Когда умирает символ борьбы с угнетением XX века, самое время провести ревизию свободы.
«Сражения, которые следуют за победой формального равенства и всеобщего права голоса, вероятно, не так драматичны и морально прозрачны, как те, что велись до нее, но они не менее важны», — сказал Барак Обама в своей надгробной речи по Нельсону Манделе. Генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун призвал мир вдохновляться духом Манделы. «Его смерть в каждом из нас зажгла пламя борьбы за права человека и луч надежды».
Их посыл был очевиден: мы добились многого, но многое еще впереди.
И тем не менее, невзирая на риторику преданности и надежды, почва правозащитной борьбы уходит у нас из-под ног. Если мы и продвинулись за пределы «драмы и моральной прозрачности», то только в том смысле, что не знаем, куда мы движемся. По факту, 150-летний эксперимент по созданию глобальных норм защиты и поддержки человеческих существ подходит к концу.
Свидетельств тому предостаточно. Авторитарный откат от соблюдения прав человека в Китае даст миру новую сверхдержаву, активно несовместимую с до сего времени главенствующим языком универсальных прав. А Россия, если уж на то пошло, обгоняет Китай – Владимир Путин манипулирует легитимными стремлениями своих граждан к свободам, даже базовым. От введения законов шариата в Брунее до закрепления кровавого военного режима в Египте (где альтернативой были ультраконсервативные «Братья-мусульмане») – повсюду, на практике и в теории, мы видим примеры сопротивления концепции прав человека.
Посредством ошеломляющей бравады Саудовская Аравия, один из самых систематических нарушителей прав человека в мире, отказалась от своего места в Совете Безопасности, заявив, что ООН не в состоянии предотвратить «нарушение прав» в разных частях света. Башар Асад укрепляет свою власть в Сирии — после того, как его режим применил химическое оружие, результатом чего стала гибель тысяч человек. Мы наблюдаем чрезвычайный консерватизм в отношении прав ЛГБТ в Африке, на Ближнем Востоке, в Восточной Европе, а теперь и в Верховном суде Индии. И когда Ассоциация стран Юго-Восточной Азии (АСЕАН) заявляет, и похоже всерьез, что соблюдение прав человека может быть ограничено «справедливыми требованиями национальной безопасности, правопорядка, общественного здравоохранения, общественной безопасности, равно как и общего благосостояния народов в демократическом обществе», это означает ставку на исполнительную власть и социальный консерватизм, а не на неотъемлемые права.
Читайте также: Совет по правам человека приглашает к себе весьма странных членов
В недавнем исследовании Pew Global Attitudes упоминается «глобальный рубеж», который отделяет Запад от остального мира в смысле принятия обществом гомосексуальности. В мире, где восемь из десяти человек отождествляют себя с какой-либо религиозной группой, а консервативные формы всех крупнейших религий – христианства, ислама, индуизма и иудаизма – становятся все заметнее и политически активнее, перспективы радикальных перемен в общественном отношении к Западу и анклавам элит в развивающихся странах представляются сомнительными. Седьмой год подряд в докладе организации Freedom
House «Свобода в мире» число стран в категории «свободные» снижается, а не растет. Россия подала пример в смысле репрессий, но она совсем не одинока — всходы Арабской весны привели к масштабному откату к авторитаризму.
Freedom House призвала США и Европу к активным действиям. Однако США – не просто противоречивый наблюдатель. Использование этой страной пыток и выдач преступников в отношении тех, кого она подозревает в связях с Аль-Каидой, содержание людей без суда в Гуантанамо, программа беспилотников, точечные убийства и непринятие Международного уголовного суда подрывают саму идею, не говоря уж о практике, прав человека.
Даже обещания администрации Обамы выглядят смутно. Реальная ситуация в сфере политики и безопасности сократила масштабы американской самодостаточности (unilateralism), признал президент в своем обращении к Генеральной Ассамблее ООН в сентябре. Будущее, сказал он, в международном и региональном партнерстве ради мира и процветания. В эпоху, когда важнейшей задачей является сдерживание Китая, мы прекрасно знаем, что стоит за словом «партнерство» — сделки. Ни одной стране АСЕАН в ближайшее время не грозит призыв со стороны американского президента к соблюдению прав человека.
Разумеется, власти разных стран всегда неохотно соглашались связывать себе руки соображениями прав человека, а культурное и религиозное разнообразие – гарантия того, что у светского глобального правового режима всегда будут критики и враги. Но это не просто временное изменение. Мы сочли самой собой разумеющейся природу прав человека в режиме «два шага вперед, один шаг назад», допустив, что дуга истории в действительности склоняется в сторону справедливости. В основе надгробной речи Обамы лежит предположение о том, что главная оставшаяся проблема – вопросы соблюдения, а не самого принципа. Однако великая моральная драма противостояния либеральных свобод и государственных и религиозных репрессий сохраняется и актуальна по сей день, хотя мы и совершили принудительное отступление от поля боя.
Также по теме: Президент США встретился с российскими правозащитниками
Это не просто отход от расклада 90-х, 70-х или даже 50-х годов. Это конец исторического проекта, который начался в 1863 году в Европе c возникновением Международного комитета Красного Креста – первой постоянной светской международной организации, посвященной защите страдающих людей. Экспорт либерально-гуманистического видения мировой цивилизации, сначала посредством империи, а затем через международные организации XX века, зашел в тупик. В течение десятилетий медленный политический упадок Европы маскировался мощью Америки. Теперь пара начинается расходиться — Азиатско-Тихоокеанский регион призывает американцев обратиться к востоку. Мир, в котором всеобщие правила должны были быть светскими, универсальными и не подлежащими пересмотру, опирался на презумпцию полного мирового единодушия по правам человека – однако это единодушие иллюзорно.
Первый вызов – многополярность. Более века прошло с тех пор, как мы жили в действительно многополярном мире. Теперь, когда мощь стремительно переходит на Азию, влияние Европы, часто выступающей в роли движущей силы в борьбе за права человека и международную справедливость, ослабло. США оказались ненадежным товарищем прав человека за границей и сейчас гораздо более заинтересованы в Китае и своих экспортных рынках в Азии и Тихоокеанском регионе. Новые (и вновь усиливающиеся) державы, известные как страны БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай и Южная Африка) не единодушно противостоят правам человека — хотя нарушения России и Китая чудовищны, но они будут все активнее стремиться принимать участие в установлении глобальных правил и определении того, кто их устанавливает. Нарождающиеся державы оспаривают установившееся мнение по вопросу транснациональной справедливости и гуманитарной интервенции, которые они часто трактуют как правосудие победителей и смену режима. Глобальные правила и принципы, на которые опираются такие организации как Организация Объединенных Нация, были написаны не большинством народов мира – эти народы долгое время наблюдали за тем, как влиятельные страны делали исключения для себя и своих союзников. Новые влиятельные государства бросят вызов этой системе – и станут делать свои собственные исключения.
Многополярный мир означает большее число компромиссов (как мы это уже наблюдаем в Сирии), больше взаимных уступок и менее принципиальное осуждение. В прошлом пресловутый американский скептицизм в отношении соглашений по правам человека смягчался тем, что международные права, судя по всему, шли рука об руку с американской целью распространения демократии. Однако теперь оппоненты могут наблюдать противоречивость США по вопросам усиления глобальных либеральных институтов (помимо сферы торговли и финансов) и знают, что когда ставки высоки, сопротивление будет невелико.
Права человека имели смысл в Европе на стадии секуляризации – она искала моральную альтернативу религиозной вере. Однако мир не последовал по мирскому пути. Если уж на то пошло, он даже становится активнее в своей религиозности – это и есть второй вызов. За последний век, к примеру, христианство совершило масштабный сдвиг к югу – сегодня более 60% христиан живут в Африке, Азии и Латинской Америке. В одной только Африке за период между 1910 и 2010 годами число христиан выросло с девяти миллионов до 516 миллионов, а влияние ислама среди миллионов жителей стран Ближнего Востока, Северной Африки и Южной Азии – ни для кого не секрет, точно так же, как истовое протестантство миллионов христиан в Америках и Африке.
Читайте также: Права человека или автоматы Калашникова
Язык прав человека — язык протеста и сопротивления, а не власти и дискриминации. В религиозном мире светские права человека — молодые и неоднозначного происхождения — все больше соперничают с давними культурными притязаниями, которые узаконены традициями и богами. Когда сильная вера встречается с правами человека, классическое современное допущение – о том, что светские права берут верх над религией, — больше не действует.
Более многополярный мир, двойственность Америки, увядание Европы и усиление конкуренции со стороны религиозных движений – все эти факторы оказывают сильное давление на правозащитную модель, очень вестернизированную и централизованную в смысле финансирования и организации. И возникает парадокс: достижение прогресса в гражданских и политических правах, к примеру, может означать необходимость уступить в других сферах – например, по вопросу социальной справедливости и прав женщин. Все права равным образом важны с точки зрения глобального правозащитного режима, который нам знаком. Но для многих из тех, кто беден, предан социалистической политике, очень религиозен и/или консервативен (как на Западе, так и за его пределами), понятие о том, чьи права заслуживают первенства, подлежит обсуждению и компромиссу, а не диктату из Нью-Йорка или Женевы.
Огласка и посрамление нарушителей прав человека, классическая стратегия организации Human Rights Watch, бесполезна в тех случаях, к примеру, когда применение законов шариата считается предпочтительным теми, кого надо стыдить, чтобы перемены случились. В многополярном мире правосудие в отношении актов вопиющего насилия может означать смертную казнь – а может означать откровенное снисхождение. В этом мире женщины, которые требуют положить конец семейному насилию и стремятся дать своим дочерям образование, могут при этом выступать против репродуктивных прав в принципе. Или, к примеру, в этом идея о том, что у детей есть права (а не обязанности), которые они могут отстаивать в противостоянии своим родителям, наносит удар по самому чтимому общественному институту – семье.
В этом мире религиозные группы разных сортов могут играть бОльшую роль в борьбе за свободу от голода и репрессий, чем в ходе десятилетий господства светских экспертов по развитию и правам человека. Римский Папа Франциск, «человек года» по версии журнала Time, настаивает на том, что церковь – неправительственная организация, то есть способна дать больше, чем светский активизм и правозащита. У церкви есть более глубокий, более сильный, более привлекательный и более важный духовный посыл, сказал он, подспудно декларируя, что слабое влияние светских западных правозащитных принципов в индивидуальных сообществах не может тягаться с моральной мощью церкви. Кажущаяся более либеральная позиция нового Папы по социальным вопросам и его критика капитализма гарантируют ему больший успех в радикальных переменах – в принципе он может мобилизовать миллиард людей, — чем тот, на который могут рассчитывать светские правозащитники со своими скучными, сухими и формальными заявлениями.
Чего классическое правозащитное движение достигло, так это признания морального равенства всех людей. Это большой подвиг. Однако националистический, авторитарный и консервативно-религиозный откат от языка и практики светских прав человека рождает необходимость альтернативных форм мобилизации, в которой конвенциональные права человека – то есть распространяемые Западом гражданские и политические права – будут лишь одним из элементов.
Мы пробуждаемся от европейского сна о едином мире, который управляется глобальным светским законом. Результатом может стать возродившаяся универсальная церковь. Или — параллельные и устойчивые зоны свободы и зоны репрессий, и мировой средний класс — в отчаянной попытке передвинуть себя, или хотя бы своих детей, из одной зоны в другую.