Полине Жеребцовой было 14 лет, когда начались бомбардировки, разрушившие многоэтажки и оставлившие на улицах ее родного города Грозного трупы людей.
На протяжении всего этого времени она писала о событиях второй русско-чеченской войны, в деталях рассказывая о крушении жизней гражданских людей и доверяя свои страхи и надежды своему тщательно хранимому дневнику.
Потоки слов стали актом катарсиса, однако Жеребцова, которой сейчас 26 лет, говорит, что она начала смотреть на свои записи как на свидетельства, направленные против попыток официальных лиц скрыть ужасы войны.
На прошлой неделе, стараясь забыть об угрозах и испытывая страх за свою безопасность с того момента, как она начала искать издателя для своих записей, Жеребцова вслух зачитывала отрывки из своего только что опубликованного дневника на скромной презентации своей книги в Москве, где она живет с 2006 года.
«Я никогда не думала, что дневник опубликуют. Я думала, что, если умру, его кто-нибудь найдет среди обломков», — рассказала Жеребцова, чьи светлые волосы были спрятаны под розово-бирюзовый платок так, что выбивалось лишь несколько прядей.
«Книга никого не ругает, но рассказывает правду, — сказала Жеребцова. — Я считаю, что людям важно понять, в какой стране они живут, чтобы выйти из оцепенения».
Десятки тысяч людей погибли в результате первого русско-чеченского конфликта 1994-1996 годов, однако в 1999 году Владимир Путин, будучи тогда премьер-министром, снова отправил войска в большей частью мусульманский регион на российской южной границе – этот шаг повысил его популярность и позже помог ему стать президентом России на два срока подряд с 2000 по 2008 год.
В условиях продолжающегося правления Путина – опять премьер-министра, однако вскоре, после президентских выборов в марте, снова президента – в стране сохраняются давние общественные табу на книги о войне и ее последствиях.
Жеребцова сторонится политики. Новый страх пришел на место воспоминаний, которые до сих пор ее преследуют – что ее желание рассказать свою историю может причинить вред ей или ее мужу.
«Я ничего не понимаю в политике, но эта страна погибла», — сказала она немногим собравшимся на презентации.
Ее ранило в первые дни бомбардировок, которые предшествовали вводу российских войск в регион, когда бомба упала на уличный рынок чеченской столицы, где работала Жеребцова.
Бессвязное повествование на некоторых страницах ее дневника вызывает образы клубов дыма на улицах, которые вырастают подобно букетам цветов. На других страницах она признается в своих горячих школьных увлечениях наряду с точными описаниями Грозного в осаде.
В российских книжных магазинах представлены мемуары ветеранов русско-чеченской войны и журналистов, однако воспоминания мирных жителей — большая редкость.
Мучительное повествование Жеребцовой уже вызвало сравнения с ее предшественницами — Анной Франк, которая вела дневник во время Второй мировой войны, и Златой Филипович, чей дневник повествует о войне в Боснии.
Издатели высоко оценивали дневник, однако, один за другим отказывались его печатать, будучи «преданными правительству современной России».
«Они в один голос говорили, что дневник им очень нравится, но его опасно печатать», — произнесла она своим почти детским голосом, который, по выражению одного из присутствующих правозащитников, является красноречивым сигналом перенесенной травмы.
Осенью прошлого года она, наконец, нашла «Детектив-пресс», эксклюзивное издательство, специализирующееся на биографиях и исторической литературе, которое выпустило скромный тираж в 2000 книг в Москве в этом месяце.
Это была горькая победа: по телефону ей практически каждый день звонили и угрожали смертью.
В страхе молодые супруги переезжают с места на место примерно раз в полгода. Они никому не сообщают, где живут, и Жеребцова прячет свои записи у друзей по всей стране.
Но к изданию своих дневников ее подтолкнули непрекращающиеся ночные кошмары. «Мне все еще снятся убитые люди, и я чувствую, что я перед ними в долгу», — сказала она.
Ее записи кажутся особенно скандальными в современной России, потому что в них повествуется об обострении этнического конфликта. Москва за последние месяцы стала очагом подобного напряжения, который подпитывается возродившимся постсоветским национализмом, экономической миграцией и популистской кампанией, предшествующей парламентским выборам в 2011 году.
На вебсайтах изданий, где были опубликованы отрывки из дневников Жеребцовой, быстро появилось множество язвительных комментариев.
В отчаянных попытках не принимать ничью сторону, Жеребцовой стоило больших усилий признать себя человеком смешанной национальности, несмотря на то, что она унаследовала от матери славянскую фамилию.
Ведение дневника – это традиция среди женщин ее семьи. Она начала свой дневник, когда ей было девять лет, к чему ее подтолкнула смерть ее деда – известного журналиста, убитого во время первой русско-чеченской войны.
«Во время войны дневник спас меня от сумасшествия», — говорит она.
Несмотря на блестящие отзывы и на то, что отрывки ее дневника были напечатаны в популярных журналах, публикацией книги Жеребцова заработала только на то, чтобы оплатить один месяц проживания на съемной квартире.
Она не получила никакой компенсации после войны и сейчас берется за любую случайную работу от репетиторства до ухода за детьми, чтобы свести концы с концами. Этих денег, по ее словам, едва хватает на то, чтобы оплатить медицинское обслуживание в больницах во время частых приступов.
Осколки в ее правой ноге все еще ее беспокоят, и после многих недель голода во время войны у Жеребцовой сейчас больной желудок, и она лишилась практически всех зубов.
«Я мечтала съесть кусок хлеба перед смертью, — рассказывает она. — В течение 26 дней я ела только снег… Он был черным от пожаров, и мы смешивали его с ложкой гнилой муки».
Кремль профинансировал богатую реконструкцию Грозного, чтобы стереть его физические шрамы, однако Жеребцова не была в своем родном городе с 2005 года, когда она его покинула, и говорит, что никогда туда не вернется.
«Все, что происходит там сейчас, чуждо мне. Эти прекрасные здания выстроены на крови, — признается она. — Я мечтаю уехать из этой страны и поселиться там, где мир».
(«Reuters«, Великобритания)
29.10.11.