Чеченский феномен: Неистребимая страсть к свободе гл. 31
Билал Ахмадов пришёл на телевидение для отработки практики вместе с другими студентами факультета журналистики ЧГУ менее года назад. Отличался от однокурсников зрелостью и, самое главное, уверенностью в себе – чрезвычайно важным качеством для журналиста.
Он и по возрасту был старше своих товарищей-практикантов на два года. Уже успел отслужить в рядах Советской Армии. Билал и двое его однокурсников – Эльбеков и Закриев – были зачислены в штат в качестве корреспондентов информационной редакции по моему предложению.
Билал был очень телегиничен и быстро утвердился, как ведущий. Хотя и не так уверенно, как Билал, но постепенно начали осваиваться в эфире и двое его товарищей.
Лето и осень 1994 г., как я уже упоминала, были очень неспокойными. То тут, то там происходили столкновения между различными вооружёнными группировками и населением республики. Имели место случаи нарушения государственной границы российскими военными. Поступала информация о нападениях на проезжающих в районе Горагорска с захватом автомашин и т.д.
Эти трое ребят постоянно рвались в гущу событий. И поэтому, как только было получено сообщение о вооружённом столкновении на границе Надтеречного района, настояли на поездке туда. Я считала, что это небезопасно, а они — ещё недостаточно опытны, чтобы ориентироваться в такой обстановке, и долго не давала согласия. Но офицер генштаба, который согласился их сопровождать, заверил меня, что позаботится о них. Я, конечно, понимала, что в таких ситуациях никто ничего не может гарантировать, но всё же сдалась, зная, как они будут разочарованы в случае отказа.
Время тянулось медленно. Уже давно закончился рабочий день, а их всё не было. Я очень волновалась, ругала себя за то, что проявила слабость и уступила. Уехала домой после 11 часов и постоянно звонила на телевидение, узнать не вернулись ли. После 12 ночи на студии оставалась одна охрана. Я поручила им позвонить мне, как только появятся ребята, время значения не имеет.
Ночью я не сомкнула глаз. Ребята приехали только под утро. Оказалось, что они попали-таки в переплёт, из которого выбрались с трудом и не без посторонней помощи. Билал погиб позже… Он не вернулся с очередного задания.
Наверное, выбрав профессию журналиста, он выбрал и судьбу. Родившийся в семье врачей, он мог бы пойти по стопам родителей, но предпочёл журналистику и служил ей преданно. Его жизнь оборвалась в самом расцвете, вернее, была оборвана, как и десятки жизней его коллег, оказавшихся на чеченской земле по долгу службы.
Немало примеров, когда журналистов убивали целенаправленно на российских блокпостах, особенно в период первой русско-чеченской войны. Погибали они и в результате бомбовых, ракетных и артиллерийских ударов и в первую, и во вторую войну. Кстати, среди стран, перечисленных в 2000 г. в докладе ООН, как опасные для журналистов, первое место занимает Россия. Второе – Колумбия.
Билал ушёл из жизни, успев испытать боль страшной утраты: погибла одна из его сестёр-близняшек, которой только предстояло идти в первый класс. Он очень тяжело переживал этот удар. Пытался и не мог скрыть своего горя. «Повзрослел прямо на глазах», — говорили о нём сотрудники, сознательно избегая слова «постарел».
О гибели Гузуева я узнала будучи в Турции. Незадолго до этого, не найдя по телефонам нужных мне людей, позвонила в переводческий отдел МИД. Поднявшая трубку переводчик английского Марина сказала, что, в общем, всё в порядке, но заметила, что вокруг царит какая-то странная тишина. Несмотря на утренние часы, на улицах почти никого нет. Резко потемнело небо, сгустились тучи, будто перед грозой, и атмосфера какая-то тревожная. Потом она долго описывала мне фасон кожаного плаща, который она просила купить для неё в Турции.
А через несколько дней, позвонив в приёмную госсекретаря уже из Кипра, я узнала плохую новость. Референт, которую я попросила соединить меня с Госсекретарём, сказала, узнав меня по голосу: «А, ты ещё не знаешь? Шефа забрали». «Куда забрали?» — не поняла я. «Его похитили эти, которые называют себя оппозицией. Уже две недели», — отвечала она подавленно (впоследствии, в результате долгих переговоров, он был освобожден).
Затишье, о котором говорила Марина, предвещало бурю. Вторжение российских войск в Чеченскую Республику под видом и при поддержке «оппозиции» 26 ноября 1994 г. положило начало длительной истребительной войне. Военная армада со ста семьюдесятью единицами бронетехники, четырьмя тысячами солдат и офицеров вторглась, при поддержке авиации, в столицу Чеченской Республики Грозный с четырёх сторон. По мнению военных, молниеносный удар должен был обеспечить быструю победу, вызвав панику среди населения. Генерал П.Грачёв заявил, между прочим, что ему достаточно одного парашютно-десантного полка и двух часов, чтобы восстановить контроль над непокорной республикой. Однако не всё укладывалось в заявленный сценарий…
Несколько танковых частей Кантемировской дивизии были разбиты в течение 5-6 часов. На месте боёв на центральных улицах и проспектах Грозного остались десятки подбитых танков и сотни трупов российских солдат. Эти кадры, запечатлённые на видеоплёнку, обошли многие экраны мира. Российские военные отказывались забирать трупы своих солдат, которыми были буквально усеяны улицы, несмотря на то, что чеченская сторона неоднократно предлагала прекращение огня для того, чтобы дать противнику такую возможность.
Вот так, через 50 лет после сталинской депортации, чеченский народ, вставший на путь независимости, вновь подвергся масссовому истреблению, якобы за «нарушение Конституции». Но горестные воспоминания 1944 года стали основанием для отчаянного сопротивления, спасшего в результате народ от полного истребления.
Несмотря на массированные бомбардировки и наземные атаки, телефонная связь в республике в декабре 1994 г. продолжала функционировать. «Бомбят», — спокойным голосом отвечал супруг, будто речь шла о чём-то обыденном. Он уже пережил американские бомбардировки, будучи во Вьетнаме в 1970-х годах. Там они укрывались в пагоде, куда их отвозили перед началом авианалётов.
Я просила домашних перебраться на время к родственникам, в село, поскольку наш дом – самое высокое здание в городе — был не только прекрасной мишенью, но и находился в опасной близости с Президентским Дворцом. Но когда я позвонила спустя несколько дней, они по-прежнему оставались дома. Ежедневно выходили на работу. Ожидали окончания воздушных атак. Надеялись, что всё обойдётся.
«На улицах – трупы, мы чуть ли не спотыкаемся о них по дороге на работу», «Напротив наших окон (на 8-м этаже) завис какой-то шар, и так каждый вечер уже две недели» . Такого рода сообщения получала я во время очередного телефонного разговора. А многочисленные турецкие телевизионные каналы демонстрировали бои в Грозном, называя попутно цифры потерь среди военных и мирных жителей Чеченской Республики.
Митинг протеста против вторжения российских войск в Чечению, организованный чеченской диаспорой Турции, был многолюдным. Полиция проверяла документы у каждого, кто приходил на площадь Абиде Хюррийет, украшенную национальными флагами Чеченской Республики, куда с утра начали стекаться, несмотря на пасмурную погоду, тысячи людей. На трибуну один за другим поднимались представители чеченского и других народов Кавказа. Они говорили о захватнической политике России, которая не претерпела никаких изменений с тех пор, как их предки вынужденно покинули родину во второй половине 19-го столетия. Осуждали геноцид против чеченского народа.
Я приезжала ненадолго и уже на следующий день улетала на Кипр. В столицу этого маленького островного государства Лефкошу мы прилетели поздно вечером 18 декабря 1994 г. Ещё спускаясь по трапу, я чётко услышала часто повторяемое слово «Чеченистан» — так звучит «Чечения» по-турецки. «По-моему, это встречают нас», — сказал сопровождавший меня стамбульский фабрикант-чеченец Оздемир.
Как только мы вошли в VIP-салон аэропорта, заработали видеокамеры, засверкали вспышки фотоаппаратов. Турецкие и кипрские коллеги интересовались последними событиями в республике. Их также интересовал вопрос, располагает ли Чечения достаточной силой для того, чтобы противостоять военной мощи России. А на площади перед зданием аэропорта собрались тысячи молодых людей, студенты вузов, которые выкрикивали лозунги в поддержку Чечении, размахивая государственными флагами Чеченской Республики и скандируя «Яшасын Чеченистан!» (Да здравствует Чечения!).
Митинг солидарности с чеченским народом должен был состояться на следующий день, 19 декабря. Незадолго до его начала нас приняли президент Кипра Рауф Денкташ, премьер-министр, министр иностранных дел и спикер парламента Северного Кипра. Выступивший затем на митинге Президент Кипра резко осудил военную агрессию России против Чеченской Республики, делающей первые самостоятельные шаги в условиях независимости.
Затем участники митинга прибыли в полном составе на пограничный пункт с греческим Кипром. В заявлении, переданном представителю ООН, выражался протест против политики невмешательства, которую проводила данная организация во главе с Б.Б.Гали. Тут же было предано огню чучело Б.Ельцина с бутылкой виски на шее, символизировавшей его алкогольную зависимость.
Во время митинга ко мне подошли несколько молодых людей, которые просили помочь им попасть в Чечению. А вечером в отель явилась большая группа студентов, которые настойчиво просили содействия в том же вопросе. Мы с моим спутником долго отговаривали ребят от этой затеи. И, кажется, преуспели. Но в аэропорту Лефкоши меня ожидал сюрприз.
Один студент из ингушской диаспоры, которого мне представили накануне, как единственного сына своих родителей, живущих в Анкаре, ждал меня с дорожной сумкой в руках и принялся взволнованно умолять взять его с собой. Я и мой сопровождающий приложили немало усилий, чтобы разубедить его. Я напомнила ему о долге перед родителями, о том, что он обязан о них заботиться, что они не справятся с горем, если там с ним что-нибудь случится.
«Ты посмотри на него. Он весь горит», — говорил Оздемир, сопровождая меня до самого трапа самолёта. Обернувшись, я увидела, как этот худощавый паренёк, почти ребёнок, которому было не больше 18-ти, вытирая увлажнившиеся от слёз глаза, с болью и отчаянной тоской смотрит нам вслед…
Я постоянно связывалась с Грозным из Кипра, передавая сообщения о ходе событий и получая информацию об обстановке в Чечении. Связь с республикой, уже полностью взятой в кольцо блокады, прервалась несколько дней спустя. Правительство переместилось в подвал Президентского Дворца. Новая страница в истории Чечении, открытая 4 года назад, вступила в кровавую фазу. Миллионному чеченскому народу предстояло принести в жертву первой войне 120 тысяч своих граждан, большинство которых составляли старики, женщины и дети. Новая русская национальная идея – целостность страны, — удобренная реками крови невинных, продолжала смертоносный галоп, усеивая трупами свой путь без деления на своих и чужих.
А сколько жертв было принесено в угоду неправедным идеям. Одна из них – «добровольное вхождение» Чечении в состав России, которого на деле никогда не было.
Эта концепция, выдвинутая идеологами ЦК КПСС и подтверждённая местным историком В.Виноградовым, была утверждена официально. Данный факт подтасовки, перефразированный острословами в «добровольное вторжение», возмущал не только знающих свою историю чеченцев, но и русских, которым была известна истина. Но тема была задана, и празднование 200-летия добровольного вхождения Чечено-Ингушетии в состав России состоялось. Учёные республики, несогласившиеся с этой концепцией, были преданы анафеме, и самые неуступчивые из историков были переквалифицированы… в рабочие.
Но каким пышным был «юбилей» 1981 года! В торжествах принимали участие ответственные работники ЦК КПСС, а также руководители республиканских и краевых комитетов партии из различных регионов СССР. Для освещения данного мероприятия в Чечено-Ингушетию съехались десятки журналистов, представлявших все виды средств массовой информации. Нам же, как обычно, выпала двойная задача: освещение торжественных мероприятий с одной стороны и опека над коллегами – с другой.
Приезжие журналисты, хорошо осведомлённые об исторической натяжке, по-свойски иронизировали над этой шумихой, когда мы собирались в узкой компании, без посторонних. Но говорить об этом открыто решались не многие. А кое-кто рассуждал и так: «Было, не было – какая разница? Что от этого меняется? И вообще, что мы знаем о других исторических событиях? Только то, что нам позволено знать».
Менялось, однако, многое. Искажалась историческая действительность. Правда подменялась ложью, чеченскому народу навязывалась фальшивая история .
Война в Чечении шла уже три месяца. Осложнялась время от времени и обстановка в Ингушской Республике. От разрыва выпущенного из российской бронетанковой части, дислоцировавшейся в с.Сурхахи, снаряда погибли двое местных жителей-ингушей. А в Сунженском районе Ингушетии была убита студентка юридического института, работавшая в бакалейной лавке. Она была расстреляна из автомата одним из двух российских военнослужащих, потребовавших у неё спиртное, которого не было в продаже, что и стало поводом для кровавой расправы.
Местное население опасалось новых провокаций, которые участились в последнее время в связи с вводом в эту республику дополнительных воинских формирований, и оснований для этого у них было предостаточно. Широкую огласку получил случай, имевший место осенью 1999 г., когда ночью к лагерю беженцев в Сунженском районе был подброшен труп российского солдата.
Припозднившаяся со стиркой белья женщина из числа чеченских беженцев обратила внимание на транспортное средство, из которого вышли двое в военном обмундировании, вывалившие на землю что-то, похожее на человеческое тело. Она сообразила, в чём дело, и немедленно сообщила об этом дежурному милиционеру, который тут же передал на блокпост полученную информацию. Двое военнослужащих российской армии, которые пытались таким образом замести следы совершённого ими убийства своего сослуживца, были задержаны по горячим следам.
Покой жителей Назрани стали нарушать с недавних пор бронетранспортёры, гулко раскатывавшие по центральным улицам ингушской столицы, избирая для своих демаршей самые многолюдные места. А по небу проносились ракеты, летящие в Чечению.
Услышав впервые этот непонятный гул, я обратила на него внимание Кусамы, супруги Аслана Масхадова, которая провела большую часть жизни при воинских частях во время службы мужа в Советской Армии, а также безвыездно находилась в Чечении от начала и до конца первой войны и потому разбиралась в происходившем лучше меня. «Это ракеты. К нам летят», — сказала она и, задумавшись, надолго умолкла.
Она постоянно выезжала в зону военных действий, начиная с первого дня, когда была разблокирована граница между Ингушетией и Чеченией. Её не раз пытались отговорить от столь частых и небезопасных поездок, но она продолжала рисковать в надежде получить какую-нибудь информацию о муже, за которого очень тревожилась. В одной приватной беседе, состоявшейся два года назад, А.Масхадов рассказал о её неожиданном визите на позиции во время первой войны, не переставая удивляться, как ей удалось добраться невредимой, преодолев пешком расстояние более, чем в 40 км, под непрерывным огнём.
Аслан Масхадов был по натуре скромным, я бы даже сказала, очень стеснительным человеком. Это могут подтвердить многие, кто знал его близко. Случай, о котором идёт речь, происходил в январе 1995 г., во время первой войны, в бытность А.Масхадова Начальником Главного Штаба Вооружённых сил. Чеченские военные формирования базировались в окрестностях села Алхазурово. Зная об их нелёгких условиях, один из местных жителей пригласил Аслана к себе на ужин.
Когда гости собрались уходить, было далеко за полночь, и хозяин предложил Масхадову остаться у него на ночлег. Когда же тот вежливо отклонил предложение, хозяин, полагая, что тому где-то уготовано более комфортное место, настаивать не стал, и был очень удивлён, узнав позднее от родственника, работавшего там, что Масхадов спал в ту ночь, сидя на стуле, в Сельсовете.
Война 1994-96 гг. породила массу анекдотов, а также отложила в памяти немало разных случаев из категории «нарочно не придумаешь». Один из участников Сопротивления рассказывал о сцене, разыгравшейся зимой 1996 г., свидетелем которой стал сам.
Когда перед тогда ещё начальником Штаба Чеченских Воружённых Сил А.Масхадовым выстроили группу свежепленённых российских десантников, которые были облачены в колоритные лохмотья и напоминали скорее бурлаков с картины Ильи Репина, но никак не спецназовцев регулярной армии, он обвёл их изумлёнными глазами с головы до ног. Затем его взгляд скользнул на неожиданнно добротные обувь и обмундирование доставивших их сюда бойцов, стоявших навытяжку.
«Это что такое?! – воскликнул он по-чеченски. – Они вот в таком виде сюда прибыли?!». И не дождавшись ответа, гневно продолжил, поочерёдно заглядывая в глаза каждому из бойцов: «Вы же прекрасно понимаете, что это не так! Вы знаете, как это называется? Не заставляйте меня произносить это слово. Быстро снимите с себя всё это и верните».
О том, что военные успехи Чеченской Армии в первую войну достигались не за счёт высокой технической оснащённости, говорит следующий анекдот. Д.Дудаев, получивший донесение о приближении российских войск, приказывает А.Масхадову: «Немедленно вывести танковую дивизию!» «Оба?» — уточняет А.Масхадов. «Нет, — отвечает Джохар. – Один (танк) оставить в резерве».
А эту историю рассказал восемнадцатилетний боец-ополченец, проходивший курс лечения в Стамбуле после ранения в 1995 г. и погибший в бою в 1996-ом.
Их было шестеро. День выдался спокойный. Вокруг – тишина, изредка нарушаемая разрывами бомб, доносящимися издалека. Они возлежали в живописных позах у развалин Президентского Дворца, наслаждаясь долгожданным затишьем, — столица вновь была в руках чеченских ополченцев.
Вдруг из-за поворота неожиданно, с грохотом, вынырнул видавший виды БТР, который пронёсся мимо них со скоростью, неимоверной для его весьма поношенного вида. Провожая его взглядами, они лениво обменивались остротами на счёт своего гипотетического соратника, который, очевидно, завладел этим «драндулетом», и недоумевали, как тому удаётся выжимать такую запредельную скорость из этой «консервной банки», когда напротив них резко затормозили древние «Жигули» алого цвета, из одного окна которых торчало дуло пулемёта, а из другого – высунувшийся по пояс разъярённый тип в огромной фуражке, который что-то злобно выкрикивал на ходу, ещё прежде, чем машина, наконец, со скрежетом остановилась.
Наконец, полусонным и ошарашенным бойцам удалось сообразить, что колоритный тип, упавший им словно снег на голову, осыпает их отборной бранью на ингушском, причём самым безобидным из неё были проклятия в адрес их отцов, породивших таких растяп, – в БТР были русские!
«Жигули» задержались ровно до конца этой гневной тирады и резко сорвались с места – продолжать погоню. Пристыженные ребята немедленно мобилизовались, твёрдо решив, что такой оплошности больше не допустят, и залегли в засаду. Завидев издали вынырнувший из-за угла уже знакомый БТР, они, не раздумывая, открыли по нему огонь. Боевая машина продолжала нестись на той же суперскорости, так поразившей бойцов в первый раз, и вдруг резко встала прямо напротив них. Люк откинулся, и изнутри раздалась уже до боли родная ингушская брань: экипаж красных «Жигулей» уже успел экспроприировать боевую машину.
***
В 2000 г. в почте Генерального Представительства Чеченской Республики мне попалось на глаза письмо, написанное на потрёпанном обрывке пожелтевшего тетрадного листка обрывистым и едва не рвущим бумагу почерком, без даты. Я не смогла остаться безучастной к отчаянному стремлению безвестного автора увековечить память своих, трагически погибших, соотечественников. Вот это письмо:
«Это было в начале второй войны. Их было 8, молодых ребят принимавших бой в районе Старых промыслов на Терском хребте. Когда начался штурм, они оказались в передних окопах. Командир Нукш Мохмад отдал приказ остальным отходить. В противном случае на верную смерть были бы обречены все. Восемь чеченских ополченцев встали живым щитом, прикрывая отход своих товарищей. В течение суток по ним били авиация, артиллерия и пехота. Целая армия сражалась против восьми человек. Ими было убито 600 вражеских солдат. И когда в живых оставался лишь один, он встал во весь рост и с криком «Аллаху Акбар» открыл по противнику стрельбу из пулемёта.
Российские военные увезли их тела и отказывались возвратить их семьям. Лишь благодаря вмешательству президента Ингушетии Руслана Аушева, который вступил в переговоры с одним российским генералом, тела героев были выкуплены, возвращены родным и преданы земле. «У меня в бою полегло 600 человек. Это были достойные противники», — сказал генерал на прощанье.
Вот имена этих защитников Родины, воистину достойных того, чтобы их имена остались в памяти и истории их народа:
Командир Нукш Мохмад; Букиев Абдурахман (на третий день после его гибели у него родился сын); Букиев Иса (у него осталась дочь), Букиев Анзор, Ражапов Аслан, Дыциев Хусейн, Саид Хусейн и Бек».
Продолжение следует …….
Chechenews.com
18.05.20.