Мне казалось, что я националист. Какое-то время даже тяготился этим. Выросший в советскую эпоху, не мог не впитать обязательные идеологемы: национализм – это плохо, интернационализм, наоборот, хорошо. И потому когда кто-то, пусть и в шутку, называл меня этим нехорошим словом, срабатывал рефлекс. Я начинал перечислять друзей-нечеченцев, поднимать родословную, в которой можно найти пару-тройку «примазавшихся», и через них пытался себя реабилитировать. Со стороны, видимо, это выглядело глуповато и неестественно. Очень скоро становилось стыдно за себя.
А вот интересно, что чувствуют те, кто к месту и не к месту заявляют об историческом выборе чеченского народа в пользу российского государства, а затем с тем же напором протестуют, к примеру, против установки памятников царским генералам–завоевателям Кавказа и выступают за уголовное преследование генералов современных? Ведь «выбор России» — это во многом результат действий тех самых генералов. Что сто пятьдесят или двести лет назад, что сейчас…
У меня на этот счет имеются свои соображения. Но сначала пару слов о встречах с разными представителями власти в течение последнего года. Впечатлений от общения было много, притом неоднозначных. Я понял, что никакой не националист. И даже сепаратизм мой оказался каким-то недоношенным, ему явно не хватало ни фантазии, ни размаха. А те, кто посеял в моей голове полнейший хаос, — очень известные в республике люди. Двое – «народные избранники», еще один руководит важным ведомством, четвертый – чиновник, подвизающийся в правозащитной области.
На встречах мы предложили не мешать нам в работе по уголовному преследованию высокопоставленных военных преступников. О помощи не заикались. Учитывая вовлеченность в проект российских и зарубежных неправительственных организаций, она, скорее всего, принесла бы больше вреда, чем пользы. К правящим в стране и Чечне режимам те относятся одинаково плохо: мол, два сапога пара. Им трудно объяснить, почему нам – чеченцам — наказание российских преступников кажется наиболее важным. Договориться с властью было необходимо, поскольку начинать работу внутри республики невозможно, если результатом может стать очернение «честного имени» местных «борцов с террором».
Выход из этой ситуации мы нашли в признании того, что чеченцы – всего лишь исполнители, актеры в написанной другими пьесе. Иногда чересчур ретивые, проявляющие определенную, хотя, видимо, и разрешенную долю самостоятельности. В чеченском обществе редкое преступление остается без наказания, а если оно прощено родственниками потерпевшего, то никто не имеет права теребить прошлое. Ни словом, ни действием. Ответственность за возобновление конфликта может лечь и на «правдоискателей» со стороны. Взять за горло сценаристов важнее всего. Это самая главная из всех наших национальных задач.
Доведя до собеседников свои соображения, мы ожидали, что они с ними не согласятся. Либо постараются «отмазаться», перенаправив в другие кабинеты. Некоторые в итоге так и поступили, но после длинных бесед. Несмотря на их неэффективность, они оказались весьма содержательными. Как сказал выше, я понял, что не националист. Потому, прежде всего, что признак крови не является для меня определяющим в оценке человека, качеств его характера. В том числе это относится и к северному «старшему брату», который, с одной стороны, да, виноват в наших несчастьях, а с другой — является создателем культуры, ставшей в какой-то степени частью нашей. Много достойных чеченцев выношено русскими матерями. И потом, разве среди «чистокровных» чеченцев не найти жестоких, продажных, беспринципных, готовых пойти на любые преступления ради собственной выгоды?..
Моя «нелюбовь» к России никогда не простиралась дальше монгольского устройства ее общественной жизни. И экспериментов, которые она регулярно проводит над собственными, практически всегда бесправными гражданами. В их жернова часто попадали и мы. Отсюда и сепаратизм: если эта страна не хочет жить, как все, не готова к этому, то и чеченцы имеют полное право требовать самостоятельность.
Но национализм, который обрушился на меня в кабинетах промосковских чиновников, был иного рода. Все злодеяния, которые российские военные совершили в республике, они объясняли образом жизни и воспитанием русских, их изначально природной жестокостью. А также пьянством, неуважением к родителям, которых, если не убивают, то отправляют в приют, развратом и грязью, что окружает их жизнь постоянно. Одним словом, не люди «о двух ногах и двух руках», а сплошной караул.
Что-то подобное можно прочитать и на некоторых чеченских форумах. Но сочетание, казалось бы, несочетаемых вещей в данном случае просто обескураживало. Все посещенные нами кабинеты были заставлены флажками-триколорами и флагами, а также кубками, тарелками и грамотами, подаренными, как понял, рассмотрев часть надписей, в том числе и вышестоящим по вертикали российским начальством. Да и портреты, приколоченные на самых видных местах, не оставляли, казалось бы, никаких сомнений в лояльности обитателей тем, кто на них был изображен, и представляемой ими стране. Но вот речи…
По словам этих российских чиновников чеченского происхождения, они тоже за выход Чечни из состава России. Но не сейчас. Вообще, как я узнал от них, объявление независимости в 1991 году было ошибкой только по одной причине. Тогда страна не настолько ослабела, чтобы нас отпустить. И потом, что нас ожидало? Сами замкнули бы себя на полутора десятках тысячах квадратных, не очень богатых природными ресурсами километрах земли. А у нас высокая рождаемость, народ, который изнывает, просто страдает от чрезмерной пассионарности. Это все равно что лев, запертый в клетке.
Собеседники не имели ни малейших сомнений в том, что Россия обязательно когда-нибудь развалится, а значит, делали они вывод, окажись мы в своем, признанном другими государстве, к столу раздела одной шестой мира вряд ли смогли бы протиснуться. Сейчас хоть какой-то, но шанс есть. Главное не торопиться, не делать неосмысленных и несоразмерных нашим возможностям шагов. Отойти от края пропасти, накопить силы, выждать, а потом уже только действовать.
Признаюсь, в своих сепаратистских воззрениях я так далеко не заглядывал. Как сказал выше, не хватало ни фантазии, ни широты и глубины мысли. И вообще на фоне своих собеседников я казался себе защитником России, сторонником ее территориальной целостности. Странное ощущение.
Впрочем, одна мысль не покидала меня тогда, не покидает и сейчас: а что если эти разговоры — всего лишь защитная реакция людей, понимающих свою неправоту. Ведь по сути нас с нашими предложениями мягко, но достаточно показательно «отфутболили». Не захотели дать никаких гарантий безопасности от себя (не от федералов даже), только от представляемой ими власти.
Знаю нескольких ребят, которые в числе первых поступили на российскую службу. Было это еще в 2000 году. Поначалу они стеснялись. Российскую форму тогда ненавидели все. Поэтому объяснение своему поступку давали простое: если мы будем работать в милиции, то сумеем защитить кого-то из мирных людей. С течением времени в них появилась уверенность, изменилась и мотивация. Она приобрела уже личностный характер. Все больше стали говорить о своей безопасности, а затем и необходимости кормить семью. Трансформация взглядов моих знакомых завершилась убежденностью, что они на правой стороне. Пусть и с теми, кто был против тебя.
В какой-то степени я понимаю, почему это произошло. Человек не может все время чувствовать себя виноватым. Он начинает искать оправдание своим поступкам, найдя же, начинает в них верить. Процесс этот не завершен, и лучшее тому свидетельство — наши беседы с чиновниками промосковской власти.
Да, они не могут встать в позу и сказать: мы всецело за посадку молтенских, богдановских и всяких других шамановых, — но и прогнать с проклятиями тех, кто это предлагает, пока еще совесть не велит. Отсюда и словесные упражнения, доказывание, что они не меньшие, чем другие, патриоты. Точнее, националисты, хотя я сам лично на это звание никогда не претендовал.
Несмотря на корявость объяснений, мне кажется, это неплохой знак. Было бы хуже, если бы в верхних эшелонах власти республики все окончательно уверились в своей правоте.
Усам Байсаев, сотрудник правозащитного общества «Мемориал», специально для Prague Watchdog
Самашки, Чеченская Республика
Chechenews.com
20.11.18.