Никогда, кроме заявлений на работу, да писем с фронта, да тюрьмы ничего не писал, а тут вот не удержался. Такое вот дело, не по-русски получается у нас с чеченцами, не по-людски, и от понимания этого сами стервенеем. Не война там вовсе, а убийство, самое настоящее убийство.
Это я вам говорю, Мокей Трофимович Дергунов, фронтовик и зэк, повидавший в жизни и с этой и с другой стороны. А бывало, что минуту другую и вовсе с того света глядел, да уж чего там, не обо мне речь…
Чеченов я встречал разных, на войне, в лагере. Про лагерь не буду, все равно лучше Солженицына лагерь никто не описывал. И про чеченов он там, в точку попал. Что они за люди я сказать не могу. Многое случалось, что-то хорошо помню, что-то не совсем, но вот один совсем свежий случай я все-таки расскажу. Вот этот случай, мне кажется, очень похож на этот народ: такими я их запомнил, и как мне кажется, за это мы их и ненавидим.
Вот уже как 28-ой год я работаю банщиком в селе. Село наше небольшое, всего 200-300 домов. Все друг друга наперечет знаем. Ну, так вот. Банька у нас что надо. Председатель был любителем – отгрохал, дай ему Бог, на славу, из других сел даже наезжают.
Ну, так вот, была в селе бригада ребят-строителей: все молодые, только что из армии, веселые, крепкие. Частенько топил я им отдельно. Бывало, и выпьют крепко, но все ладком, да тишком. Все уважительно: батя, да батя. Ну, так вот, один из них в бригаде пришлый, я его заприметил. Вроде и не отличался от остальных: рыжий, волосы немного вьются, глаза синие, а разговор не пойму, акцент ни на какой не похож.
Но, вот поведение… Что мне сразу бросилось в глаза. Он никогда трусов не снимал. Наши-то оголятся: ну баня, на то она и баня – одетым не положено. Но тут что-то было не то. Когда я заходил в зал, то с веником, то с тряпкой или тазиком, в любое время я видел, что он меня замечал, и всегда вставал. Это было настолько естественно и легко с его стороны, и необычайно на общем фоне, что я, старый человек, растерялся – ну, думаю, сродственник какой, что ли?
Я подозвал Ваньку – с ними сосед мой, значит, работал в бригаде. Это, спрашиваю, что за рыжий приятель, что-то я его в окрестностях раньше не встречал? Ванька рассмеялся и говорит: — Так это же Саха, чечен, по-ихнему Сайд-Ахмед. Мы вместе служили. Каменщик – лучше него не бывает! Это он тебя стесняется. – Как это, говорит – я перед пожилым человеком, который мне в отцы годится, голым ходить буду?
– Я же у них, чеченцев, гостил целый месяц. Ну, батя, у них дисциплина железная – перед старшими не то что выпить, но и закурить и то нельзя. Постоянно настороже! Я поначалу тоже удивлялся, а потом сам в кулак курить начал, а домой приехал – от родителей недели две шарахался.
Ну, вот, думаю, все стало на свои места. Это чечены – они не такие как мы, и никогда не будут похожими на нас, и я тоже этого не хочу.
Мокей Трофимович Дергунов, Россия.
Комментарий:
Алексей Божов Снимок сильный. В кадре тяжелые, трагические дни городских боев, по-видимому в Грозном. Пожилая женщина опрятно одетая, интеллигентного вида, возможно по профессии учитель. Она по виду растерянная, немного испуганная, что вполне объяснимо если посмотреть на фотографии уничтоженного города российской авиацией, артиллерией, войсками.
И вглядитесь, она не видит опасность от человека с оружием рядом. Она видит в нем защитника, спасение, сильного. Сейчас мужчина переведет ее в относительно безопасное место куда-нибудь в подвал многоэтажки. А теперь посмотрите на мужчину.
Видно, что он добрый, хороший человек, какой-нибудь совершенно мирной профессии, еще вчера живший обычным семейным бытом, мирным трудом. А сегодня защищающий от агрессии свою родную земли.
И по нему видно, как он относится к этой незнакомой женщине, как к своей родной матери, очень тепло и заботливо.
И если ситуация повернется так, что придется свой жизнью пожертвовать ради ее жизни — я уверен, он бы без колебания это сделал бы…
Источник: www.facebook.com
27.09.15.