Секретарь Совета безопасности РФ Александр Лебедь и президент ЧРИ Аслан Масхадов подписывают Хасавюртовские соглашения, 1996.
Продолжение темы. Начало здесь.
Хочет ли Российская власть сегодня уйти с Кавказа просто так? Конечно, нет.
Но события объективно развиваются в этом направлении. Все больше людей начинают рассматривать такой сценарий не только как возможный, но как неизбежный и даже желательный.
Для многих сегментов русского общества отделение Северного Кавказа от остальной РФ психологически уже не воспринимается как гибель своей страны. Готовится к этому и власть. Произведенная достаточно давно передислокация в регион самых боевых частей российской армии, сконцентрированное здесь наибольшее количество военных сил – это также факт, свидетельствующий о понимании Москвой того, где произойдет в будущем перекройка государственной границы Российской Федерации.
Северный Кавказ уже сегодня является совершенно особым регионом РФ.
Согласится ли Москва легко уйти из Северного Кавказа? Легко она, конечно, не согласится. О легких решениях, о легкой ситуации речь не идет. Ситуация уже болезненная. Это ситуация кризиса перед взрывом, собственно, уже начинающегося взрыва, поэтому легко конечно никто не уйдет. Но мы помним, что Москва ушла из много более стратегически и экономически значимых территорий, чем Северный Кавказ. Все союзные республики получили независимость, как мы знаем. Это было, конечно, более значимое, наиболее болезненное для Москвы и русского самосознания действие, чем уход с Северного Кавказа. Нет никаких оснований полагать, что 25 лет назад наступил конец истории, который нам тогда обещали некоторые политологи.
Почти все, кто говорит о ситуации в сегодняшней Российской Федерации, по умолчанию предполагают как само собой разумеющееся, что распад Советского Союза – это последняя стадия распада Российской империи. Но действительно ли это последняя стадия? Тот грандиозный исторический процесс, который произошел на наших глазах 25 лет назад, когда многие территории, бывшие веками в составе Российской империи, вышли из ее состава, остановлен ли этот процесс?
Обычно историки и политологи рассматривают происходящие процессы как статичные, вот, распад империи закончился, мы изучаем его. Но вопрос, однако, заключается в том, действительно ли процесс распада Российской империи и ее продолжения Советской империи закончен, остановился ли он, или будет продолжаться? Мне кажется, что нет никаких оснований предполагать, что этот исторический процесс застопорился 25 лет назад, и Российская Федерация будет существовать в том же виде, в котором она существует сейчас, еще 70 лет. Более того, за последние 25 лет в Российской Федерации произошли драматические изменения, которые делают процесс ее распада еще более вероятным, и в первую очередь это касается Северного Кавказа.
За последние 25 лет Северный Кавказ изменил свой статус. Он превратился в колонию. Колонию я определяю, как территорию, которая отличается от метрополии по экономическому, по религиозному или культурно-национальному признаку. Большая часть ее населения, которая экономически зависит от метрополии и управляется ею политически, не ассоциирует себя с метрополией. Это определение полностью касается всего Северного Кавказа. Интересно, что еще при Советском Союзе Северный Кавказ не являлся классической колонией. Во времена существования Советского Союза много спорили о том, в чем причина устойчивости Советской империи. Причина заключалась в том, что Советская империя не была колониальной империей в полном смысле этого слова. Коммунистические власти прилагали большие усилия по интеграции национальных окраин в состав своей империи. Это полностью сейчас отсутствует в Российской Федерации.
Большинство колониальных империй распадались в результате того, что для центральной власти оказалось слишком дорого, сложно, технически невозможно и опасно удерживать колонии дальше. И правящие элиты под воздействием ряда кризисных факторов принимали решение «сбросить» проблемные регионы, «отсечь» их как часть,ставшую опасной уже для всего государственного организма.
Какие факторы могут заставить поступить так Кремль?
Сегодняшнее экономическое положение известно. Известно также культурное отторжение большей части населения Северного Кавказа от метрополии и культурное и национальное неприятие значительной частью населения собственно России выходцев с Северного Кавказа. Появление термина «лицо кавказской национальности» не случайно.
Вещь, которая обычно рефлексируется несколько меньше – отторжение северокавказской элиты. В Советском Союзе элита национальных республик была интегральной частью общеимперской, общесоветской элиты, и ни у кого не вызывало вопросов, когда, скажем, Алиев, Кунаев или Шеварднадзе занимали высшие посты во властной иерархии Советского Союза. В современной России разговоры о том, что Рамзан Кадыров может стать общенациональным лидером, занять место в Кремле, вызывают у российского общества шок. Существует очень четкая граница между элитами северокавказских республик, вообще национальных республик и элитой федерального центра. Это непересекающиеся плоскости. Федеральная элита не рассматривает Северный Кавказ как свой интегральный участок, а элита национальных республик не рассматривает федеральный центр, как то место, с которым она органично связана. Кризис выражается и в том, что федеральный центр уже не может назначать элиту в Северный Кавказ, и вообще в национальные республики. Имеет место невозможность назначения Москвой своих людей в отдельные этнические регионы без согласия их элит. Собственно говоря, эта ситуация была и в позднем СССР, это был один из элементов кризиса, приведшего к распаду Советского Союза. Кризис тогда стал явен окончательно с попыткой назначения Геннадия Колбина в Казахстане в 1986 году, после чего уже таких попыток не предпринималось.
А в современной РФ это впервые произошло в феврале 2003 года с попыткой спецслужб предложить своего кандидата на выборах президента Башкортостана. И выяснилось, что кандидатура этнического русского силовика-спецслужбиста в Башкортостане абсолютно неприемлема.
То есть, существует уже зеркальный потолок между элитами, даже не просто зеркальный потолок, а два различных направления. Карьерные пути элит национальных республик, и в первую очередь, элиты Северного Кавказа, и центральной элиты – совершенно различные. Есть пример Хасбулатова, который на краткое время стал одним из руководителей РФ. Но, характерно, что он не удержался в этом положении. Кроме того, речь идёт о начале девяностых годов – а это, как раз, время превращения Северного Кавказа в теперешнюю типичную колонию. Сейчас во всей российской элите нет ни одно представителя Северного Кавказа. Есть прекрасный пример господина Суркова.
Слухи о его чеченском происхождении, хотя он никак не связан с Чечней, да просто никогда там не жил, тем не менее, являлись главным пунктом направленной против него пропаганды. Отторжение национальной элиты существует не только для Северного Кавказа, характерен пример Минтимера Шаймиева. В Советском Союзе ему был бы обеспечен прямой путь в высший эшелон российской власти, а сейчас – он просто пенсионер.
Москва пока может контролировать назначения в силовые структуры, хотя здесь также происходят достаточно интересные процессы.
Вопрос экономической ситуации на Северном Кавказе хорошо известен. Как мы знаем, тот метод, который федеральный центр использует для умиротворения северокавказских элит – это метод вкачивания туда денег из федерального бюджета. Но этот метод уже не работает. Во-первых, возможности федерального бюджета практически исчерпаны. Вкладывать еще большие деньги в Кавказ уже сложно. Куда уж больше, если по некоторым регионам дотирование превышает 90% местного бюджета. Во-вторых, откуда их взять в связи с общим экономическим кризисом? Кроме всего прочего, это вызывает и массовое недовольство славянского населения.
Невозможно не только увеличить денежные потоки на Северный Кавказ, но просто сохранить их на прежнем уровне. Но даже эти федеральные средства приводят к прямо противоположному результату. Вот ситуация по республикам: процент дотационности местного бюджета, то есть какой процент денег местного бюджета приходит из федерального центра. Чечня и Ингушетия – 90%, Дагестан – 75%, Кабардино-Балкария – 60%, Осетия и Карачаево-Черкессия – 55 %. А теперь посмотрим, какие республики являются самыми неблагоприятными на Северном Кавказе с точки зрения диверсионно-террористической активности? Это в первую очередь Чечня, затем Дагестан, потом Кабардино-Балкария, самая спокойная – это Осетия и КЧР.
То есть, мы видим – чем больше денег федеральный центр вкладывает в местные республики, тем выше там партизанская диверсионно-террористическая активность, тем больше терактов там происходит и тем сильнее там сепарационные настроения. Парадигма, по которой используют эти деньги, уже полностью не работает.
Даже те деньги федерального центра, которые не оседают в карманах чиновников в Москве и на местах, а, все же вкладываются в какие-то проекты, используются крайне неэффективно, соответственно, растет недовольство населения, в первую очередь молодежи, которая естественно переносит свое недовольство местными властями на центральные власти.
Гигантские суммы, выделяемые Кавказу, не только разворовываются, но и приводят к тому, что социальное напряжение и в РФ и на Северном Кавказе только растет.
У Кремля уже нет инструментов, которыми бы он мог влиять на ситуацию на Северном Кавказе, кроме репрессий, которые неэффективны, и подкупа местной элиты. И даже эти инструменты уже не работают. Для того, чтобы применить другие инструменты, необходимо коренным образом реформировать всю систему управления. Сделать это только на Северном Кавказе невозможно, реформа может быть только общенациональной, но понятно, что федеральная власть не может пойти на коренное изменение системы управления во всей стране, потому, что это будет, по определению, означать конец существующего режима.
Особенно неэффективными оказываются действия Москвы, когда она пытается укрепить так называемый мирный, традиционный ислам. Попытки российских властей, вполне искренние попытки, поддержать умеренное, не акцентирующее насилие, крыло ислама, повысить авторитет соответствующих священнослужителей, религиозных институтов и так далее, приводит к прямо противоположному результату, и ислам все более и более радикализируется.
Ситуация складывается так, что федеральный центр уже не может существующими методами сохранять спокойствие, сохранять стабильность в этих регионах, что большая часть населения, так сказать, в «русской России» не рассматривает Северный Кавказ как часть своей родины, и большая часть населения Северного Кавказа также не рассматривает Северный Кавказ как часть России. Возникает вопрос: долго ли федеральный центр будет удерживать эти территории? Ответ на него зависит от того, насколько дорого обходится ему содержание Северного Кавказа. Про экономическую составляющую мы уже говорили. Понятно, что российская власть готова использовать любые деньги, не считаясь с положением населения страны, но до тех пор, пока это не вызывает достаточных протестов.
Российская история показывает, что надеяться на вечное «безмолвие народа» власть не может. Через пару месяцев, в феврале будет столетие любопытных событий, которые наверняка не дают спать и сегодняшним руководителям России. Можно вспомнить и события последних лет в Москве – Болотная, Манежная – которые показывают, что градус протестной активности в России вполне способен подняться до критической черты. Чтобы его понизить, необходимы денежные вливания, брать их в случае кризиса, кроме как из дотаций Кавказу, неоткуда – ведь сокращать расходы на центральные регионы, если там появятся признаки недовольства, будет нельзя.
Но есть еще другие причины, которые могут заставить российскую власть принять решение о том или ином отделении Кавказа.
Влияние фактора Северного Кавказа на протестные настроения внутри России. Имеет место продолжающийся отток северокавказцев в Россию, что ведет к усилению протестных настроений среди российского населения, поскольку приток мигрантов сопровождается ростом криминальной активности, ростом конкуренции и так далее. Если мы посмотрим ситуацию в «русских» городах Предкавказья – Пятигорск, Ессентуки и так далее, то увидим, что огромное количество квартир стоят просто пустые. Они скуплены жителями северокавказских республик, которые имеют хоть какие-то средства.
Следующий пункт – это радикализация российской оппозиции. Определенные сегменты российского протестного движения движение получают импульс от движения Северного Кавказа.
Во-первых, это касается российского ислама, который радикализируется под влиянием ислама Северного Кавказа.
Но это касается и собственно российских протестных движений. Несколько примеров. Летом 2010 года в России возникло движение так называемых приморских партизан, когда в российском Приморье появилась вооруженная группа, которая в течение нескольких месяцев вела настоящую партизанскую войну против российских силовиков. Были введены войска, чтобы с ними справиться. У них появились последователи в других областях. Движение в течение примерно полугода было подавлено, хотя было убито по моим подсчетам несколько десятков силовиков. Теракты уже перекинулись с Северного Кавказа на собственно территорию Российской Федерации, и идеология этих людей была – русский национализм. Но имеются сведения о том, что эти люди установили контакты с северокавказскими партизанами, а после ареста несколько членов этой группы, находящиеся в заключении, приняли ислам. Есть и другие примеры.
То есть, существуют контакты на оперативном уровне русских националистов, которые учатся тактике партизанской борьбы на Северном Кавказе, существуют контакты на личном уровне, в том числе, и на территории Украины. И эта степень радикализации не может не беспокоить российские власти.
Российская несистемная оппозиция также давно присматривается к мусульманам. Скажем, еще в 2005 году Лимонов, лидер НБП, написал программную статью «Исламская карта». Кончается эта статья следующим призывом: «Мусульман в нашей стране свыше 20 млн., это русские люди. Велик Аллах! Идите к нам мусульмане! Эта Россия не устраивает всех, нам нужна другая Россия! Да поможет нам Аллах!» В 2005 году эти слова рассматривались как курьез, хотя уже тогда происходили контакты между НБП и радикальным исламом, теперь эти контакты появляются в других слоях несистемной оппозиции.То, что за это время Лимонов перешел в путинский лагерь, значения для рассмотрения тенденции не имеет.
Имеется и фактор армии. Если мы посмотрим на историю XX века, то увидим два типа распадов империи.
Первый тип: Франция и Португалия, два режима: один демократический, другой диктаторский, пытались всеми силами удерживать все свои колонии, и привело это практически к гражданской войне, например, ОАС – организация французских офицеров, совершила несколько покушений на Шарля де Голля, фактически армия выступила против центра, их взгляды на будущее колоний разошлись. То же самое, только наоборот, произошло в Португалии. Там диктаторский режим был свергнут офицерами, которым надоело бессмысленно умирать в джунглях Анголы и Мозамбика.
Другой тип: Англия среди демократических и Испания среди диктаторских режимов. Элиты этих стран, осознав, что колонии невозможно удержать, сами ушли оттуда, причем подготовив почву для ухода, сделав его максимально безболезненным, приведя к власти в бывших колониях умеренные и устраивающие метрополию режимы.
Очевидно, что российское руководство будет изучать опыт и тех и других стран, и надо полагать, что они хорошо понимают, что армия, которая сейчас является, так сказать, молчаливым фактором, не сказал еще свое слово в политике. Но есть признаки радикализации армии, роста протестных настроений. Самая боеспособная часть армии, как известно, находится на Северном Кавказе или прошла через него на своем пути в Украину и Сирию. Протестные настроения в армии, по моим контактам, вполне заметны. В частных разговорах офицеры говорят очень резко о центральной власти, и они понимают, что они, собственно, воюют не за Родину, а за коррупционный режим. И возможная радикализация армии, настроений в ней являются одним из факторов риска для федерального центра, который может побудить его вывести войска с Северного Кавказа.
Основная причина, по которой процессы отделения Северного Кавказа еще не набирают оборот, заключается в том, что и российская власть и мировое сообщество не видят альтернативы российскому присутствию. Единственная сила, которая сейчас структурирована на Северном Кавказе – это исламский радикализм. Российская власть все еще рассматривается как стабилизирующая сила, но это уже не так. Российская экономическая политика приводит к тому, что Северный Кавказ радикализируется. Репрессивный аппарат убивает возможность создания гражданского общества. Российские силовики давят не только на экстремистских исламистов, но и на те силы, которые могут прийти им на замену – светские, какие-то прозападные движения или умеренный ислам также подпадают под этот жернов и не могут развиваться.
Россия является уже дестабилизирующим фактором на Северном Кавказе. Если на Северном Кавказе появится сила, которая сможет взять под контроль этот регион, то вопрос об отделении Северного Кавказа будет поставлен, и он будет решен положительно.
На появление этой силы есть социальный заказ на самом Кавказе.
Не только Кадыров, но и другие лидеры Северного Кавказа, официальные лидеры, сейчас начинают смотреть в сторону от федерального центра, понимая, что, возможно, присутствие России не будет вечным и начинают готовиться к этому. В отличие от Кремля, в национальных столицах у местных элит существует сравнительно долгосрочная стратегия. Это стратегия личного выживания, но, тем не менее, она есть.Общество Северного Кавказа все еще на стадии формирования своей национальной политической элиты
Конечно же, появление на Кавказе новой эффективной политической силы ускорится, если она получит хоть какую-то направленную поддержку извне. В том, чтобы такая сила появилась, есть совместный интерес и Запада, и южно-кавказских республик, и на, самом деле, российской политической элиты, в которой растет понимание, что Северный Кавказ является балластом, от которого лучше бы избавиться. И в этом смысле появление внешней силы, могущей обеспечить вывод Северного Кавказа из российского правового поля, будет выгоден Кремлю. Если бы какая-то внешняя сторона совместно с Россией (теоретически, не обсуждая практическую вероятность, это может быть США, ЕС, Турция, страны Южного Кавказа, Азербайджан и(или) Грузия) приняла бы на себя ответственность за будущее этого региона, то тогда можно было бы говорить о каком-то новом юридическом формате, который позволил бы России фактически устраниться с Северного Кавказа, не уходя оттуда официально.
Уже сегодня мировому сообществу, которое в будущем неизбежно окажется вынуждено заняться кавказским регионом, стоит позаботиться о том, что будет завтра, и с кем оно в будущем будет вести дела в регионе Северного Кавказа.
Мы уже сказали в начале, что если Советский Союз не являлся классической колониальной империей, то Российская Федерация в той части, которая касается Северного Кавказа, уже похожа на классическую европейскую колониальную империю. Мы видим, что все колониальные империи, великие колониальные империи, которые управлялись намного лучше, чем Российская Федерация сегодня, были намного сильнее экономически, культурно – распались. Нет никаких причин полагать, что Россия будет исключением из правила.
И вспоминая 25-летнюю годовщину распада Советского Союза, нельзя не вспомнить, что первыми кризисами, сделавшими необратимым процесс распада СССР, стали кризисы на Кавказе – в Нагорном Карабахе и Абхазии. И что первой территорией Российской Федерации, из которой по договору Москвы с местной властью были полностью выведены московские войска, в июне 1992 года стала Дудаевская Чечня.
Процесс распада Советского Союза начался с Кавказа. Процесс дальнейшего распада Российской Федерации также начнется с этого региона.
Источник: afterempire.info
23.12.16.