Международный Трибунал по Чечне был инициирован Первым Президентом Чеченской Республики Ичкерия Джохаром Дудаевым.
Мы не сомневаемся, что рано или поздно преступления против человечества, совершаемые русскими оккупантами на чеченской земле, народоубийство получат достойное осуждение и наказание, а потому продолжаем сбор новых материалов для предстоящего международного военного трибунала. Мы также приглашаем общественность к диалогу по подготовке и проведению данного процесса.
Чеченская война — это откровенный, наглый вызов с целью сломать общество, общественное мнение. И в немалой степени это удалось. Удалось благодаря тому, что «партия войны» оказалась удивительно сплоченной.
Я знаю о разговоре министра иностранных дел Козырева с Сергеем Адамовичем Ковалевым – позавчера Сергей Адамович рассказал о нем на Конституционном суде, и я полагаю себя вправе его воспроизвести. Это очень показательный разговор.
В декабре 1994 года мы с группой Ковалева были в Грозном. Козырев звонил в Грозный, просил организовать переговорный процесс, и мы действительно его организовывали, был составлен протокол переговоров, согласованный с Дудаевым, где вопрос о статусе Чечни вообще выводился за скобки. Были все возможности разрешить конфликт политическими методами. 22 декабря этот протокол был составлен.
Разговор Сергея Адамовича Ковалева с Козыревым состоялся после неудачи этой попытки в январе 1995 года. Козырев говорил, что совершенно понятно, что с Чечней мы вляпались, это ясно всем. Силовики нас убедили, говорил он, что это будет блицкриг, что за 8 дней (планировалось, что война будет закончена с 12 по 20 декабря) все закончится, что будет минимум жертв, но они нас обманули. Но сказать об этом, значит, признать ошибку. Признать ошибку — признать себя виновными. Признать себя виновным — означает признать виновным Президента. А признать виновным Президента — подорвать позиции его и его сторонников на выборах, а это значит, что придет к власти Жириновский…
Вот такая цепь рассуждений, цепь оправданий того, что произошло. И эта цепь оправданий послужила удивительной консолидации с властью даже тех людей, которые вначале и не были на ее стороне. Мы имеем пример классической круговой поруки власти. Поэтому когда сегодня у нас идет спор, называть ли нашу будущую акцию трибуналом или судом, — я считаю выступить нужно достаточно резко. Потому что вызов нам брошен тоже резко и нагло. Отвечать на это надо достаточно адекватно.
Мы все помним ту официальную ложь, которая распространялась с первых дней средствами массовой информации. При этом в январе состоялся разговор Сергея Адамовича Ковалева, только что вернувшегося из Грозного, с Президентом… Президент говорил: «Я вполне информирован». И когда Сергей Адамович спросил: «Может быть, вы недостаточно знаете? Давайте я вам расскажу», и рассказывал. Президент сказал : «Нет, нет. Я хорошо информирован». Президент признавал, что у него предельная информация. Значит, та ложь, которая шла по средствам информации, была согласованной, она не была самодеятельным вымыслом информационной службы, которую курировал Шахрай. Это были согласованные действия.
Приведу конкретный пример. Это было 6 января. В Грозном многие люди оказались в зоне локальных боев. Я тоже был в одном из таких мест. Там были и дети. Это был маленький полуподвал, в котором нельзя спрятаться. Как раз в это время шла перестрелка. С одной стороны были чеченские боевики, здесь были российские десантники.
Мы пытались вести переговоры. Одни кричали «не стрелять» по-чеченски, другие – по-русски. Удалось остановить перестрелку, удалось вывести людей. На следующий день, когда мы пошли на переговоры с нашими войсками, мы просили хотя бы о двухдневном перерыве, перемирии, чтобы можно было убрать мертвых (их объедали собаки, кошки…). Чеченцы предложили отдать раненых и произвести обмен пленными. Необходимо было организовать вывоз мирных жителей, которые оказались в страшном положении.
После бомбардировок и обстрелов были завалены подвалы, необходимо было их расчистить, чтобы спасти людей, которые еще были живы. Российский военный, с которым мы говорили, связался с командующим округа и сказал, что дано «добро». Это давало надежду. Два дня могли позволить нам расчистить завалы и вывезти мирных жителей. Но это был обман. Как только наша машина с белым флагом приблизилась к Рескому — нас обстреляли из арторудий, и мы просто чудом остались живы.
Все знали, что в результате бомбардировок, обстрелов были раненые, были люди, заваленные в подвалах. Двухдневное перемирие не грозило никакой передислокацией, на которую теперь ссылаются, не грозило никаким изменением военного соотношения. Просто за это время гражданское население, жители, которые сидели в подвалах, перебрались бы к своим соседям, что-то предприняли бы, многих могли бы спасти. Это не позволено было сделать вполне сознательно. Позже, когда я снова был в Грозном, из подвалов уже вытаскивали мертвых. Они не были раздавлены, они не были убиты. Кто-то задохнулся, кто-то умер от голода и от жажды.
И еще пример круговой поруки. Я являюсь заместителем председателя комиссии парламента по проверке СИЗО. С депутатом Юлием Рыбаковым мы ездили с проверкой в Ставрополь и Пятигорск, где были так называемые фильтрационные пункты и где находились люди, задержанные в Грозном. Когда мы стали смотреть документы, то увидели, что в зависимости от добросовестности фельдшера в документах стоят разные пометки. Один фельдшер написал: «Весь этап — следы от побоев резиновыми дубинками», отметив при этом и другие следы истязаний. Другой фельдшер писал несколько более сдержанно. Один из этапированных, Хасаев, умер.
В медицинской карте я прочитал, что он умер от «синдрома сдавливания». Известно, что задержанных (была такая практика) грузили в КАМАЗы, укладывая друг на друга в три-четыре ряда. Синдром мог возникнуть именно в результате такой транспортировки. Прокурор закрыл это дело. Он сказал: «В камере драки не было», то есть человек умер своей смертью, он умер «от болезни».
Наши попытки что-либо предпринять для дальнейшего рассмотрения дела ни к чему не привели. Когда мы обратились к кавказскому межрайонному прокурору, он сказал, что у него нет возможности установить, кто воюет в Самашках. Мы говорили, что даже мы установили, что там московский ОМОН, что у нас есть свидетельство — документ, подписанный офицером московского ОМОНа.
Абсолютное нежелание прокуратуры и каких-либо других органов заниматься всеми этими вопросами, я думаю, ставит нас в ситуацию, когда мы должны ставить вопросы резко, не стесняясь каких-либо ассоциаций. Ситуация слишком страшная для того, чтобы удовлетвориться расплывчатой постановкой вопроса.
Валерий Борщев,
доклад для Круглого стола «Война в Чечне. Необходимость проведения Международного Трибунала»
*********
The War in Chechnya is a Challenge to the Society
The instigation of the Chechen war is a challenge to the public, an open and blatant challenge. With the goal of breaking the public, and public opinion. They have succeeded in this to a large degree, thanks to the fact that the party of war proved surprisingly consolidated.
I know about the talk of the foreign minister Kozyrev with Sergei Kovalev. The other day Sergei Kovalev informed of it: at the Constitutional Court and I suppose I have the right to retell it. This is very revealing talk.
In December 1994 I was in Grozny with Kovalev’s group. Kozyrev phoned in Grozny and asked to organize a negotiating process and we did organize it.. On Dec. 22 a negotiations protocol was compiled and coordinated with Dudaev in which the question of Chechnya status was removed from the agenda. There were all the chances to solve the conflict by the political means.
Sergei Kovalev’s talk with Kozyrev took place after a similar failed attempt in January 3995. Kozyrev said we had messed up the Chechnya affair, it was plain to all. The power ministers persuaded us, said he, that it would be a blitz and in 8 days (the blitz was planned from Dec. 12 to Dec. 20) all would be over: there would be minimal casualties, but the power ministers deceived us. But to say this means admitting the mistake. And to admit mistake is to plead guilty. While to plead guilty is to implicate the president, which means undermining of his and his team’s positions in the coming elections. And that means that Zhirinovski is to come to power in such case…
That’s the chain of thought justifying these developments. This chain of justifications facilitated surprising consolidation with the authorities even of those people who were initially not on their side. We have an example of a classic case of the vicious circle in the administration. Nowadays, a dispute is underway whether to name our future action a tribunal or a trial, I think we should take an unequivocal position. Because the challenge thrown to us was equally unequivocal and blatant. So the reaction should be adequate.
We all remember the official lies spread by the mass media from the very first days. In January Sergei Kovalev had a talk with the president who said «I’m well-informed. When Sergei Kovalev asked «May be not sufficiently informed, let me tell you…» and so he did, the president replied «No, I’m well-informed». The present admitted he had correct information. So, the lies spread by the mass media was coordinated, not the product concocted by the information service controlled by Shakhrai. Those were coordinated actions.
Here’s a concrete example. This was in January. Many people in Grozny were caught in the area of local fighting. I, too, was in one of such places. There were children there. It was a small semi basement in which it was impossible to hide. At the time an exchange of fire took place between Chechen gunmen and Russian paratroopers. We tried to arrange negotiations. Some shouted in Chechen «not to fire», others in Russian. We managed to arrange a cease-fire and bring some people out. Next day, when we resumed the negotiations we told them that a two-week truce was necessary so as to remove the corpses (eaten by dogs and cats)… Chechens suggested the exchange of the wounded and POWs. It was necessary to organize the evacuation of the peaceful residents who were in an awful situation. After the bombardments and shelling the basements were wrecked and it was necessary to clear them out so as to release the trapped people there. A Russian serviceman with whom we talked contacted the military district commander and said he gave his approval. This instill hope. In two days we could remove the debris and evacuate the peaceful residents. But this was a deception. When our car under a white flag was approaching the building of republican administration an artillery gun-fire was open at us and it was a strike of luck we survived.
All knew that the bombardments, and artillery shelling resulted in the wounded and people trapped in the basements. The two-day cease-fire threatened no change of deployment of troops to which the military were referring, nor any change in the military balance of power. Simply this period was sufficient for the civilian population, the residents who were hiding in basements would have gone to their neighbors and took some action to rescue themselves. This deliberately prevented. Later, when I revisited Grozny, they already removed the dead from the basements. They were neither crushed nor killed there. Some died from suffocation, others from absence of food and water.
Another example. I’m deputy chairman of the parliamentary commission on the supervision of the remand prisons. Jointly with deputy Yuliy Rybakov, went on an inspection trip to Stavropol and Pyatigorsk where the so-called «filtration posts» were for those detained in Grozny. When we examined the documents we saw that depending on the decency of a paramedic, the documents contained different notes. One wrote «The whole group has traces of batons’ beatings «as well as traces of other tortures. The other paramedics were more reserved. One of the dispatched, Hasaev, died. I wrote in this medical charter that he had died of «a syndrome of suffocation». The detains were known to be loaded on trucks in three-four layers. The death could result from such transportation. The prosecutor closed the case. He said there were no scuffle in the cell, the person died of natural causes, due to illness. Our attempts to continue the investigation brought no results. When we appealed to the Caucasian inter-regional prosecutor, he said «I have no chance to determine who fights in Samashki». We told him that according to our information, it was OMON from Moscow, we had evidence of this, a document singed by an officer of Moscow OMON.
Absolute unwillingness of the prosecutor and some other officials to tackle such issues I think makes us raise questions in a sharp manner, caring little for any associations. The situation is too horrid to be satisfied with the ambiguous agenda.
V. Borshev
Сhechenews.com
30.07.16.