Сегодня «НГ» публикует интервью Зелимхана Яндарбиева, во время войны в Чечне занимавшего посты вице-президента, а после смерти Джохара Дудаева — президента Ичкерии. Это первое интервью подобного рода в российской прессе.
Зимой 1995 года Зелимхан Яндарбиев был одним из руководителей обороны президентского дворца в центре Грозного. Он рассказывает о том, какими виделись ему события, предшествовавшие штурму, и произошедшие позднее.
Максим Шевченко.
— Расскажите, пожалуйста, как развивались события после захвата вами пленных во время неудачного ноябрьского штурма Грозного оппозицией? Поняли ли вы тогда, что война неизбежна?.
Зелимхан Яндарбиев:
Как мы и предполагали, подтвердился тот факт, что так называемой оппозицией непосредственно руководят наемные российские военные и ФСБ и что в действиях оппозиции — нападения на посты, атаки на Черноречье — принимали участие и были убиты российские солдаты и офицеры. 26 ноября 1994 года этот факт стал очевиден всему миру — мы показали захваченных в плен кадровых российских военных, под видом чеченцев атаковавших Грозный.
Конечно, с ними были и обманутые чеченцы, и отщепенцы с предателями. Но это была демонстрация того, что Россия не смирится со сложившейся ситуацией независимости чеченского государства. Это говорило о том, что война надвигается.
— Пытался ли генерал Дудаев вступить в какие-либо контакты с Кремлем?
Зелимхан Яндарбиев:
Пытался и весьма активно. Все мы пытались хоть как-то повлиять на ситуацию. Говорят, что надежда умирает последней, но мы все-таки надеялись, что удастся избежать войны. Именно поэтому Джохар вернул в Россию всех захваченных военных, когда пришли просители за них от «Яблока», от «ДемРоссии». Он позволил чиновникам связываться с Москвой и добиваться переговоров. Было даже послано несколько делегаций. Старики и другие пытались повлиять на Кремль. И потом, хотя это было предложено нам в очень неприятной форме, Джохар послал людей на переговоры в Кизляр. Сам встретился с Грачевым. Работа длилась день и ночь.
— Что дала встреча с Грачевым?
Зелимхан Яндарбиев:
Джохар сказал, что он объяснил Грачеву, к чему может привести подобное развитие ситуации. Он сказал, что вроде бы Грачев понял и пообещал доложить Ельцину, повлиять на то, чтобы силовой вариант не применялся. Но, по другой информации, на Ельцина повлияли те, кто хотел этой войны, и Грачева президент России на Совете безопасности обозвал трусом.
— Кто, по вашему мнению, выступал за войну?
Зелимхан Яндарбиев:
Лобов, Егоров, Шахрай — вся эта ельцинская команда. Шаг за шагом они шли к 11 декабря, когда Ельцин объявил о вводе войск.
— Был ли у вас единый план обороны, существовало ли централизованное командование?.
Зелимхан Яндарбиев:
Джохар сразу же создал Государственный комитет обороны и объявил военное положение. Все, что положено делать в такой ситуации, он сделал. Конечно, организация отпора была централизована, но, разумеется, были и самостоятельные действия населения. Поэтому войска продвигались очень медленно — должно быть, чувствовали, что сопротивление будет усиливаться.
— Вернемся немного назад. 26 декабря вы в Махачкале встречались с председателем Госсовета Дагестана Магомедали Магомедовым.
Зелимхан Яндарбиев:
Да, встречался. Джохар говорил с ним по телефону и потребовал от него вывести из Дагестана российские войска и открыть границу для передвижения, чтобы снять блокаду, установленную вокруг нас. Когда начался разговор, телефон отрезали, связь прервалась. Он мне говорит: «Поезжай туда». Это был вечер, я ответил, что сейчас забегу переоденусь — я же был в военной форме. Он настаивал, чтобы я ехал прямо так, с оружием. Я ответил, что хорошо, что если ты, Джохар, настаиваешь, я так и поеду. Но в этом случае мне просто придется принять на границе бой и на этом закончить всякие переговоры. Поэтому давай я поеду в гражданском.
У нас как раз была делегация старейшин из Дагестана. Короче, я поехал — охрану оставил на границе, переехал границу, переночевал и утром был в Махачкале. Это было 26-го или 27-го. Минут через 20 меня принял Магомедов. Один он побоялся принять — с ним был Нуху Алиев и председатель Совета министров Дагестана Мирзабеков. Война уже началась, и в Хасавюртовском районе как раз были захвачены 47 российских солдат и офицеров, некоторые, кажется, были убиты.
Я потребовал от Магомедали Магомедова немедленного вывода российских войск из Дагестана, чтобы он открыл границу с Азербайджаном и предпринял ряд мер, которые демонстрировали бы его соседское и братское отношение к нам в этой ситуации. Но он, как заведенный, твердил всегда одно: «Мы — Россия, мы — Россия, мы — в составе России».
Потом он сказал: «Я все ваши работы и планы по освобождению Кавказа читал и знаю. Ради Бога, оставьте Дагестан в покое. Дагестан давно свой выбор сделал». Я отвечаю: «Дагестан свой выбор не сделал. Это вы, должно быть, свой выбор сделали, а Дагестану еще долго предстоит делать свой выбор. Не стоит путать». Короче, мы расстались каждый при своем мнении и при своих интересах.
Он просил, чтобы мы не трогали территорию Дагестана. Я ответил: «Если вы считаете Дагестан российской территорией, то, включая и Дагестан, мы будем воевать на всей территории врага. И Ингушетия, и Осетия, и Дагестан — все, кто считает себя территорией России, — должны знать, что мы будем воевать и на их территории». Так и получилось. Вот такие были попытки мирных переговоров. А потом начался штурм.
— Насколько верно, что не все сначала поддерживали Джохара Дудаева? Я знаю, что некоторые старики высказывались в том смысле, что это, мол, Дудаев с Ельциным разбираются, и запрещали своим сыновьям вмешиваться?
Зелимхан Яндарбиев:
Может быть, были и такие частные мнения. Но это было чисто субъективным явлением. Объективно — все население было против России. Это не значит, что поддерживали Дудаева. Как раз начало агрессии и сняло проблему внутреннего неприятия Дудаева у части населения. Тот, кто предатель, тот, конечно, был против — мол, он хотел занять руководящий пост, прикарманивать так называемые дотации из Москвы. Остальные, даже те, кто ненавидел Дудаева и меня, видели, что враг идет войной и несет не пряники и не конфеты. Поэтому быстро начало собираться ополчение, люди сами мобилизовывались на защиту.
— Насколько серьезны были к началу войны ваши силы?
Зелимхан Яндарбиев:
Если говорить о регулярных подразделениях, то это один батальон Басаева и полк спецназа Гелаева, в общей сложности насчитывавшие 500 человек. Был еще полк новобранцев, но их было мало. Остальные — не военные, а силовые подразделения: ДГБ — до 100 человек, милиция — 100-200 человек. Отряды организовывались в виде ополчения по районам, по селам. Ополченцы получали задачу. Занимали позиции и атаковывали российские войска.
— То есть фактически армия организовывалась стихийно?
Зелимхан Яндарбиев:
Нет, не стихийно — ситуация организовывала. Оружие, которое у нас было, мы распределяли.
— Это в основном было то оружие, которое вам оставили ушедшие из Грозного в 1992 году войска?.
Зелимхан Яндарбиев:
То, что оставили, и то, что мы приобрели после этого. Все, что у нас было, мы пустили в ход. Кто мог — приобретал оружие самостоятельно. Так формировалось народное ополчение, в основном и вынесшее на своих плечах тяготы войны.
— Велась ли целенаправленная подготовка людей к войне?
Зелимхан Яндарбиев:
Да, людей готовили, потому что мы были всегда убеждены, и Джохар это подчеркивал, что Россия просто так не отвяжется. Мы знали, что доказать свою дееспособность как независимого государства мы должны будем в войне. Джохар говорил: «Что бы мы ни предпринимали, Россия попытается нас уничтожить». Так и случилось.
Был очень характерный эпизод. Один старик из Алханкалы напомнил недавно мне, что, когда началась война, он и еще несколько стариков пришли ко мне и спросили: «Ну вот, война началась. А у нас есть оружие, чтобы отразить агрессию? Дай нам оружие!» И я тогда ответил им: «Возьмите пустые бутылки, налейте в них бензин и поджигайте танки!» Этот старик вспоминает, что он был настолько поражен и разгневан моим ответом, что просто повернулся и молча ушел со своими спутниками.
Он посчитал подобное отношение вице-президента предельно безответственным. Но я его спросил уже в наши дни о том, прав ли я был? И он ответил, что прав, что метод был верный. Я демонстрировал, что защищаться надо всем, что есть. Джохар также собирал народ и говорил о том, что у нас нет современной техники, современного оружия, но у нас есть воля к независимости и мужество, которое проснулось в 91-м году.
— Был ли у вас конкретный план обороны Грозного?
Зелимхан Яндарбиев:
План был разработан штабом Джохара под руководством Масхадова. Был штаб обороны города. На подступах к городу были распределены позиции. Но все сообразно с нашими возможностями.
— Каких действий вы ожидали от российской армии?
Зелимхан Яндарбиев:
После 26 ноября, когда Грачев заявил о том, что если бы он вводил войска, то танки в город не входили бы, я предполагал, что танковой атаки не будет. Но российское командование все-таки начало с танковой атаки. Конечно, поддержка с воздуха, артиллерийская поддержка — это само собой. Но танки опять с нескольких направлений очень стремительно вошли в город. Наши первые заслоны на подступах, на окраинах были смяты, и они прорвались.
Видимо, сказалось то, что чеченцы все-таки надеялись, что Россия не доведет до большой войны. Они прорвались к центру, наверное, заблудились. И сразу же, в первой атаке, уже возле президентского дворца, начали нести потери. С началом штурма Джохар перешел на запасной КП, в президентском дворце остались военный штаб и я сам как вице-президент. Все время штурма мы находились в кабинете Масхадова. Масхадов отдал приказ Басаеву и Гелаеву, чтобы они подтягивались к центру, к президентскому дворцу.
— У вас была надежная радиосвязь?.
Зелимхан Яндарбиев:
Были военно-полевые рации, была большая комната, напичканная радиоаппаратурой, которая позволяла связываться со всеми. Кроме этого, у нас были еще и японские «мотороллы», в недостаточном количестве, но у основных командиров они были. Связь для нас проблемы не представляла. По крайней мере, город и его ближайшие пределы мы постоянно держали под контролем.
И вот начался штурм.. С южной стороны к дворцу шел Шамиль Басаев — он был в районе Черноречья. На противоположной стороне, на севере, были другие.. И вот они начали продвигаться и по рации докладывать, сколько уничтожили техники. Цифры шли постоянно: «Один, два, еще два, еще пять..» Иногда даже, когда они друг друга слышали, перекликались в эфире. Один говорит: «Мы два уничтожили!», другой же ему отвечает: «Что такое два? Я сам сейчас два уничтожу!» И так они шли.
— А танковые колонны просто стояли на месте?
Зелимхан Яндарбиев:
Нет, они не стояли, они продвигались и уничтожали все, что попадалось. А вот судьба тех танков, которые прорвались на вокзальную площадь, такова. Они прорвались и остановились. Как-то замешкались. Кто-то даже вылез из люков, начал осматриваться, кто-то спрыгнул с машины. И вдруг наши открыли огонь! Там образовалось целое кладбище.. Но потом они попытались выйти. Один танкист, который побывал там, потом прошел со мной до конца июля и рассказывал, что сменил два танка — первый подбили сразу же, потом его пересадили на второй, и второй также оказался подбит.
— Неужели современные танки так легко поджигаются?
Зелимхан Яндарбиев:
Это удивительно. Это, видимо, трудно представить, но Аллах нам помогал. Иначе это объяснить просто невозможно! Ведь подбивалось их очень много. И танки, которые в других ситуациях сильны и страшны, которые невозможно пробить, поджигались. Что-то в этом было чудесное. И это тоже вселяло уверенность, что даже теми средствами, которые у нас были.
— А что это, кстати, за средства?.
Зелимхан Яндарбиев:
Гранатометы «мухи», огнеметы «шмели». Но в основном РПГ-7.
— Пытались ли вы в течение боев вступить в контакт с российским командованием?.
Зелимхан Яндарбиев:
Да, Масхадов и его штаб постоянно пытались это делать для того, чтобы образумить их. Мы налаживали и пропагандистское обеспечение — обращались к российским войскам с тем, чтобы они не уничтожали себя, поняли, что это бесполезно.
— Вы не пытались просить о перемирии хотя бы для того, чтобы похоронить мертвых?
Зелимхан Яндарбиев:
Общеизвестно, что чеченцы своих павших не оставляли. Были случаи, когда погибал один и ради того, чтобы его тело вытащить, погибали еще два-три человека. У нас такие традиции. Нам нельзя оставлять мертвых и по родственному чувству, и по религиозному. А потери были большими. Русские же. Хотя бы и Ковалев может быть свидетелем тому, как на второй-третий день мы пытались устроить перемирие, чтобы они убрали трупы.
Российское командование не приняло нашего предложения. Они воспринимали это как проявление слабости. Трупы же российских солдат и офицеров валялись по всему городу, и их поедали кошки и собаки. Жуткое зрелище. Вокруг президентского дворца вообще был какой-то кошмар. Страшно было думать, что сутки, вторые, неделю, месяц на улицах лежат трупы.
— Даже месяц?.
Зелимхан Яндарбиев:
Да, когда мы оставляли город, то и тогда они еще валялись повсюду. Но зато уже через неделю к нам начали поступать сведения, что российское командование начало уничтожать трупы. Они же были ошарашены большими потерями, а вывозить трупы в Россию — означало демонстрировать провал операции. Поэтому трупы начали уничтожать.
Например, около ДК имени Крупской располагались подразделения. Там трупы заколачивали в артиллерийские ящики и там же бульдозером закапывали. Такие кадры вошли в фильм Невзорова. Это же достоверность! Я не знаю, это у него документальные кадры? По-моему, документальные.
— Вы имеете в виду эпизод, когда танк закапывает тела погибших солдат?
Зелимхан Яндарбиев:
Были наши люди, которые видели это месиво. Жуткая картина!
— Когда и как к вам начали поступать пленные?
Зелимхан Яндарбиев:
Сразу же, с первых часов. Когда начался новогодний штурм и танки прорвались, привели двоих — капитана и еще кого-то.. Потом еще начали поступать. Потом их начали приводить в президентский дворец. Там скопилось до полусотни человек. Потом уже каждое подразделение само забирало своих пленных.
— Вы или Дудаев разговаривали с пленными?
Зелимхан Яндарбиев:
Я разговаривал, Джохар разговаривал. Мне было интересно. Но это были люди, находившиеся в шоке, они не могли адекватно реагировать на ситуацию. Потом, когда появился Комитет солдатских матерей, они увидели, что о них хоть кто-то заботится, их самочувствие улучшилось. Люди попали в ситуацию, которую они даже во сне не могли вообразить!
— Что представлял собой штурм президентского дворца?
Зелимхан Яндарбиев:
Это был хаос, и, видимо, штурмующие хотели закончить все как можно быстрее. Их расчет был — навалиться всем, что есть, побыстрее и решить проблему, проучив чеченцев раз и навсегда. Натиск был очень сильный. Вместе с тем это давало нам возможность психологически освоиться в ситуации.
Раз подбил танк, два подбил, потом ты видишь, что подбиваешь их очень быстро, видишь столько валяющихся вокруг убитых врагов.. Ты начинаешь понимать, что в состоянии справиться с ситуацией. Это для пацанов и для людей, которые никогда не держали в руках оружия, было психологически подкрепляющим моментом.
Навалились они всем, что есть. И с каждым днем давление только нарастало. Город уничтожался прямо на глазах. Поднявшись на пятый этаж, где занимала позицию моя охрана, это можно было прекрасно видеть. Там были мой брат, племянник. 16 января у меня там погиб брат.. Так вот, когда ты туда поднимался, то видел, что кругом все пылает, — бомбовые удары, артиллерийские, минометные наносились непрерывно.
— Большие ли у вас были потери?
Зелимхан Яндарбиев:
В первые дни у нас были особенно большие потери. Иметь боевое оружие — это одно, но к ситуации интенсивного боя, интенсивного применения оружия надо привыкнуть. По нашим подсчетам, погибших в этой войне солдат — около трех тысяч. Остальные — гражданское население.
— В какую же цифру вы оцените потери российской армии, хотя бы только в грозненских боях?.
Зелимхан Яндарбиев:
В грозненских боях мы не считали, у нас не было механизма. Потом, когда мы оценивали, сверялись с некоторыми источниками, разведсведениями, пришедшими по оперативным каналам, на начало 96-го года российские потери были до двухсот тысяч.
— Двухсот тысяч?
Зелимхан Яндарбиев:
Да, убитыми. Почему они в основном не показывали эти потери? Потому что там было очень много наемников из тюрем.
— Вы лично видели наемников из тюрем?
Зелимхан Яндарбиев:
На фото — да.
— Но вы лично разговаривали с такими людьми?
Зелимхан Яндарбиев:
Нет, не разговаривал. Но то, что в основном они стояли на блокпостах, — это правда. Видимо, они были неучтенными, потому что, когда российское командование подавало сведения о потерях в боях, то убитых чеченцев ежедневно перечисляли десятками, а у них получалось один-два человека раненых. Ситуация же была прямо противоположной.
— Как поступали с пленными? Были ли те, кого вы в плен заведомо не брали?.
Зелимхан Яндарбиев:
Так, чтобы в плен не брать, такого у нас не было. Может быть, с российской стороны такие приказы были? У нас сами люди пленных щадили — это все знают. Особенно щадили пацанов. Но когда попадались наемники — а я это знаю, и меня это не шокировало, я даже считал это правильным, — то их расстреливали. Они приходили сюда не из-за того, что им нечего было кушать, — они сюда пришли уничтожать.
— Отрезали ли головы на самом деле?.
Зелимхан Яндарбиев:
Были случаи, что отрезали головы. А как же им не быть, когда российские наемники отрезали уши? Причем просто гражданским людям, для того чтобы потом бравировать, — уши-то не разберешь чьи — боевика, женщины или ребенка. И люди ожесточались, бывало, что и головы резали.
В эту войну это вписывалось, потому что война была чудовищной и невозможно было придерживаться моральных норм. Когда вокруг тебя творится невесть что, люди, отчаявшись, могли пойти и на такое. Но ответственность за все жестокости ложится на российскую сторону — чеченцы до предела демонстрировали гуманность.
— Насколько вы контролировали действия отдельных командиров и групп, например, в других районах республики?.
Зелимхан Яндарбиев:
Достаточно стабильно. За исключением тех моментов, когда они получали задания и отходили.
— Большими ли были потери среди мирного населения?
Зелимхан Яндарбиев:
Мы оцениваем их в 100-120 тысяч человек. В основном причем это не чеченцы. Основные потери мирного населения были в Грозном, а там оставалось большинство русских.
— Какую, кстати, позицию заняли в этой войне русские жители Чечни?
Зелимхан Яндарбиев:
Некоторых русских, когда начался ввод войск и бомбили город, наши местные старики, например, из моего села Старые Атаги, хотели перевезти из города. Они пришли ко мне и предложили вывезти русских стариков и женщин, обратиться с этим по телевидению. Другие потом также обратились с такими инициативами. Кто пошел, а кто побоялся пойти.. Некоторые.. На войне, говорят, как на войне..
Некоторые ждали прихода российских войск, как манны небесной. Пытались предложить им свои услуги. Были случаи доносов — «вот эти дудаевцы» и т.д. Были случаи, когда и расстреливали по их указке. Были и такие люди. Даже были случаи, что соседи, которые до войны ходили друг к другу в гости, доносили, и дело кончалось расстрелом.
— Были ли случаи, что местные русские воевали на вашей стороне?
Зелимхан Яндарбиев:
Я видел двоих или троих. Это были отец и сын. Потом был еще один. У меня в охране был парень 19 лет — у него мать русская, а отец чеченец. Он перед самой войной приехал из России и погиб в президентском дворце.
— Бывало ли, чтобы солдаты переходили на вашу сторону и брали в руки оружие?
Зелимхан Яндарбиев:
Бывало. Бывали и перебежчики. Хотя добровольность на войне можно понимать по-разному. Они же не из Москвы к нам приехали с предложением помощи! В боевой обстановке переходили, но этих было мало. Другое дело, когда пленные осознавали ситуацию, и кто просто помогал, а кто терпеливо переносил выпавшую ему долю, не пытаясь бежать.
— Были ли у вас наемники?
Зелимхан Яндарбиев:
Ни одного наемника! За весь период существования чеченского государства на территории Чечни не было ни одного наемника.
— Но арабы-то были.
Зелимхан Яндарбиев:
Арабы были. Но их было в общей сложности полсотни человек добровольцев. Это были люди, отдававшие себя джихаду.
— А афганские моджахеды?.
Зелимхан Яндарбиев:
Среди арабов, которые здесь были, воевали и те, кто участвовал еще в афганской кампании. Кавказцев тоже было некоторое число.
— Мухаджиров с Ближнего Востока?
Зелимхан Яндарбиев:
Нет, местный. Арабских кавказцев мы тоже считали арабами.
— А были «белые колготки»?
Зелимхан Яндарбиев:
Это все из области «розовых фантазий». Здесь не было ни одной латышской снайперши. Было два добровольца прибалта. Один латыш, другой литовец — он погиб. И американец, с длинными волосами, мусульманин был. Украинцы были, хотя и не так много, как говорила пропаганда и украинская, и российская. Преувеличение своих подвигов было на руку украинским националистам, но те несколько человек, которые были, воевали очень хорошо, по-настоящему. Они были в президентском дворце, один из них там и погиб.
— Как долго вы находились в президентском дворце?
Зелимхан Яндарбиев:
Мы ушли оттуда вечером 18 января.
— И все это время были непрерывные штурмы? Как вообще взяли дворец?
Зелимхан Яндарбиев:
Российские солдаты не взяли дворец. Просто он был разрушен до основания, перекрытия пробиты были до подвала. Мы решили: зачем принимать героическую смерть, когда можно перейти в другое место и продолжать сопротивление?
— Большие ли вы ставили минные поля?
Зелимхан Яндарбиев:
У нас не было такой физической возможности. Мы ставили только мины на маршрутах передвижения, закладывали фугасы. С чеченской стороны минной войны не было. А вот с российской была — там, где располагались войска, сразу же закладывались мины, и до сих пор у нас подрываются люди и скот.
— Возможно, это военная тайна и вы не скажете, но все-таки. Покушение на генерала Романова было спланированной операцией или случайностью?
Зелимхан Яндарбиев:
Это была спланированная операция, и мне непонятен идиотизм и с российской, и с чеченской стороны, существующий уже несколько лет вокруг этого имени. Этот человек пришел уничтожать людей. Он что — рассчитывал, что его должны пожалеть? О каких переговорах можно вести речь, когда российские войска находились на территории чеченского государства, в оккупированном Грозном?
Будь там Ельцин или любые другие политики России — всех их надо было пускать в то время в воздух!
Какой миротворец? Миротворец должен сидеть у себя дома возле жены и дочери. А он — генерал, который, по нашим сведениям, под псевдонимом «Антонов», руководил уничтожением Самашек.
— Вы выходили из города колоннами или группами? Я помню, как постоянно говорилось о том, что город обложен со всех сторон, что оставлен только один выход для того, чтобы заманить боевиков в ловушку.
Зелимхан Яндарбиев:
— Я, например, когда мы вышли из президентского дворца, сел на машину и приехал к себе домой, в Старые Атаги. Это было ночью 19 января. А на следующий день уехал. Я не знаю, чем российские войска обкладывали город, но это был абсолютный блеф. Когда я ехал обратно в город, то там курсировали пешие и машины, ходили наши ополченцы.
Окончательно штаб в Грозном я покинул 2 февраля. 7-го у нас был назначен Конгресс чеченского народа. И 2-го я приехал и встретил российскую колонну, прорвавшуюся со стороны Пригородного района. Они обстреляли машину. Я завернул и через хребет перевалил в штаб, который был во 2-й горбольнице. Конечно, были бомбежка и обстрел. После 2-го я выходил из города через поля.
— Были ли эффективными блокпосты? Могли ли вас взять в плен?
Зелимхан Яндарбиев:
Были моменты. Но мимо блокпостов проезжали, когда надо было. Я однажды попал в окружение, уже будучи президентом, с пятью охранниками. И в трех-пяти метрах от меня находились солдаты. У нас было только два пулемета — один ручной, другой станковый. Четыре автомата и гранаты. То место, где я находился, было окружено тремя танками.
— А где это было?
Зелимхан Яндарбиев:
Это было в Рошни-Чу. Внезапно российские войска окружили село, и бойцы, не знавшие, что я нахожусь там, отошли.
— Чем объясняется тот факт, что во время войны вы брали в плен не только военных, но и, например, волгоградских строителей?
Зелимхан Яндарбиев:
Какой может быть строитель на оккупированной территории. Я лично выступал по телевидению и говорил о том, что любого человека, пришедшего к нам, на оккупированную территорию, как строитель и т.п., мы будем рассматривать как колонизатора, осваивающего отвоеванную у нас территорию.
Я считал, что это хуже, чем солдаты, поскольку солдаты знают, что им все равно уходить, а эти могут рассчитывать остаться и освоить этот край.
— За счет чего финансировалась война с вашей стороны?
Зелимхан Яндарбиев:
За счет самообеспечения. Все, что у народа было, отдавалось на войну.
— Как вы воспринимали чеченскую милицию?
Зелимхан Яндарбиев:
Там тоже были люди, находившиеся под нашим контролем. В завгаевской милиции хоть и мало таких, но также были. Но в целом мы их воспринимали как предателей.
— Была ли какая-то специальная политика в отношении журналистов?
Зелимхан Яндарбиев:
Да, мы их допускали всюду. У нас не было проблемы сохранения государственной тайны. Мы журналистов воспринимали как сочувствующих, потому что считали, что они ближе многих стоят к прогрессивным слоям общества. Для нас было выгодно все показывать как есть. Российское начальство начало с того, что стало охаивать журналистов и поносить их. И этим самым настроило их против себя. Это была очень простая игра с нашей стороны.
— Как вы оцениваете рейды в Буденновск и Кизляр?
Зелимхан Яндарбиев:
Это были военные операции.
— Но во время них пострадало много мирного населения, захватывали родильные дома, брали в заложники население.
Зелимхан Яндарбиев:
Басаев родильный дом не захватывал. Там была больница, в которой они оказались случайно, потому что отправили туда своих раненых. Потом, когда под натиском российских подразделений они начали отходить туда, чтобы забрать раненых, их там заперли. Потом они начали контролировать больницу — сами люди рассказывали, что никого там не терроризировали.
— Но расстреляли же офицеров?
Зелимхан Яндарбиев:
Это другое дело! И летчиков расстреляли. Это нормально. Они бомбили города, села, людей. Это их профессия — умирать, когда надо. А вот специально мирных людей — такого не было. Мирные погибли, когда российские части пошли на штурм. А зачем надо было штурмовать? Это же идиотизм.
И у Первомайского, после Кизляра, блокировали и остановили. А где занимать людям оборону? Не на дороге же? Это война. Это нормально, что они отошли к селу и заняли оборону там, где им это было удобно. Это все и должно лечь в копилку ответственности руководства России за эту войну. Это говорит об их отношении к людям.
— Пытались ли люди из высшего руководства России выйти на связь с вами в течение войны?
Зелимхан Яндарбиев:
Приходили разные люди, представляющие партии, вроде бы от себя, но чувствовалось, что за ними кто-то стоит. Но у нас было одно условие — полный вывод войск. Нам даже выдумывать ничего не надо было — мы только просили, чтобы нас оставили в покое.
Старые Атаги.
http://memoriesnorth.narod.ru/drdoc/intyand.html
Chechenews.com
03.01.16.