Ровно 20 лет назад Михаил Горбачев смог предотвратить путч – в том числе благодаря советской рок-музыке.
Смены эпох склоняют к китчу. Немецкой группе «Scorpions» удалось сделать хит из песни «The Wind of Change», которая стала международным гимном эпохи перемен. Этой группе удалось уловить настроение, о котором приятно вспоминать, но совсем не обязательно, что оно существовало на самом деле. Эта песня задела так называемый нерв времени и сделала это с такой же точностью, как матрешка – пустая внутри и покрытая лаком яркая деревянная кукла – отражает действительность русских деревень.
«The future’s in the air, I can feel it everywhere» — пели участники группы «Scorpions», опьяненные теплой августовской ночи в Москве, солдатами, проходившими мимо, а также тем чувством, что мы все может быть так близко друг к другу, как братья. В один из последних дней своего пребывания у власти умудренный опытом Горбачев пригласил этих рокеров в Кремль и тем самым официально признал роль музыки в развале Советского Союза.
Конечно, были и другие исполнители, воспевавшие в России эпоху больших перемен. В середине 80-х годов в Ленинграде, нынешнем Санкт-Петербурге, возникло живое рок-сообщество, оказавшее влияние на климат периода пробуждения. Когда 19 августа, ровно 20 лет назад, Горбачев предотвратил путч номенклатуры, направленный против его реформ, он мог положиться на живое и примирительное настроение, которое было порождено музыкой в этой стране. Солдаты, отказывавшиеся выполнять приказы путчистов и перелезавшие ночью через забор казарм для того, чтобы продавать перископы своих проржавевших танков, слушали не «Scorpions», а такие группы как «Алиса», «Кино» или «ДДТ». Эти группы пели о поколении, разрывавшемся между бунтом и сомнением относительно самих себя. Из этой смеси – что типично для творчества периода диктатуры – возникло поэтическое содержание того времени.
Солист группы «ДДТ» пел о сыновьях, которые хотят «громко и долго кричать, а огромная наша родня умоляет молчать». Эти сыновья затем пропивали «ордена своих примерных отцов, не веря в одряхлевших богов». А у группы «Кино» были самые грустные песни, и в них молодежь ждала «лета, но пришла зима. Мы входили в дома, и в домах шел снег. Каждый день ждали завтрашний день, каждый день ждали завтрашний день. Мы прячем глаза за шторами век».
В 1987 году в России вышел фильм с простым названием «Рок». В нем Борис Гребенщиков – солист группы «Аквариум» и в тот момент наиболее популярный рокер Советского Союза – рассказывает о своих встречах с государственной властью. По его словам, с ним обращались как с врагом народа. Для режима существуют внешние враги, например США, и внутренние враги – подрывные элементы вроде исполнителей песен, которых в сомнительных случаях можно назвать гомосексуалистами и которые демонстрируют на сцене свои извращенные чувства. Затем следует запись концерта, на котором Гребенщиков исполняет песню «Серебро Господа моего». Это баллада о любви и вере, а также дань памяти Скотту Фитцджеральду. «Я ранен светлой стрелой, Меня не излечат. Я ранен в сердце, чего мне желать еще? Как будто бы ночь нежна, Как будто бы есть еще путь, Старый прямой путь нашей любви».
В этой песне проявляется робкая, выжидательная романтика, с которой лучшие российские рок-группы, какими бы различными они ни были, появились тогда на сцене. «А мы все молчим, а мы все считаем и ждем. А мы все поем о себе, о чем же нам петь еще. Как будто бы что-то не так, Как будто бы блекнут цвета, Как будто нам опять не хватает Тебя». То есть, не хватает Бога.
Российская рок-музыка тех лет менее политична и более религиозна, чем это можно было бы ожидать в эпоху эйфории перестройки. Речь идет не о том, чтобы нанести дряхлой системе последний удар, а о том, чтобы осознать свое собственное место в период неизбежной смены эпох. «В наших глазах звездная ночь, в наших глазах потерянный рай», — поет основатель группы «Кино» Виктор Цой. «Что тебе нужно? Выбирай!» От этого выбора зависело то, каким будет будущее свободной России. И, сделав этот выбор, молодые рокеры (Цой погиб в 1990 году в автокатастрофе, ему было 28 лет) покидали своих почитателей. Сочинив свой хит «Мое поколение», при исполнении которого миллионы русских зажигали свечи и зажигалки, раскачиваясь в такт музыке, солист группы «Алиса» Константин Кинчев осознал границы своего искусства: «К несчастью я слаб, как был слаб очевидец на Лысой горе. И я могу предвидеть, но не могу предсказать».
Но именно тот музыкант отсутствует в фильме, который многое смог предсказать из того, что произошло в России со времен Горбачева – братское будущее, которое, как казалось, повсюду чувствовали музыканты группы «Scorpions» — не случилось. В этом фильме нет Александра Башлачева. Башлачев – поэт столетия, не издавший ни одного тома стихотворений, — согласился участвовать, затем отказался, а после этого в феврале 1988 года выбросился из окна своей Ленинградской квартиры – Кутузовский проспект 23 (так в тексте – прим. перев.), восьмой этаж. Режиссер фильма «Рок» выпустил после этого обновленную версию своей ленты. Теперь там можно увидеть молчаливые кадры похорон Башлачева.
Его беременная жена держит его гитару, она стоит у могилы и смотрит вниз. Человек в задранной меховой шапке быстро подходит к ней, берет у нее гитару и не может решить, как положить ее на гроб. Раздается голос Башлачева, он спрашивает: «Нельзя ли дать в зал побольше света?» Последний концерт, Башлачеву 27 лет, он поет о «времени на другой параллели», которое «сквозняками рвется сквозь щели».
Сын инженера водного хозяйства и учительницы химии из провинции, кажется, внес самый большой вклад в то, что в настоящее время продолжает существовать такая вещь как преемственность в русской культуре. Своими песнями он проложил мост в эпоху смены систем, при которой высвободилось большое количество эйфории и еще больше цинизма. Его тексты сложно переводить, на поверхности они мрачные, почти зловещие. В них идет речь о церковных колоколах, с которых облетает позолота, об украденных седлах и несмазанных колесах. Но они направлены именно туда, где начинается культура, в них звучит вопрос о свободе. «Долго шли зноем и морозами, Все снесли и остались вольными».
Для Башлачева это не вопрос гуманитарной веры, не вопрос о том, что люди, независимо от того, в какой политической системе они живут, по большей части остаются свободными и уникальными. «Долго ждем. Все ходили грязные. Оттого сделались похожие. А под дождем оказались разные, Большинство честные и хорошие». Конечно, это обстоятельство не является поводом для восторгов, скорее для размышлений. Для Башлачева не важна собственно свобода, главное для него — как человек с ней обращается. Свобода – это ответственность, поиск собственного предназначения: «Ведь совсем не важно, отчего ты помрешь, Куда важнее – для чего ты родился». Он бросает взгляд в российское прошлое и предвидит, что люди в новой России потерпят крах, столкнувшись со свободой, так же как и рефлектирующий убийца Раскольников терпит неудачу со своей свободой.
Башлачев предсказывает России буйный путь на санях с колокольчиками вместо колоколов, с языческими танцами в заснеженном небытии. Так он проводит линию к Николаю Гоголю, и за эту безжалостную последовательность его до сих пор ценят в России.
Есть своя логика в том, что Башлачев смог выносить свою свободу только 27 лет. «Ведь подать рукою, и погладишь в небе заново рожденную звезду», — поет он в одной из своих песен. «Выше окон, выше крыши. Ну, чего же ты ждешь? Иди смелей, бери еще, еще. Что, высоко? Ближе, ближе. Ну вот уже тепло. Ты чувствуешь как горячо?».
Если поднимешься над своим временем, то заглянешь в бездну. В эту бездну должен на несколько мгновений спуститься человек в меховой шапке для того, чтобы положить на гроб поэта его гитару».
(«Sueddeutsche Zeitung«, Германия)
20/08/2011