«Крестный отец» российского военного вмешательства в Сирии — Евгений Примаков», — полагает обозреватель The Washington Post Дэвид Игнатиус. По его мнению, Примаков одобрил бы решительность Путина в Сирии, но, возможно, счел бы ее рискованной.
Путин «начал возрождать мечту Примакова о российском влиянии в арабском мире, но ценой того, что взвалил на себя бремя борьбы с мусульманским экстремизмом — усилий, которые так сильно истощают Соединенные Штаты», говорится в статье.
По мнению Игнатиуса, Примаков символизировал представление, что в постсоветский период могущество России не исчезло.
Но в годы карьеры Примакова могущество США на Ближнем Востоке росло, а «умирающая Россия теряла одного союзника за другим», как формулирует автор, упоминая об изгнании советских советников из Египта в 1972 году, а также о «свержениях режимов в Ираке и Ливии».
«В Сирии (вероятно, следуя совету Примакова) Путин решил не отступать», — пишет автор.
Игнатиус замечает: если для США военное вмешательство в Ираке было «войной по свободному выбору», то в сознании Путина борьба с ИГИЛ — вероятно, борьба за существование России, поскольку в его стране проживает много мусульман.
«Если Россия действительно намерена стать «громилой», противодействующим ИГИЛ, это может означать кардинальное изменение баланса сил на Ближнем Востоке: Россия вызывается защищать не только Асада, но и Европу, которая боится терроризма, беженцев и сбоев в нефтегазовых поставках», — пишет автор.
Примаков мечтал о возрождении российской мощи на Ближнем Востоке и в глобальном масштабе. «Теперь Путин осуществляет эту мечту, и данная перемена, чреватая опасностями как для России, так и для США, может изменить соотношение сил в этом регионе и за его пределами», — заключает автор.