до этого времени Вы сможете оказать нужную помощь товарищам из Индокитая».
С одной стороны, поставки от Мао оружия должны были помочь ДРВ удержаться на плаву, с другой, согласно стратегии Кремля, до триумфа КПК в Поднебесной не следовало привлекать лишние силы и внимание «капиталистов» к Восточной Азии. Но и выводить французскую армию из войны в Индокитае, то есть возвращать её в Европу, Сталин не намеревался: рука Москвы в Париже – французская компартия – выступала за территориальную целостность своей великой родины, «против индокитайского сепаратизма».
1 октября 1949 года была провозглашена КНР, 2 октября её признал Советский Союз, затем Мао приехал в Москву, а Хо Ши Мин в январе 1950 года тайно направился в Пекин (где узнал о том, что СССР официально признал ДРВ). В феврале он конспиративно прилетел на поклон к Сталину. Хрущёв вспоминал, что глава вьетнамских красных произвёл на него впечатление идейного коммуниста: «…В его взгляде была даже какая-то детская наивность. Он подкупал своей… убежденностью в правоте… Каждое его слово подчеркивало, что коммунисты являются братьями по классу и, следовательно, разговор между ними должен быть самым искренним и самым честным. Хо Ши Мин поставил вопросы оказания материальной помощи вьетнамцам вооружением. (…) Во время одной из бесед Хо достал из портфеля советский журнал («СССР на стройке», № 11 за 1949 г. с портретом Сталина на обложке. – РС) и попросил Сталина расписаться на нём». Мало какому собеседнику понравится, когда намекают на его возможные неискренность и нечестность, к тому же, поскольку встреча была тайной, Сталин не захотел оставлять в руках Хо письменных доказательств совещания. Джугашвили поставил на журнале автограф, но после завершения разговора чекисты похитили издание из гостиничного номера Хо: «Потом Сталин шутил: «Вот он хватится, а журнала нет». Возможно, дополнительно он хотел показать «младшему брату», что недоволен топорностью его подхалимских ухищрений.
Вместе с этим, поскольку время отвлечения сил «буржуев» от Европы пришло, по существу вопроса Сталин высказался положительно, о чём свидетельствовал Во Нгуен Зиап, соратник Хо Ши Мина: «В военной сфере Сталин посоветовал главный упор сделать на весь горный и лесной район на западе, овладеть этим районом, и тогда можно стать хозяином всей страны… СССР критиковал нас за то, что медлим с аграрной революцией».
Оружие и военные советники потекли во Вьетнам из СССР и КНР ручейком, достаточным для расширения кровопролития, но слишком тонким для быстрой победы. Принципиальные французские коммунисты вдруг прозрели и сменили лозунг о единой и неделимой Франции от Парижа до Индокитая на «Руки прочь от ДРВ!». При этом их агиткампания была ограниченной, то есть недостаточной для того, чтобы сорвать отправку из Европы войск и боеприпасов в Юго-Восточную Азию.
Найденный мной в военном архиве Чехии документ из топографического отдела генштаба чехословацкой армии указывает на то, что в начале 1950-х годов оперативный план группы советских войск в Германии состоял в марше к Ла-Маншу через Париж и Нормандию. Верхний Рейн по плану «Сокол» должны были форсировать чехословаки.
Корейский капкан для Вашингтона
К вторжению в Южную Корею Сталин загодя подготавливал не только непосредственно КНДР, но и войска КНР. 26 мая 1949 года, то есть ещё когда война с Гоминьданом продолжалась на континенте, Сталин, сообщив Мао о том, что якобы обладает разведданными о готовящейся интервенции США, инструктировал великого кормчего, что не следует сосредотачивать все войска у границ Индокитая, Бирмы и Индии: «Выделить из главных сил НОА[К], идущих на юг, две хорошие армии, перебросить их в район Тяньцзиня и Циндао (недалеко от границы с Кореей. – РС), пополнить их и держать в готовности для предупреждения высадки войск врага… Не сокращать пока численности войск НОА[К]».
В дальнейшем Сталин отверг просьбу Мао помочь КНР в захвате Тайваня, что без советского флота было неосуществимо, зато громко поддержал Пекин в этом отношении на дипломатическом фронте. На самом деле эта великодушная помощь китайским соратникам была направлена на то, чтобы столкнуть лбами Мао и Трумэна, предварительно заманив США и их союзников в корейскую западню.
13 января 1950 года Совет Безопасности ООН отверг требование СССР о том, чтобы представители Гоминьдана, которым подчинялся только Тайвань, были заменены делегацией КНР, контролировавшей континентальную часть страны. В ответ на отказ представитель СССР Яков Малик покинул зал заседаний, заявив, что не вернётся, пока там присутствует делегат Чан Кайши.
Через месяц, подписав с Пекином договор о дружбе, союзе и взаимной помощи, Сталин дал своё согласие на вторжение Северной Кореи в Южную, что и произошло 25 июня.
Напрасно западноевропейская пресса пестрила призывами к руководству США и своим властям не посылать войска в восточную Азию, то есть не ослаблять оборону НАТО в Европе.
25 июня 1950 года Совбез ООН – в отсутствие делегации СССР, обладавшей правом вето, – принял резолюцию №82 с осуждением агрессии Северной Кореи, а затем одобрил посылку войск ООН, в большинстве своём состоявших из американцев.
Терпеливо дождавшись, пока американские части высадились на Корейском полуострове и понесли существенные потери в попытках остановить танковые клинья Ким Ир Сена, 1 августа советская делегация возвратилась в Совбез. Там Малик заявил, что, поскольку в его отсутствие в этом органе также не была представлена КНР, его решения с 13 января по 1 августа – незаконны.
Не только противники, но и многие сателлиты Кремля не поняли смысла такого дипломатического манёвра, поэтому 27 августа Сталин послал объяснительную записку главе Чехословакии Клименту Готвальду, в которой не только внятно намекнул на то, что скоро стравит Китай с США, но и откровенно раскрыл смысл интриги: «Мы ушли временно из Совета Безопасности …с целью развязать руки американскому правительству и дать ему возможность, используя большинство в Совете Безопасности, совершить новые глупости…»
Спустя две с половиной недели американцы увеличили своё присутствие в Восточной Азии: провели операцию «Хромит» – высадку 10-го армейского корпуса в Инчхоне, и начали гнать северокорейскую армию к китайской и советской границам.
Сталин оказал мощное дипломатическое давление на Мао, письменно подтвердив, что если США объявят войну КНР, то и СССР открыто встанет за азиатских братьев, поэтому 25 октября китайские «добровольцы» смяли войска ООН, быстро отвоевали Пекин и… остановились, так как поставки оружия и боеприпасов из СССР были ограниченными. Ким и Мао неоднократно просили Кремль увеличить военную помощь. Американское военное руководство считало, что если Советский Союз нарастит поток обычных вооружений, силы ООН будут выдавлены в Жёлтое море лишь войсками КНР и КНДР. Но Сталин не хотел быстрой победы
«заместителей».
Многоходовка в треугольнике Пхеньян – Вашингтон – Пекин была разыграна как по нотам. Устроив на Корейском полуострове кровавый пат, Сталин в январе 1951 года собрал своих европейских сателлитов в Кремле, где и растолковал смысл мясорубки в Восточной Азии: США увязли там на период, который и является временем для подготовки «последнего и решительного боя». «Наша задача состоит в том, чтобы использовать имеющиеся в нашем распоряжении два-три года для создания современных и мощных вооружённых сил». Этот срок он назвал несколько раз, в том числе уточняя меры по отражению ядерного контрудара: «Мы должны предоставить странам народной демократии по два радара на страну, того типа, которым мы сейчас обладаем, с радиусом действия 200 километров, чтобы они научились пользоваться ими и определять приближающиеся вражеские самолеты. Позже необходимо будет предоставить им новые радары, над которыми мы сейчас работаем, с радиусом действия 400 километров… Шестилетний план, такой как у поляков, не годится. Что это за план, на шесть лет? Кто может гарантировать вам шесть лет? Два-три года – вот способ планирования, этого будет достаточно. Мы должны организовать армии в странах народной демократии, которые в случае войны выставили бы от 2 до 2,5 миллионов человек по первой тревоге».
Вспоминая об этом совещании, глава социалистической Румынии Георгий Георгиу-Деж коротко обобщил его суть: «…идея мирного сосуществования была только голословием, даже в оценке баланса сил военная мощь имела больший вес, социальные силы не были учтены, хотя в пропаганде они, безусловно, апеллировали к народам, говорилось, что народы должны восстать против провокаторов войны и т. д.»
С другой стороны Атлантики власти также взвешивали соотношение сил и ставили вопрос о том, стоит ли отвечать на вторжение в Корею китайских «добровольцев» ударом по КНР. Генерал Омар Брэдли 15 мая 1951 года на слушаниях в Конгрессе заявил, что полномасштабная схватка США с КНР стала бы ошибкой: «…Не та война, не в том месте, не в то время и не с тем врагом». Он не понимал или, как военный, деликатно молчал о том, что Трумэн уже втянул Америку в «не ту войну» и на небольшом азиатском полуострове контингент США превысил по численности американские силы в Европе.
***
Таким образом, те сталинские инициативы 1944–1953 годов, которые выглядели как набор хаотическо-агрессивных порывов, проявлений какого-то бездумного захватнического рефлекса, в действительности являлись хладнокровной стратегией по распространению коммунизма в Евразии и мире.
Даже имиджевые потери СССР в 1945–1949 годах, когда дело выглядело так, что Сталин неоднократно отступал перед решимостью союзников и не получал требуемого, с лихвой окупились торжеством коммунистов в КНР. Советско-китайский договор о дружбе, союзе и взаимной помощи 14 февраля 1950 года вызвал волну ликования среди западных коммунистов – и крайней тревоги в консервативных кругах.
Вряд ли когда-то мы узнаем ответ на вопрос, рассматривал ли Сталин все операции отвлечения 1944–1949 годов как чистые инсценировки и провокации или же хотя бы в ряде случаев – в частности с Ираном или Турцией – просчитывал и «план Б», согласно которому ему удастся получить требуемое в этих странах. В любом случае, если не забывать о событиях в Китае, в международной политике Кремля присутствовала гибкость – «шаг назад, два шага вперёд».
Не исключено, что провалившиеся поползновения от Северного Ирана до блокады Берлина он также изначально использовал как «отступные», чтобы в момент, когда президент США и премьер-министр Британии будут отчитываться перед избирателями о том, как им удалось сдержать Советы, Кремль мог бы без помех завершить порабощение Центральной Европы от ГДР до Албании, а также Северной Кореи.
Наиболее ярко нарушение Сталиным союзнических обязательств видно на примере Венгрии, относительно которой 9 октября 1944 года Сталин обещал Черчиллю, что будет влиять на эту страну лишь на 50%, а другую половину оставит другим странам. Вместо этого вскоре, по словам остряков из советского блока, мадьяры оказались «в самом весёлом бараке социалистического лагеря».
Chechenews.com
03.06.24.