Конец лета 1994 года. Центральные средства массовой информации напропалую врут о положении в Чечне. Мне, как профессионалу, это заметно. Очень хотелось узнать правду. Предложил редактору еженедельника «Все&Все» командировать меня в Чечню. На машине. Тот дал согласие. Стал выбирать попутчиков, думал, от желающих не будет отбою. Напрасно так думал. Только оперативник Железнодорожного РОВД Владимир Козлов жаждал поехать на любых условиях. Его категорически не пускали. А одному ехать нельзя.
Позвонил на ГТРК Алексею Крылову. Тот, не задумываясь назвал Телегина: «Этот поедет обязательно…» Телегина я не знаю, но позвонил. Встретились, пошли к председателю ГТРК. Тот отказал в командировке наотрез. Телегину пришлось «заболеть». С «больным» и уехали. Так я нашел друга. Потом были другие командировки, но что бы ни случилось, мы были верны слову: не бросать друг-друга. И не бросали. Ни в Чечне, ни в Таджикистане, ни в Самаре, когда начинали создавать «Оперативные хроники». Первый экипаж «Хроник» — Игорь Телегин, Виктор Петров и Борис Правдин.
***
Медленно огибая бетонные блоки, мы въехали на мост через Терек. Сзади на машину было направлено дуло танка дудаевских войск, прямо перед нами — танк оппозиции. Мы ехали в Надтеречную к Умару Автурханову — главнокомандующему войсками оппозиции. За два дня до этого Джохар Дудаев издал указ о высылке всех российских журналистов из Чечни. На посту нас обыскали и, не задавая лишних вопросов, пропустили. Мы уже поняли, на чьей стороне правда. Оставалось только набрать факты. После посещения Умара Автурханова мы решили остаться на дудаевском посту и заснять вертолет без опознавательных знаков, который по нескольку раз в день прилетает из Моздока в штаб Автурханова. Однако нам пришлось заночевать там по совсем другой причине. А вертолет — вот он летит вдоль Терека от Моздока. Пролетел над нами, а вон и садится — у штаба Умара Автурханова. Натурально, мы его сняли на видео. Естественно, он без опознавательных знаков.
Перед въездом в Чечню мы договорились об интервью с командиром дивизии, базирующейся на аэродроме дальней авиации в Моздоке. Моздок — это Северная Осетия, Россия. Когда мы подъехали к КПП и попытались достать видеокамеру, нам пообещали разбить ее о наши головы. Все машины, выезжающие за пределы части — милицейские. Но с черными военными номерами. Солдаты на КПП одеты в форму милиции. Часа через два вышел полковник — заместитель командира дивизии по работе с личным составом. С большим трудом мы взяли у него интервью. Количество войск на аэродроме нам удалось снять. Столько военных хватило бы на десять аэродромов. Но основное, самую главную причину того, что нас не пустили на аэродром, мы узнали несколько позже. Похоже, что в это время на аэродроме был Умар Автурханов.
Приближаясь к границе с Чечней, мы подумали, что наша машина сломалась. Сильно гремел задний мост. Проверили. Все в порядке. Потом поняли: по дороге прошли танки. Шофер машины пятигорского телевидения на территорию Чечни въезжать отказался. Дальше поехали на нашей редакционной «пятерке». К пограничному посту подъехали «шагом». Остановились. Пост охраняют пятеро вооруженных красивых мужчин. Все приветливо поздоровались с нами за руку. Автоматов у них только четыре. На российском посту, за четыре километра отсюда, — танк. Вдоль границы в эту ночь российские войска поставят еще 25 танков. И 15 перегонят Умару Автурханову в Надтеречную.
Убеждаем пограничников в том, что нам надо в Надтеречную, несмотря на запрет Дудаева. И нас спокойно пропускают.
На дудаевском посту из Ищерской в Надтеречную нас провели на одну из секретных позиций. Там стоял танк, орудия которого нацелены на автурхановский пост на той стороне Терека. История появления танка такова: он был отобран у оппозиции несколько дней назад. Полная экипировка — весь боезапас на месте. Все 36 снарядов. Экипаж танка с личным оружием был отпущен на сторону Автурханова. Отобрать оружие у чеченца нельзя. А вот ножом чеченца нельзя заколоть. Один из стариков показал нам, как нужно ножом рубить мужчину. Именно рубить.
Один из защитников дудаевского поста в Ищерской сказал, что сам он живет по ту сторону моста. В Надтеречной, занятой войсками оппозиции. Каждый день он с автоматом проходит через мост. С защитниками того поста он не здоровается. Но оружие у него никто не отбирает. Он спокойно идет домой, а когда приходит время, возвращается на ту сторону Терека охранять пост: «А я с ними не разговариваю!..»
На дудаевском посту в Ищерской мы познакомились с двумя смертниками. Их отличает от других защитников зеленая повязка на лбу. Она ко многому обязывает. Этот человек, как говорят, помолился и теперь принадлежит только Аллаху и народу Чечни. Он первым пойдет против танков, осмелившихся пересечь мост. И умрет раньше, чем танк перейдет на эту сторону.
Вообще, понять то, что сейчас происходит в Чечне, далеко не просто. Чечня сильно непохожа на Россию, и пребывание ее в составе России — нонсенс. Это совсем другие люди. У них настолько удивительные обычаи, что сразу «въехать» в их понимание русскому человеку невозможно. Теперь мы убеждены, что чеченец действительно может носить оружие так, чтобы оно никогда не стреляло. Чеченец не может убить чеченца. Убийце будет объявлена кровная месть. Будут вырезаны пять поколений потомков. Некоторые из кровников начали вражду еще в начале двадцатого века.
Перед штабом оппозиции стоит кордон. Но нас все же пропускают и ведут к пресс-секретарю. Это бывший шофер, но говорить умеет. Автурханов пока не принимает, но вот есть водочка. На пятерых бутылка уходит быстро. Под «Самарскую» нам рассказывают о политике оппозиции. Все просто: Чечня в составе России. Снимать наемников — только с их разрешения. Во дворе штаба снимаем технику: танки, гаубицы, бронетранспортеры. Нет, этот танк снимать нельзя. И вон ту установку — тоже. Поняли. Но втихаря снимаем. Вокруг штаба постреливают.
Снимаем и наемников. Их лица абсолютно не похожи на одухотворенные лица зашитников по ту сторону. Наемник Автурханова получает 1 миллион 300 тысяч рублей сразу, как подъемные, 200 «штук» в месяц и 200 за каждый бой. Однако, есть и убежденные сторонники оппозиции.
Итак, в первый день Умар Автурханов нас не принял. Но ночевать в его штабе мы не стали. Перед наступлением комендантского часа поехали к дудаевцам на ту сторону Терека. Корреспондент «Правды» рассказал нам потом, что ему пришлось закрыться на ключ в кабинете пресс-секретаря. Всю ночь в дверь ломились, раздавались выстрелы. Корреспондент пристроился в углу у батареи — так, чтобы не было видно ни от двери, ни в окно. Сам он наполовину чеченец. Всю ночь рядом со штабом Автурханова работает магазин. Выбор спиртного — великолепен. Казарма наемников — прямо в штабе. Это трехэтажное здание администрации станицы Надтеречной.
В отличие от дудаевцев солдат оппозиции много пьет. Может на танке посетить пивнушку. Фотографироваться отказываются почти все. Сторонники Дудаева от камеры не прячутся. Они уверены, что стоят за правое дело. Стоят на посту бесплатно. Продукты приносят местные жители. Готовят сами и хорошо. При каждом посещении поста нас приглашали за стол. Кстати, трое с поста по ту сторону Терека ходят к этим обедать. Вот такая вот каша.
Нас пригласил в гости Хаваш Хаджиев, зашитник поста, уникальный человек, который увел на сторону Дудаева самый боеспособный взвод Лабазанова. У Лабазанова в Аргуне была самая мощная группировка оппозиции. Лабазанову 27 лет, раньше был рядом с Дудаевым, готовил диверсионные группы.
После боя в Аргуне бежал, бросив товарищей, на электричке. Такое чеченцу не прощается. Мужчина там с малолетства воспитывается так, чтобы никогда не показать свой страх на людях. Он может один выйти против войска, уверенный, что не останется в живых, но не отступит ни на шаг. Брестскую крепость в первые дни войны защищали 67 чеченцев, 32 из них были представлены к золотой звезде героя. Но так их и не получили. Полк под командованием командира-чеченца первым ворвался в Берлин.
Когда мы сидели за столом, женщины появлялись только затем, чтобы поднести новые блюда и убрать. Даже на собственной свадьбе невеста весь вечер стоит в углу комнаты, понурив голову. Не смотря на исламские запреты умеренно пили водку. При этом нам сказали, что если во двор, где стоял стол, зайдет старик, то водку тут же уберут. На несколько минут к нам зашел брат Хаваша затем, чтобы спросить всего ли у нас тут хватает. При этом сам Хаваш вышел на улицу за калитку. Как только старший брат вошел в дом — ты должен его немедленно покинуть. Тут ты больше не хозяин. Отношение к старикам в Чечне потрясающее. В селе Толстой Юрт у резиденции Руслана Хасбулатова наблюдали разборку. В которой участвовало человек 40. Один стволом автомата достает другого из машины, стоит шум от проклятий и брани. Внезапно все затихают и быстро расходятся в стороны. Это пришел старик и клюкой всех разогнал.
К событиям в Аргуне отношение разное. Говорят, что Лабазанов стал попросту грабить в Аргуне коммерческие киоски. Дудаевцы заявляют, что при штурме стреляли, в основном, в воздух. Давали возможность уйти людям группировки Лабазанова. У дудаевцев потерь нет. У Лабазанова погибли 8 человек. Пресс-секретарь же Автурханова рассказал, что в Аргуне были 2 танка из Надтеречной — со стороны Автурханова — и расстреляли весь свой боезапас. А это 72 выстрела только из пушек.
Кроме нас, в гостях у Хаваша были Халаж Хамидов — защитник поста, начальник отделения участкового Наурского РОВД. Старший лейтенант. И глава администрации станицы Ищерская, совсем еще молодой человек, Хусаин Алиев. Получает 117 тыс. руб. в месяц. Нам рассказали о том, как живут в Чечне русские.
В Ищерской много русских дворов. И русских стараются оберегать сами чеченцы. После объявления суверенитета и избрания президента в Чечне русские стали уезжать в Россию. Как беженцев принимает Россия, мы знаем. Поскитавшись по России, начали возвращаться в Чечню. И редко кто пожалел об этом. Дом в Ищерской стоит 4-5 миллионов. Четырехкомнатная квартира — 2-2,5 миллиона рублей.
Глава администрации говорил, что независимая Чечня гораздо лучший сосед для России, чем республика в ее составе. Границы с Россией — прозрачные, рублевая зона. Именно так сейчас и есть. Через муссульманскую Чечню у России появится надежный выход на остальные муссульманские страны. А насчет личности Джохара Дудаева они высказались единодушно. Вокруг него много проходимцев. А защищают они не самого Дудаева, а законно избранного Президента Чечни. Придет время, Дудаев уйдет и его место займет более достойный. Но независимость республики — главное.
Среди врагов Дудаева из его близкого окружения оказался не только Лобазанов, но и Гантемиров. Это бывший мэр Грозного. Его группировка численностью около 500 человек расквартирована в Урус-Мартане, южнее Грозного.
Ночевали мы на мужской половине дома. Под подушкой у Хаваша лежал автомат. На стуле рядом — лимонка. В кресло между нашими кроватями он положил еще две лимонки. На всякий случай.
Наутро нас принял Умар Автурханов. В его приемной всех журналистов тщательно обыскали. Сам Автурханов вышел из-за стола навстречу и пожал руки. Спокойный и выдержанный человек. Над ним зеленое исламское знамя оппозиции. От дудаевского оно отличается отсутствием на зеленом фоне изображения волка. Говорят, что Автурханов имеет высшее военное образование. Очень доходчиво все объяснил: Чечня — в составе России. Если уже заговорило оружие, то теперь уже с Дудаевым миром не договориться. А Дудаев должен уйти. Оппозиция настаивает на проведении референдума и проведении свободных выборов. Будут ли на стороне оппозиции воевать наемники? Будут. В том числе и русские.
Это было главное, что мы хотели услышать от него.
Теперь наш путь лежал в Грозный. Мы не поехали по стороне оппозиции. Вернулись на пост в Ищерскую, где немедленно были накормлены. И только после этого нас отпустили в Грозный. От сопровождения мы отказались.
В станице Червленая — еще один пост на мосту через Терек. Со стороны оппозиции нет ни людей, ни бронетехники. Граница свободна. Впереди Толстой Юрт — резиденция миротворческой миссии профессора Хазбулатова.
Толстой Юрт — большое одноэтажное село. Трехэтажное здание телецентра возвышается в центре села. Это и было резиденцией Хазбулатова. Теперь телецентр захвачен войсками Дудаева. Оно и неудивительно. В Грозном взорвали телевышку. Дудаеву ничего не оставалось, как взять телецентр в Толстом Юрте. Тем более, что никакой бронетехники у Хазбулатова не было. В штабе Автурханова, правда, обещали, что если Дудаев пойдет на Толстой Юрт, то их танки будут там.
А тогда Хазбулатов был в Толстом Юрте, но прямо перед нашим приездом выехал на очередную встречу. На двух «хондах». Нас принял начальник штаба обороны Руслан Закриев. Он рассказал о имеющихся у него документах, что чеченская нефть уже три года уходит за кордон. Деньги, натурально, в карман к Дудаеву. А Хазбулатов, вовсе не антидудаевец. Несправедливость как таковая ему претит. Идти на Грозный нельзя. Причина — опять та же кровная месть.
По пути на Грозный мы взяли голосовавшего чеченца. И стали неосторожно распространяться о своих впечатлениях. Когда подъезжали к дудаевскому посту, пошутили, что теперь и гаишников на дорогах не нужно, вот как хорошо. И хорошо, что наконец въезжаем на территорию Дудаева. Попутчик нам ответил только одно: «Какие это солдаты, — бандиты!» Он оказался сторонником оппозиции.
И снова на посту нас спокойно пропускают. И вот мы в Грозном, на центральной площади перед президентским дворцом. Чудом попадаем во дворец и находим министра печати и средств массовой информации. Который тут же и дает понять, что сейчас нас арестуют. Пока мы наперебой рассказываем ему о своих планах, его рука то приближается к красной кнопке на столе, то медленно отползает в сторону. Он долго изучает наши документы. Причем о паспортах нет и речи. Нигде в Чечне паспортов с нас не требовали: только удостоверения прессы.
В конце концов мы получаем аккредитацию на год, но через два дня обязаны покинуть Чечню. Далее за нашу безопасность не отвечает никто. Тут же и получаем вид на жительство в гостинице «Кавказ» напротив Президентского дворца.
Вечером над дворцом очень символично висит серп молодой Луны. По громкоговорителям раздается заунывная муссульманская молитва. Слегка постреливают. А чуть позже здесь же на площади стихийно возникают плотные круги танцующих лезгинку. Двое женщин бьют в барабан, одна — играет на аккордеоне. Если нет ни того ни другого, то просто хлопают в ладоши. Под лезгинку и выстрелы мы и засыпаем в самом дешевом номере «Кавказа».
Поздно ночью раздался сильный стук в дверь.
— Вас хочет видеть наш министр.
— А не мог бы ваш министр подняться в номер.
Реакция человека с автоматом была такова, что мы сразу поняли, что этот вопрос просто не стоило задавать. Быстро одеваясь, Игорь наговаривал в диктофон:
— Двадцать три часа пятьдесят пять минут. Город Грозный. Гостиница «Кавказ» перед президентским дворцом. Нас просит спуститься вниз министр.
Бледные мы спускаемся с крыльца гостиницы. Он стоит у машины, оперевшись на открытую дверцу. Это член военного совета Джохара Дудаева — Бауди Саматов.
Только потом до нас дошло как ему трудно было решать эту головоломку. С одной стороны мы получили аккредитацию в Грозном. С другой — действует Указ о высылке журналистов. России. Проехать в Грозный мы не могли — и тем не менее вот мы здесь. Долго и упорно объясняем министру, что появились здесь только потому, что средства массовой информации России, по нашему мнению, не дают объективной оценки событиям в Чечне. Раньше мы только догадывались об этом, а теперь воочию убедились, что практически весь чеченский народ на стороне Дудаева. Что Чечню нельзя победить, Чечню можно только уничтожить.
Министр просит пройти за ним в гостиницу. Но идет не в наш номер, а в самый роскошный и заявляет, что вот здесь мы теперь будем жить. А администратора он уже отругал за то, что взяла с нас деньги за тот номер, в которым мы поселились. Пока министр давал интервью появилась водка, закуска, люди с автоматами. Это телохранители Бауди и члены его родового тейпа. Все гостиницы города охраняются этим тэйпом. Оружие для многих купил Бауди.
В Чечне чуть более миллиона человек. Якобы с ведома Бориса Ельцина Дудаеву оставили 100 танков и 80 самолетов. Для Чечни — 120Х180 км. — это более чем достаточно. К тому же в настоящее время вооружен каждый чеченец. Вооружает его, как правило, глава родственного клана, или тэйпа. Лимонка на рынке стоит 2 «штуки», «сникерс» — шесть тысяч рублей, любой арбуз — 50 рублей. Продуктов — изобилие. Бензин дороговат, раза в два дороже российского, но он есть. Продают его у дорог рядом с яблоками и дынями. Прямо трехлитровыми банками. Это удобно: по цвету сразу видно что это за бензин.
Открытой продажи оружия, кроме штык-ножа за восемнадцать «штук» и лимонок на рынке мы не видели. Но нас обещали сводить туда, где это делается свободно. Простого «калашникава» можно купить за «лимон». С подствольным гранатометом — за полтора. Пистолет Макарова — «лимон», Стечкина — два с половиной.
На улицах Грозного стреляют часто. В среднем — 2 выстрела в минуту. Но к этому быстро привыкаешь. Наблюдали как на центральной площади Грозного перед президентским дворцом стоял в дупель пьяный чеченец с автоматом. К нему подошел молодой охранник из гостиницы и попросил идти домой. Тот его послал подальше. Только одному из милиционеров, который был явно старше пьяного чеченца, удалось убедить того сесть в машину и ехать в отделение милиции. Нам объяснили, что даже в камере вытрезвителя этот человек будет сидеть со своим автоматом. Отобрать оружие у чеченца нельзя.
Если вы хоть чуть-чуть поняли что такое Чечня, то наша задача выполнена. Вполне очевидно, что жить в составе России со своими законами она не может. Да и нужно ли это России. Мы думаем, что простым людям — вряд ли. А ведь в наемники пойдут простые русские парни. В основном те, кому не удается прокормить себя или семью другими средствами. И в Грозном и в Ищерской нам не уставали повторять: «Пусть русские матери не отпускают своих сыновей на эту войну. Мы сами в силах разобраться, а от России мы никуда не денемся. Она стала давно нам родной».
А в 1994 году все было именно так, как и написано в статье. За тем мы туда и ехали с покойным теперь Телегиным. Врать нам ни тогда, ни мне сейчас нет никакого резона.
http://artofwar.ru/p/petrow_w_e/text_0010.shtml
08.08.12.