Махачкала, Россия — Здесь, в Дагестане, в суровых горах Северного Кавказа, достигающих в высоту 4000 метров и резко обрывающихся в бурные горные реки, разворачивается очередной эпизод в борьбе Москвы с мятежными мусульманами.
В республике появились террористы-смертники. Каждую неделю погибает в среднем по три полицейских, и жертвами становятся многочисленные гражданские лица. Армия со своими танками, вертолетами и оружием наперевес гоняется в лесах за боевиками.
До недавнего времени наибольшую угрозу российским руководителям представляло партизанское движение в соседней Чечне. Но сейчас эту роль взяли на себя традиционно независимые мусульмане-дагестанцы, чье недовольство выливается в насилие. Они находят ответ в консервативной форме ислама, которая укореняется в этих суровых и прекрасных краях.
Власти обвиняют в разжигании беспорядков исламских экстремистов. Консервативные мусульмане обвиняют власти, осуществляющие репрессии. Борьба порой очень сильно и опасно напоминает гражданскую войну. Совершаются нападения и убийства имамов, кто-то взрывает магазины, где продают алкоголь, а разгневанные молодые люди берутся за оружие и уходят в подполье. На Северном Кавказе это называется «ушел в лес».
«Они терроризировали людей, — говорит о региональных властях 30-летний религиозный лидер, известный под именем Абу Умар. – А теперь люди терроризируют их».
Когда в конце 1991 года распался Советский Союз, и Россия стала независимой, ее новый президент Борис Ельцин пообещал демократию и процветание для своей многонациональной страны. Прошло двадцать лет, незначительное меньшинство накопило огромные богатства, а рядовые граждане недовольны отсутствием возможностей, все более авторитарной властью, разгулом коррупции и беззакония. Нарастает межэтническая напряженность.
В этих условиях мало кто протестует. Чечня подавлена. Но Дагестан бурлит из-за религиозных споров и возмущения против Москвы. Эти чувства почти незаметно смешиваются с жестокой коммерческой и политической борьбой.
«Россия никогда не сделает Дагестан процветающим, — говорит Абу Умар. – Мы для них люди третьего сорта. Они хотят нас унизить, и мы чувствуем это».
Летним днем ближе к вечеру лишь комары кажутся кровожадными на этом глинистом поле. Абу Умар вежливо предлагает средство от комаров и приглашает на прогулку по самодостаточному мусульманскому поселку, находящемуся в сотне с небольшим километрах к северо-западу от дагестанской столицы Махачкалы. Он салафит, то есть ваххабит, согласно классификации русских, которые отождествляют это течение с экстремизмом.
Уже возведены стены трехэтажного медресе, или религиозной школы, где салафиты, по их словам, намерены оказывать социальные услуги в области спорта, образования и новых возможностей, не запятнанных коррупцией. Гудит бульдозер, и Абу Умар указывает в его направлении на площадку, зарезервированную под строительство детского дома для детей, о которых, по его словам, не заботится государство.
Он воображает себе, что граждане будут подчиняться законам Аллаха, в связи с чем полиция и прочие атрибуты государства будут не нужны, и что мусульмане станут жить в мире и благополучии. Власти считают такие разговоры опасным прикрытием для диверсий и терроризма. Абу Умар утверждает, что власти утратили свои нравственные ориентиры и ошибаются насчет салафитов.
«Мы строим, — говорит он, — а не разрушаем».
Возникновение салафизма
Ислам появился здесь в Средние века, приняв форму умеренного суфизма, пропитанного местными обычаями. Но в годы атеистического Советского Союза религия вынужденно ушла в подполье, а в Дагестане верующие сжигали в лесу свои Кораны и молча страдали, наблюдая за тем, как власти разрушают мечети.
Когда в конце 1980-х начался распад Советского Союза, религия в России начала возрождаться. И через Афганистан в эти места стал проникать салафизм, представляющий собой пуританскую форму ислама, исповедуемого в Саудовской Аравии. Разочарование и хаос 1990-х, когда Россия пыталась привести демократию на смену коммунизму, стали благодатной почвой для укоренения салафизма.
Салафиты верят в то, что у мусульманина прямая связь со Всевышним, и что он должен учить слова пророка Мухаммеда. Последователи суфизма в Дагестане следуют наставлениям своих шейхов, которые стоят между ними и Всевышним, и имеют каждый от 500 до 20000 глубоко преданных им последователей.
Салафитам не нравится союз суфистов с властью. У суфистов есть духовный совет мусульман, санкционированный властями. Туда входит официальное духовенство. Суфисты также поддерживают светское государство. А салафиты нет.
«Суфист он или салафит, — говорит Абу Умар, — если человек не мечтает о шариате, он не мусульманин».
Жестокие и нераскрытые убийства стали здесь неотъемлемой частью повседневной жизни. Сидя в махачкалинском спортивном центре за столом у входа, миниатюрная старушка по имени Нисахан Магомедова с возмущением рассказывает о том, как недавно здесь убили директора программы по борьбе дзюдо. Его застрелили, когда он получил более высокую должность в другом клубе. Вполне возможно, что его заказал соперник по профессии.
Местные жители могут показать место на пляже, где в прошлом году взорвалась бомба. Это была такая форма протеста против ношения женщинами купальников. Одна из отдыхавших лишилась ноги.
Согласно сообщениям представителей Министерства внутренних дел, с начала года полиция уничтожила 100 человек, опознанных как боевики. Правозащитники же обвиняют полицию в том, что она сначала убивает, а затем находит преступление, которое приписывает убитому.
По оценкам местных журналистов, в лесах постоянно скрываются от 1000 до 1500 вооруженных людей, а еще около 5000 готовятся присоединиться к ним. В лесу прячутся и организованные террористы. Правительство США предложило награду в 5 миллионов долларов за информацию, способную вывести на чеченского террориста Доку Умарова, имеющего связи с «Аль-Каидой» и могущего скрываться где-то в Дагестане. Умарова обвиняют в организации терактов в Москве.
В Дагестане мишенью является каждый полицейский, потому что они представляют государственную власть и потому что их обвиняют в жестоком обращении с населением. В одном из районов Махачкалы полицейские собираются на утреннее построение за мощными укреплениями, в нескольких метрах от места, где террорист-смертник врезался на машине в ворота, но был протаранен полицейским автомобилем. Обе машины взорвались, и погибли шесть сотрудников полиции.
«Собственность делят», как было в эпоху американских баронов-разбойников, говорит руководитель протокола администрации города Махачкалы Абрек Алиев.
Угощая гостей в приемной мэрии сладкими свежими абрикосами, темно-красной вишней и сочной местной клубникой, он открывает бутылку коньяка и предлагает тост за здоровье мэра.
Мэр Махачкалы Саид Амиров, занимающий эту должность с 1998 года, пережил 15 покушений на свою жизнь. В результате одного из них он получил травму позвоночника и теперь не может ходить.
«Есть люди, пытающиеся жить за рамками закона, — говорит мэр. – А я не позволяю им делать то, что они хотят».
Амиров возглавляет махачкалинское отделение партии премьер-министра Владимира Путина «Единая Россия». По его словам, он активно занимается строительством жилья и инфраструктуры для города с населением в 710 тысяч человек, которое может вырасти до миллиона. Рождаемость в Дагестане гораздо выше, чем в остальных частях России, и люди все чаще переезжают в город в поисках работы.
«Мы хотим, чтобы здесь было светское государство в составе Российской Федерации, — заявляет мэр. – Если прячущиеся в лесах прекратят воевать и сложат оружие, они могут присоединиться к мирному населению. Это тоже наши люди».
«Мы хотим жить по законам шариата»
Жарким солнечным днем небольшая группа полицейских в гражданской одежде говорит о тех, кто прячется в лесах. Называть их имена крайне опасно, поскольку власти могут подвергнуть их наказанию.
«Вся эта борьба — следствие плохого политического, общественного и экономического курса, — говорит 47-летний капитан с золотыми зубами, цитирующий слова из трактата Жан-Жака Руссо об общественном договоре и Томаса Джефферсона о правах человека. – Все институты в стране коррумпированы, и источником этого является российская федеральная власть»,
В субботу вечером молодая супружеская пара салафитов угощает чаем с тортом в своей маленькой махачкалинской квартире. Их 14-месячный сын, недавно научившийся ходить, ковыляет по комнате, а другой, которому шесть лет, тихо и спокойно играет.
«Русские пришли сюда, на нашу землю, и говорят нам, как надо жить, — заявляет 28-летняя Аят Абдурахманова, носящая хиджаб. – Они принесли с собой проституцию, алкоголь и сигареты, и говорят, что если нам это не нравится, мы должны уезжать».
Абдурахманова целует своего хихикающего малыша, а ее муж Рашид смотрит видеозапись на YouTube, снятую камерой наблюдения в магазине. На записи видно, как его знакомый заходит в магазин, выгоняет оттуда работников и покупателей, а затем взрывает его.
21-летняя жена этого знакомого, одетая в в хиджаб и розовое платье, смотрит запись, пьет чай и молчит, наблюдая за тем, как ее муж становится героем. Он выходит из магазина в камуфляже и с оружием в руках до того, как гремит взрыв. На видео этого не видно, но вскоре после взрыва ее муж вместе с сообщниками попадает под огонь полиции и погибает во взорвавшемся автомобиле, оставив ее вдовой с ребенком на руках.
«Мы не хотим никому навязывать свою веру, — говорит Рашид, — но мы хотим, чтобы они дали нам жить так, как мы желаем. А мы хотим жить по законам шариата».
(«The Washington Post«, США)
06/09/2011