Все изменилось, когда в начале марта Путин внезапно «национализировал» русский этнический национализм и объявил себя покровителем «русского мира» — понятием скорее из лагеря зюгановцев и находящегося идейно близко Всемирного Русского народного собора и обозначающего весь ареал русского и православного (подчинения Московской патриархии) населения бывшего СССР, т.е. русского в «цивилизационном» смысле.

По иронии судьбы сокрушительная для николаевской России Крымская война (1853-55) также началась с ультиматума Блистательной Порте признать Российскую империю покровителем всех христиан восточного обряда на просторах империи Османской. Формально же спор тогда шел за ключи от того помещения, из которого НТВ дает репортажи о схождении Благодатного огня. Но я отвлекся.

Руссизм стал принципиально новым этапом путинизма. Путинизм я определяю как псевдореспубликанскую форму исторического имперского самодержавия, адаптированную для реалий 21 столетия, но имеющую, особенно в провинции, высокое содержание постсталинизма. Если сказать еще короче, это — дисперсная, «рассеянная» разновидность деспотизма.

Предыдущие фазы путинизма были нацелены на включение в западный мир в качестве высокоавтономного субъекта. Автономность здесь касалась «суверенного права» на ликвидацию демократии. Властям и аффилированным с ними религиозным и квазиобщественным структурам удалось позиционировать Россию сперва как «просвещенно-европейский» противовес брутальной Америке Буша-мл., а затем — как консервативный противовес леволиберальному «засилью» в Западной Европе.

Теперь все переменилось — режим сознательно противопоставил себя «цивилизованному миру», отказался от принципов высшего достижения советской дипломатии — Хельсинского акта 1975 года, ставшего фактически заменой мирного договора об окончании Второй мировой войны. Произошел очевидный отказ от политики «мягкой мощи», с которой Путин выступал еще в начале февраля на Сочинской Олимпиаде. «Обновленный» путинизм добровольно превратил себя в мирового изгоя и одновременно обрушился на либеральную оппозицию с имперско-националистических позиций.

Важное отличие руссизма — его полностью оказененный характер. Конечно, десяткам миллионов очень приятно — они ведь, как им кажется, получили в подарок Крым (разумеется, Южный берег) и Севастополь. Это как звонок в дверь: вам в подарок горячая пицца или, допустим, коробка шоколадных конфет и мандарины. Да, просто предвыборный мэрско-губернаторский «набор ветеранам». Сравните спонтанное ликование косоваров (косовских албанцев) или абхазцев (которому сам бы свидетелем в августе 2008) при известии о признании их независимости. Освежите кадры еврейского ликования при воссоединении Иерусалима в июне 1967. Или падение Берлинской стены. Вот так нации празднуют достижение своей национальной мечты. А здесь — выигранные футбольные матчи отмечались куда как разгульней и веселей.

Проблема здесь в полной искусственности темы. Никакой национальной идеей присоединение Крыма к России не было. Периодически с подачи Лужкова она всплывала, особенно с акцентом на Севастополе. Но потом — уходила обратно в придонные глубины отечественной политики. Подписание договора о продлении аренды севастопольских баз прикрыло тему почти на три года.

Интересно другое. Очень редко, когда национальная идея так быстро реализуется. Еще 18 февраля никто из патриотической общественности не знал и не гадал, что главной русской национальной идей станет «воссоединение Крыма и Севастополя», а 18 марта — это уже грозятся отмечать с отдельным выходным днем. Израильтяне мечтали войти в Старый город 19 лет. Французы — вернуть Эльзас и Лотарингию 48 лет. Столько же и итальянцы грезили заполучить Южный Тироль (то, что называли «Италия Неискупленная»). А здесь — раз, два и в дамки… И оказалось, что Путин, создав национальную мечту, тут же ее реализовал. Отрезать новые ломти от Украины уже не удастся. И новый железный занавес отсек от России весь «русский мир».

Когда Черчилля и особенно Рузвельта ругательски ругают, что они отдали в Ялте Сталину Восточную и Центральную Европу, то забывают, что и Сталин «отдал» своих единомышленников к западу от разграничительной черты. Были утоплены в крови коммунистические партизаны в Греции. Тито отправил в концлагеря своих оппонентов-сталинистов. Французским и итальянским коммунистам-партизанам расправа, конечно, не грозила (хотя Сталин мог ждать от своих недавних союзников и большей суровости к ним), но они были разоружены и из полновластных хозяев огромных территорий быстро превратились в крикунов, отодвинутых от реальной политики, да еще и с клеймом советских подголосков.

Так и теперь. Все активисты несостоявшейся «Русской весны» выданы головой на милость «майданной демократии», а главное — старательно выслуживающимся перед новой властью правоохранителям. Подвешено Приднестровье, полностью окруженное «дружественными» Молдовой и Украиной, чьей автономной республикой северная часть Бессарабии и была до 1940 года.

Путинизму больше нечего обещать — он уже выдал национал-популизму все что мог, пожертвовав всей своей внешней политикой и многолетней имиджевой стратегией. Очень скоро доведенный до предела маятник его популярности помчится в обратную сторону. Так уже было после введения материнского капитала — вспышка всенародной любви и очень быстрое остывание. Сегодня путинизм еще более персоналистичен, чем когда бы то ни было. Есть вождь, есть восхищенный народ — и огромный слой министров, депутатов, чиновников, которые «только мешают» вождю править. Снижение популярности лидера персоналистского режима и, как прямое следствие этого, жестокий кризис — историческая закономерность. Искусственное обращение вспять инверсионного движения общества приводит к такому сжатию пружины, которая затем почти мгновенно вернет все на место. Классический пример — судьба всплеска популярности Николая II в начале Первой мировой войны, в один год сменившаяся быстро растущим разочарованием и отторжением.

Слои истеблишмента, настроенные идти вслед за Путиным «на Запад», с хрустом получили по морде. Народные массы, напраздновавшие вволю Крымскую викторию, очень скоро обнаружат, что их окружают те же судьи, менты, те же (куда большие) тарифы и цены… «Самобытные» части истеблишмента скоро сообразят, что отныне их удел — это обжорное прозябание в убогой провинциальной деспотии (без вида на море).

Еще один признак руссизма — доктрина русофобии, исходящей из того, что вся политика иных стран, особенно западных, направлена против России. Разумеется, теперь неизбежные, в т.ч. профилактические, гонения на тех, кого стали называть «пророссийские активисты», а также полуофициальный бойкот деловых, научных и культурных контактов будут давать обильную пищу для пропаганды темы вездесущей русофобии. Но долго на этом все тот же коррумпированный и антидемократический до мозга костей режим держаться не может. Не больше, чем помогли СССР рассказы о преследованиях зарубежных коммунистов и «борцов с колониализмом и империализмом».

Не надо думать, что Запад испугался, и издеваться над Обамой. Кутузов для Наполеона, начиная с битвы под Аустерлицем, тоже был трусливым полководцем, который постоянно от него бежал, сдавая один ключевой город за другим — Смоленск, Москву…

Сейчас нам предстоит пережить ощущения 30-летней давности, когда против СССР объединились все остальные центры силы — Запад, Китай и аравийские монархии. Зато Европа заново получила и высший смысл существования, и свои восточные границы: интегрировать древнюю Русь, победоносно завершив импульс, идущий от Ферраро-Флорентийской унии, консолидировавшись до предельного рубежа Европы – «тартарийских» (азиатских) степей.

Ленин назвал столыпинскую реформу «последним клапаном» самодержавия. Он оказался не совсем прав — последним клапаном царизма стало втягивание России в англо-французско-германские разборки (т.е. в подготовку Первой мировой войны). Но сама по себе столыпинская реформа, внесшая глубокий и очень болезненный социальный раскол в деревню, но сохранившая помещичье землевладение, очень помогла при детонации гражданской войны весной 1918 года.

«Воссоединение Крыма и Севастополя» и вообще руссизм — это предпоследний клапан путинизма. Последним — неизбежно станет «опричная чистка» внутри истеблишмента, включая ее неизбежную фазу — классическое для отечественной традиции выкидывание «добрым царем» «плохих бояр» на пики.

Евгений Ихлов