Немецкий журналист Штефан Штоль о том, как Россия пьет и умирает

Потом мы еще много раз выпивали вместе: вино, водку, коньяк — крепкие напитки. Миша стал моим другом, и я гордился этим. Ведь Миша нравился всем: широкоплечий парень с улыбкой, как у Мела Гибсона. Миша был художником, и у него имелась харизма. Выпив, он начинал рассказывать об огромных пестрых рыбах, которых рисовал, об их телах, душах и мыслях. Он курил одну сигарету за другой, говорил, опять пил, но при этом его взгляд и голос оставались вполне твердыми. Похоже, в состоянии опьянения его посещали идеи для новых творений, которые он воплощал на холсте.

1991 год остался далеко позади, и сейчас русские, если верить последним официальным статистическим данным, стали пить меньше, чем немцы, австрийцы или французы. Но в этой стране статистика и реальность далеко не всегда совпадают. Русская душа по-прежнему падка на горячительное. Особенно в провинции ядовитая тень «зеленого змия», как алкоголизм называли еще в царской России, омрачает дружбу и семейную жизнь многих людей. И в первую очередь она нависает над мужчинами.

Мы сидели в Кейзесе, селе где-то в Западной Сибири, между сараем и огородной грядкой. Июльское небо было пронзительно синим — и обжигающе жарким. На столе в окружении тарелок с горячей молодой картошкой, говядиной, огурцами, луком, сметаной, салом и салатом стоял большой стеклянный графин с какой-то мутной жидкостью. Олег разлил ее по стаканам и сказал с вызывающей улыбкой: «Пей!»

Артем сверлил меня таким же взглядом еще в 1987 году: тогда мой будущий сосед по комнате в ленинградском общежитии сидел с двумя друзьями на кровати, окутанный сигаретным дымом, и протягивал мне стакан с портвейном. Его первым словом тоже было «Пей!» Позднее мне доводилось слышать эту команду снова и снова: в московских офисах, на лавках на задних дворах в каких-то деревнях где-нибудь в Тверской области, в военных самолетах или на сельских дискотеках. От белорусских автоугонщиков, чеченских боевиков, заместителей главных редакторов и скинхедов. «Пей!» Меня словно вызывали на дуэль, но в то же время как будто протягивали трубку мира. А еще это всегда было приглашение с головой прыгнуть в бутылку — в мир новых откровений.

Вот уже 20 лет непьющий Владимир Путин — образец для подражания для всего российского народа. Военный портал topwar не без хвастовства написал как-то, что другие европейские страны (в том числе и Германия) могли бы поучиться у русских трезвости. Но в то же время Россия скучает по советскому «бутылочному братству», по временам, когда водку отпускали по талонам, по пьянкам, когда смешивались просто убийственные коктейли: «200 грамм „Жигулевского», 150 грамм спиртового лака, 50 грамм духов „Белая сирень», 50 грамм антиперспиранта для ног…» Автор рецепта, писатель Вениамин Ерофеев, был убежденным алкоголиком и умер от рака гортани. Многие другие представители творческой России также катились по наклонной. Актер и певец Владимир Высоцкий пел: «Или куришь натощак, или пьешь с похмелья». Он умер в 42 года. Песни Высоцкого и его хриплый голос до сих пор легендарны.

Водку многие русские по-прежнему считают «эликсиром правды», а уровень алкоголя в крови — мерилом мужественности. Лидеры преступных группировок из сериалов на государственном телеканале НТВ по-прежнему пьют водку «из горла». Пить — это как ругаться: нехорошо, но зато естественно.

Однажды я ехал из Петербурга в Тверь в одном поезде с рок-группой «Ленинград» — на концерт. Лидер группы и автор текстов Сергей Шнуров по прозвищу «Шнур», также не скрывающий своей склонности выпить, после 200 километров в вагоне-ресторане с задумчивой миной на лице заказал первый стакан. Потом на его столе появлялись все новые и новые бутылки с пивом и водкой. Когда мы добрались до сцены на берегу Волги, все были пьяны, а ударник группы Денис где-то потерял одну из барабанных палочек, и ему пришлось бить по барабанам пустой пластиковой бутылкой. Но в ритм он попадал.

«Алкоголь — причина нашей смерти, но и жизни он причина тоже». Шнур сочинил это буквально пару недель назад. «Друг на друга глянули — о ужас, и, для храбрости водяры накатив, в темноте совокуплялись, тужась, вот такой нехитрый нарратив». Алкоголь — это тоже своеобразная поэзия, алкоголь — это рок.

Олег хотел выпить со мной под столом. По старому русскому ритуалу: налить, произнести тост, чокнуться, выпить… Потом откусить чего-нибудь жирненького — лучше всего сырого сала. А потом опять налить, произнести тост… Олег гнал самогон — теплую противную жижу крепостью 50-60%. Улыбался и говорил: «Пей! Или получишь по шее!»

По официальной статистике, алкоголизм в России с 2011 года сократился вдвое. Возможно, так оно и есть — если говорить о студентах или яппи в Москве, Санкт-Петербурге или других миллионниках. Там давно уже укоренилась культура потребления алкоголя, там много питейных заведений, там принято по пятницам встречаться с друзьями за кружкой пива. В отличие от бывшего СССР, бутылка давно уже не единственная дверь в иную реальность: можно покурить травку, нюхнуть кокаина, поиграть в компьютерные игры. Кроме того, теперь можно эмигрировать. Согласно недавнему опросу «Левада-центра», уехать из России хотят 53% россиян в возрасте до 24 лет.

«Мои сыновья практически не пьют», — сообщает Джефф. Он этнограф и живет в Петербурге. А еще он — самый устойчивый к алкоголю гражданин России, которого я знаю. «Но академики из моего окружения пьют уже почти столько же, сколько я». Джеффу 59 лет, он здоровяк и чем-то напоминает барочного алкоголика Петра Великого. Джефф пережил операцию на сердце и несколько операций, связанных с лечением от рака, но продолжает курить и пить — главным образом напитки с высоким содержанием спирта.

Олег на 20 лет моложе Джеффа, он крепок как дерево и имеет почти безупречные зубы (не считая одной железной коронки). Для него выпивка — своего рода спорт. Олег — электрик, но на самом деле может ровным счетом все. Он сам колет дрова, ловит рыбу собственной сетью, сам забивает скотину. Олег — один из нескольких миллионов русских, которые нелегально трудятся на многочисленных стройках в качестве чернорабочих.

В Сибири алкоголь — тоже поэзия. Он развязывает языки даже суровым немногословным таежным охотникам, за бутылкой самогона они рассказывают истории о медведях, волках или охотничьих собаках, достойные стать сценариями к фильмам.

У сибиряков в деревнях есть, однако, и своя неофициальная статистика. Согласно ей, Олег принадлежит к большинству — так называемым «работягам». Но есть еще 20-30% — это «алкаши» и их семьи. Об их детях заботятся деревенские учителя и соседи. «Алкаши» пьют самогон не ради удовольствия — для них это основной продукт питания. Если самогон вдруг заканчивается, они пьют незамерзающую жидкость.

Власти знают, что «зеленый змий» намного более живуч, чем утверждает их статистическая цифирь. В ноябре Государственная Дума в первом чтении приняла закон о возрождении вытрезвителей, куда в советские времена забирали с улиц пьяных людей, чтобы они проспались и протрезвели. В декабре правительство объявило запрет: жидкости, предназначенные для бытового использования (дезодоранты, дезинфицирующие средства или добавки к воде для умывания, содержащие более 28% этилового спирта), не могут теперь стоить дешевле напитков с аналогичным содержанием алкоголя. Тем не менее в конце ноября в одной деревне в Ярославской области умерли пять человек. Полиция предполагает, что они перед этим выпили автомобильную «незамерзайку».

***

Под стол я так и не упал. Но из нашей схватки Олег однозначно вышел победителем. В итоге я от него попросту сбежал: вышел из дома, перелез через калитку и пошел куда подальше. Споткнулся о какую-то колдобину и упал, но смог подняться. Потом опять оказался на асфальте — «мордой в салат», как в таких случаях говорят русские. Было еще светло, так что, думаю, полдеревни видели, как я шел до дома. Последнее, что я смог вспомнить, — как моя «Нива» стоит у забора Олега.

Однако утром машина оказалась у меня под окном. Видимо, будучи еще пьяным, я добежал-таки обратно и вернулся уже на машине.

«Литрбол» — это мужской спорт: от алкоголя в России умирают 70% мужчин трудоспособного возраста. А еще в 2016 году, по официальным данным, было зафиксировано более 64 тысяч случаев бытового насилия. При этом, по данным правоохранительных органов, в 80-95% случаев лица, совершавшие это насилие, находились в состоянии алкогольного или наркотического опьянения. И это опять же всего лишь крохотная часть статистики: бытовое насилие обычно не только в семьях «алкашей». И никто не обращается с заявлениями в правоохранительные органы.

***

Мужчины — насильники, мужчины — жертвы. Дима из Ярославля собирался приехать на майские праздники. В день приезда позвонил и сказал, что его машина перевернулась, но все в порядке, и он приедет завтра. Потом его мобильный телефон был выключен, а еще через три недели он извинился за «неадекватное поведение».

Дима просто ушел в запой, а запой может продолжаться несколько дней, а то и недель. Для Димы выпивка не средство для поднятия настроения — скорее болеутоляющее. Он работал сантехником по шесть, а то и семь дней в неделю, чтобы обеспечить жену и двоих детей. Но жена выгнала его из дома, и теперь он ночует в гараже или у друзей.

Другие старые товарищи из глубинки или из Петербурга изредка позванивают мне, чтобы заверить, что они все еще помнят о нашей дружбе. Кое-кого иногда видят пьяным в городе, а кто-то совсем пропал.

Смерть в России часто бывает окрашена в цвета «зеленого змия». Один мой хороший знакомый, на три года младше меня, был кинорежиссером, получал международные премии, но при этом пил. «Если боишься, что печень не выдержит, — посоветовал он мне как-то раз, — пей красное сухое вино». Сам он умер от рака печени.

Тимофей был чиновником одной из представленных в Госдуме партий в Москве. Он тоже пил. Раз в год его мать приглашает друзей и знакомых на его день рождения — на Кузьминское кладбище.

Артем, мой приятель из ленинградского общежития, тоже умер два года назад.

Большинство из моих умерших русских друзей ушли в мир иной в возрасте слегка за 40. Возможно, их злым роком стало то, что они выросли в Советском Союзе. Но не исключено, что «зеленый змий» погубит и следующее поколение, когда оно достигнет этого возраста.

***

Художник Миша лежит на столе во дворе. Его лицо совсем чужое, кожа пожелтела. Мишу сегодня хоронят. У него были улыбка Мела Гибсона и харизма; он пил, потому что искал новые образы для своих картин. Потом, когда бросил искусство и стал дизайнером-рекламщиком, пил, потому что искать было больше нечего. В итоге он уехал в деревню, работал плотником, у него родился еще один ребенок. Он даже бросил пить, но внутренние органы уже были в таком состоянии, что вскоре отказали.

Молодая вдова Миши гладит его по лбу. Над Россией серое небо, и падают первые снежинки.

Frankfurter Rundschau, Германия

19.01.20.