Но чтобы говорить о них и ответить на этот вопрос — надо что-то важное высвечивать, прояснять в себе. Например, самим тоже не подменять аргументацию убежденностью. Не навязывать свои убеждения в качестве истин. Не принимать невроз за символ веры. Отрицая одно, делать ответственный шаг по отношению к другому. Речь должна идти не об оценке, а о понимании. Итак, чего они (люди власти) боятся? Начнем с Ольги РОМАНОВОЙ.
1. Чего они боятся? Смеха. Дружбы. Интеллекта.
Смеха — как формы отрицания. Это особенно видно на Путине. На него теперь смотрят… и ржут. Вот просто смешно — и всё. Причем мне говорят: вас можно привлечь за издевательства. Какие издевательства? Над кем? Вот плакат: «Ботоксный бабайка, уходи!» В суд кто подаст? Ботоксный бабайка?
Дружбу вообще не понимают. Как это люди могут общаться между собой бескорыстно, не желая что-то с этого иметь? Сами-то ничего не делают бесплатно. А если даже и встречали в жизни хороших людей, то, скорее всего, их или допрашивали, или сажали.
Наша с тобой любимая Лиза Глинка была недавно в телеэфире на Первом канале. Ее спрашивают: «Ваш муж американец?» — «Да». — «А вы уже пять лет занимаетесь в России бомжами? Зачем вам это надо?» И сколько Лиза ни объясняла — не понимают. Какие деньги на бомжах можно делать?! И чего с ними возиться? В надежде, что перепишут на тебя наследство, которого нет?
Наверное, они не читали Библию. И, может быть, думают: в церковь нужно ходить, чтобы попросить у Бога жениха дочке или хорошее место в истории для себя. Но вера — это когда ты не просишь, а отдаешь.
А интеллект, по-моему, это удовольствие понять, что смех и дружба — вещи достаточные для счастья. Впрочем, от дюже умных власти всегда было не по себе. Еще Тютчев писал: «Когда государь говорит с умным человеком, у него вид, как у ревматика на сквозняке».
2. Они — это те, с которыми скучно. Не страшные, не всемогущие — чудовищно скучные. Ну если с ними ни посмеяться, ни подружиться, ни про умное поговорить…
3. На проспекте Сахарова, когда вела митинг, самой неинтересно было. Больше не соглашусь вести. Я стояла в одной точке и объявляла выступающих. Считай, вообще не была на митинге.
А Болотная меня прям с головой накрыла. Мы с мужем там, на площади, вовсю общались с людьми, с абсолютно незнакомыми, но была такая живая страсть понимания… Да просто крылья выросли. Господи, страна есть! И я ее люблю!
Это как задохнуться от счастья. Хорошо до слез было. И до сих пор так. Как будто будущее уже наступило и накрыло тебя мягкой лапой, а лапа эта такая хорошая-хорошая, и ты в этом своем будущем растворился…
4. Я теперь хочу одного: чтобы вся эта кодла скучных людей жила долго, чтобы все они были здоровенькие и чтобы обязательно увидели другую страну. Это будет для них самое большое наказание.
5. Но нет права впадать в амбицию. Всё только начинается. Работа на вырост в том числе. Вот одна совсем юная компания на Болотной так сформулировала мне свои принципы: «Жизнь. Дети. Собственность». Всё хорошо, да? Но я спросила этих юных людей: «А где ж свобода? Где здесь право?» Для непоротого поколения «свобода» — эфемерное слово. Не включают — еще? — в свою жизнь свободу как ценность качества. Но слава богу, не понимают, что такое физическая свобода. Почему «слава богу»? Потому что не сидели.
6. Как-то разговорилась с одним следователем. Молодой человек, 24 года. Говорю ему: «Вот пройдет 10 лет, и люди будут спрашивать друг друга: «А ты по какой статье сидел в нулевых? По такой-то или по такой-то? Ах, ты не сидел? А что делал? Стучал? Ментом работал?» А следователь посмотрел на меня в упор и сказал: «А через 10 лет все будут сидеть».
7. Дальше будет сильно хуже. Ничего не понимающие про смех, дружбу и ум — никаких выводов для себя и про себя ни после Болотной, ни после Сахарова не сделали. Так что рванет не по-детски… Но я думаю, без крови обойдется. Те люди, которых мы с тобой видели на декабрьских митингах, — достаточно умны и не собираются становиться пушечным мясом. И не уедут все эти 100 тысяч как-то вмиг, разом. А если и уедут, то с кем те, которые они, останутся?
8. Слабость нашей оппозиции в том, что она реально никого не представляет. Декабрьские митинги не были оппозиционными. Собрались рассерженные горожане. Им идеологии или профессиональные политики не нужны. Они хотят Вацлава Гавела. Такого же очень скромного человека. Очень скромного и очень масштабного. Морального авторитета. И не на века, а на год или два.
Когда умер Гавел, ни одного слова соболезнования наши начальники страны так и не произнесли. Это был плевок и чешскому народу, и гражданам России.
А этим январем в пражском аэропорту ко мне подошли чехи, одна пожилая пара: «Видели вас по телевизору. Спасибо, что 24 декабря, на проспекте Сахарова, вы всем митингом так долго и так прочувствованно вспоминали Гавела».
9. Люстрация, черт, люстрация! Всех этих «наших» убрать, всех прокурорчиков, всех судей, всю правоохранительную систему. Менты пусть только работают. А на место судей и прокуроров набрать студентов. Как в объявлении советских времен: «Приглашаются гостиничные работники без опыта работы». Чтобы не крали!
Смог же в 1945-м, кажется, году генерал де Голль уволить в одну ночь всех французских судей за сотрудничество с немцами и заменил их выпускниками юрфаков. А я бы даже не выпускниками — студентами. Чтобы совсем без опыта работы!
10. Диалог? Почему бы и нет. Даже интересно. Пусть только хотя бы хамить прекратят и демагогию разводить.
Ольга РОМАНОВА — знаменитый журналист, автор рубрики в «Новой газете» «Зона Ольги Романовой», герой наших публикаций и просто наш друг. Три с половиной года ее муж — предприниматель Алексей Козлов — провел в тюрьмах и колониях. Оля отважно боролась за освобождение своего мужа и освободила его, а также организовала «Клуб зэчек», объединение жен несправедливо осужденных. В народе их прозвали «новыми декабристками». Они тоже не молчат и не сдаются, и с ними тоже «случилась» гражданская позиция.
Ольга Романова — соучредитель «Лиги избирателей», активный участник и организатор декабрьских митингов против фальсификации выборов.
http://www.novayagazeta.ru
27.01.12.