Чечня: Вайсерты с улицы Вайсерта

Наш собеседник носит фамилию Вайсерт и проживает на улице имени Вайсерта:

— Позвольте представить вас! Вы — Хусейн, младший сын Магомеда-Хаджи. И в республике, где фамилии всех местных жителей заканчиваются на «ев» и «ов», вы приковываете к себе внимание необычной фамилией — Вайсерт.

— Да, я — представитель семьи Вайсертов. Но я бы не сказал, что эта фамилия кому-то интересна более, чем все остальные. Нашего отца в Чечне поныне хорошо знают, помнят. Стоит назвать фамилию — и уже никому не надо объяснять, кто я и откуда.

— Вы сейчас ещё скажете, что даже одноклассники в школе не дразнили, называя немцем, и вы драться с ними не лезли…

— Вот не поверите: меня немцем до сих пор никто в Чечне не называл. Вы первый, кто это сделал, и я не обижаюсь. Потому что и мой отец был немцем, и я — немец. Хотя, сколько себя помню, осознаю себя чеченцем. И не потому, что мать — чеченка. Я вырос в чеченской среде, живу в ней… Мне сложно представить себя в иной сфере. В Чечне я — дома. Я — часть этого дома.

Кстати, в советском паспорте отца была записана его национальность — немец. Он не поменял её. Я думаю, в этом кроется и одна из причин того авторитета, которым он пользовался среди чеченцев. Он считал, что, если бы он вдруг отказался от своей нации, то его перестали бы уважать.

— Я говорил о Магомеде-Хаджи со многими людьми в республике. Все они, если и вспоминали о происхождении Вайсерта, то в последнюю очередь. В памяти он остаётся как человек очень искренний в своём служении Богу и во взаимоотношениях с окружавшими его людьми.

— Он, думаете, не знал, что нация, национальность человека — то последнее, что о нём следует знать? В Чечне о роде-племени человека спрашивают лишь в нескольких случаях. Например, если есть мысль и желание породниться, или, наоборот, если появились причины, которые могут привести к конфликту. Чтобы предотвратить ссору, тяжбу, используются всевозможные связи, рычаги. Когда дело касается выбора невесты или жениха, то опять же стараются узнать, из какой она или он семьи, каковы взаимоотношения в этой семье, соседями и т.д.

У отца к чеченцам осталось то отношение, которое выработалось ещё в юности, при первом соприкосновении с ними. Он увидел, как они ревностно держатся за свою веру, язык, культуру, обычаи, и решил, что уважение ко всему своему национальному — единственное средство добиться уважения чеченцев. Поэтому, даже приняв ислам и женившись на чеченке, говорил о том, что он — из третьего поколения немцев, некогда перебравшихся из Германии в Россию. В Чечне к нему прислушивались, в том числе и потому, что он чеченцев с их достоинствами и недостатками знал и изнутри, и как бы со стороны.

— Я помню его выступление на первом съезде чеченского народа. Это было неожиданно — что, во-первых, живёт такой человек в республике, и что он, во-вторых, разбирает чеченцев как бы по косточкам. Ну и в-третьих, то, что он и в самом деле видит и плохое, и хорошее...

— До съезда он ведь нигде и никак не «светился». А уже после съезда к нам домой зачастили журналисты, в том числе из Москвы, из-за рубежа. Среди них были и те, кто открытым текстом предлагали отцу признать ошибкой и принятие ислама, и жизнь с чеченцами.

Он назвал ошибкой то, что не познавал шариата с раннего детства. А чеченцев — в сравнении с теми народами, с представителями которых сталкивала его жизнь — назвал народом, к которому потянулась его душа.

— Давайте напомним, когда и как это случилось…

— Когда началась Великая Отечественная война, отцу было 11 лет. Жили они в Запорожье. Сначала оттуда в тыл погнали скот. Потом, в сентябре, в вагонах для перевозки скота отправили в депортацию всех живших там с царских времён немцев. Так отец очутился в Казахстане. Выживал тем, что помогал одному набожному казаху ухаживать за скотом.

Позднее, в 1944 году, в этот колхоз привезли и выселенных чеченцев. Отец подружился со своими сверстниками из их числа, работал, а потом и учился в ФЗУ вместе с ними. Через несколько лет он принял ислам, а затем и женился на чеченке.

Не окажись в этот период рядом с отцом чеченца Хамида Дадаева, ни одного из этих событий, возможно, и не было бы. Хамид сыграл решающую роль и в обращении отца в ислам, и в устройстве его личной жизни. Он оставался своего рода опекуном и другом нашей семьи до последних дней жизни. Кстати, умер он недавно, в Грозном…

— А как случилось, что ваши родители переехали из Казахстана именно в Мелчхи, а не в Гельдаген, откуда родом ваша мать?

— Моя мать, Тамара, действительно родом из селения Гельдаген. Но у чеченцев не принято жить под «крылом» у родственников жены. Поэтому это село в качестве будущего места жительства не рассматривалось даже. В то же время в Казахстане нашими соседями оказались чеченцы из Мелчхи. Больше того, например, Ризван Абубакаров и мой отец и в Казахстане, и здесь, в Чечне, жили как два брата. Названными братьями отца являлись также мелчхинцы Нажи и Увайс. Их мать Бука также относилась к отцу как к своему сыну. Они все и сказали моим родителям, у которых в Чечне не было ни кола, ни двора: «Обустроим вас в Мелчхи, не сомневайтесь».

Но попасть в тогдашнюю ЧИАССР оказалось не так просто. Мои родители вступили в брак по шариату и получать в ЗАГСе свидетельства о браке не стали. И вот, когда мои отец и мать с первыми детьми на руках в 1956 году по пути в Чечню попали в Минводы, их там задержали, продержали в каком-то лагере месяца два и отправили обратно в Казахстан — оформлять брак…

В Мелчхи попали со второй попытки. А там уже люди, как и обещали, помогли дом поставить, обзавестись хозяйством…

— Я где-то читал, что Вайсертам даже в ссуде отказали: какой, мол, резон деньги вам выделять, если через неделю-другую уедете ещё куда-нибудь…

— Да, было такое. Вообще, Советы умели проблемы гражданам создавать. А тут, представьте, приехал немец, да ещё и мусульманин…

— А сколько вас, детей, было в семье?

— Восемь. Четыре брата и четыре сестры. Все давно уже взрослые. Свои семьи, дети.

— И сколько сегодня внуков у Магомед-хаджи Вайсерта? Не считали?..

— Отца нет в живых с 2002 года. Мамы не стало в октябре 2011 года. Внуков на сегодня — 34…

— С родственниками по отцовской линии связь есть? Что знаете о них?

— В 1941 году отца в Казахстан депортировали вместе с дедом и бабушкой по линии матери. Они умерли в первый год выселения. Затем нашлась мать отца. Вернее, она отыскала его по фамилии, и он ездил к ней в 1959 году. Но это — отдельная история.

С другими родственниками по этой линии связь сохраняется. Они живут, в частности, на Урале, и бывают в Чечне у нас в гостях.

Что касается мужской линии, то здесь сплошь белое пятно. Была информация, что кто-то из близких деда — отца моего отца — служит офицером в армии и живёт в Новосибирске. И больше никаких сведений.

— А отдельная история? О чем она?

— Контроль за спецпереселенцами в те годы осуществляла спецкомендатура. Отец состоял в ней на учёте под своей фамилией, но под другими именем и отечеством. Несмотря на это, его нашла мать, и отец в 1959 году выехал к ней в Кемерово. Перед этим он написал ей, что принял ислам, женат на мусульманке-чеченке. Она, видимо, решила, что сделал он это не по доброй воле, под давлением.

Отца хорошо встретили. Накрыли по традиции стол со спиртным и т. д. Отец наотрез отказался выпить вместе со всеми. Сначала все обиделись. Потом поняли, что ислам — это его выбор.

Мы, все чеченские Вайсерты, — мусульмане, и это давно и никак не мешает нашему общению, например, с родственниками с Урала. Приезжая в Чечню, они говорят, что боятся не ислама. Что их больше смущают сообщения прессы о конфликтах с применением оружия. А когда описываемого СМИ сплошного насилия не обнаруживают, удивляются. Но я назвал эту тему отдельной историей не только по этой причине.

Гудермес и Гудермесский район, в котором мы живём, всегда был многонациональным. Бок о бок с чеченцами, представителями народов соседнего Дагестана, здесь всегда жили русские, украинцы… Предки одних из них поселились в этом краю ещё в позапрошлом веке. Другие очутились здесь в первой половине прошлого века. Много было тех, кто бежали в Чечню от голодомора в Украине и Поволжье.

Так вот, 24 года назад, к нам домой, к отцу приехал один из гудермесских немцев — Сергей Брель, рассказал, что хотел бы принять ислам. Я хорошо помню разговор между ними. Отец сразу сказал, что если после принятия ислама Сергея кто-то где-то увидит выпившим или курящим, то ему будет очень неприятно и неудобно перед людьми. Но Сергей ответил, что долго всё обдумывал, взвешивал и своё решение не изменит.

В общем, Сергей и мусульманином стал, и мусульманское имя получил — Сиражди. Жена не пожелала поддержать его выбор и они разошлись. Со временем ислам приняли мать и одна из двух дочерей Сиражди. Она — врач и замужем за ингушом.

Последние четыре годы Шура — мать Сиражди — была прикована к постели. Он один ухаживал за ней. 5 декабря прошлого года она умерла, и мы похоронили её на мусульманском кладбище в Гудермесе.

Сиражди — ему, кстати, 60 лет — остался один. Одиночество — не лучшая участь для пожилого человека. Недели две назад мы уговорили Сиражди жениться и уже вместе решили эту проблему. Его женой стала чеченка из села Гойты. Сватом к её отцу ездил я…

— У вас — новые родственники…

— Да! Я рад этому, и благодарю за это Аллаха. Раз мы этой темы коснулись, расскажу ещё об одном случае.

Как-то раз к отцу приехала женщина из Курчалоевского района. Одна из тех, кто в советские годы приехала сюда и осталась. Она сказала буквально следующее: «Магомед, у тебя в Чечне нет ни брата, ни сестры. У меня здесь тоже нет ни брата, ни сестры. Давай будем друг другу братом и сестрой». И много-много лет уже она для всей нашей семьи — сестра отца. Тех, с кем мы так или иначе породнились, очень много…

— Расскажете о первом хадже отца?

— Отец всю жизнь был рабочим. То в колхозе работал, то на биохимзаводе. Пока на пенсию не вышел. Мы, дети, начальниками тоже не стали, и к моменту распада СССР, когда стало возможным совершать паломничество в Мекку, денег больших не накопили. А в селе все знали, что отец всю жизнь мечтает о хадже. Ну и стали приходить, предлагать помощь. Отца это растрогало до слёз, но денег он ни у кого не взял. Хадж можно совершить только на свои кровные, заработанные собственным трудом средства. Словом, отец сам собрал необходимую сумму и мы проводили его. Потом поехали в аэропорт встречать.

А народу там видимо-невидимо. И наших, мельчхинских, едва ли не всё село. И все эти люди, десятки тысяч человек, встречают отца. В селе в это время, как оказалось, резали быков, овец, чтобы весь этот народ принять, угостить… В глазах отца все эти дни стояли слёзы. Да и как без них, слёз, смотреть на то, как тысячи людей гордятся и восхищаются тобой. Тем, что ты прожил жизнь честно, с верой в Бога…

— В Мелчхи его именем названа улица.

— Да. Мы живём на улице, носящей имя Магомеда-Хаджи Вайсерта.

— А главой администрации села — ваш старший брат?

— Да, Муса, наш старший брат, — глава администрации Мелчхинского сельского поселения.

— А вы?

— Я долго в местном совхозе работал. В последние годы являюсь сельским тамадой (по-чеченски — «тхьамда»). Это заместитель, помощник имама сельской мечети. Мои функции — организация и проведение религиозных обрядов.

— А кто-то из Вайсертов занимается ещё религиозной деятельностью?

— Вы, наверное, в курсе, что у нас в республике с недавних пор заместителями директоров школ по воспитательной работе являются специалисты по исламу. Так вот, на эту должность в школе в Мелчхи назначен мой племянник — сын нашей сестры Айшат.

Справка «Кавказской политики»:

Вайсерт, Магомед-Хаджи. Родился в 1930 г. в селе Листовка Запорожской области Украины в немецкой семье. В сентябре 1941 г. был депортирован в Кзыл-Ордынскую область Казахстана. Работал в колхозе, на шахте, в геолого-поисковой партии. В Казахстане в 20-летнем возрасте принял ислам. В 1956 г. переехал на постоянное место жительство в Чечено-Ингушетию. Работал строителем в колхозе, плотником на биохимзаводе. Трижды совершил хадж (паломничество) в Мекку.

Из интервью Магомеда-Хаджи Вайсерта «Учительской газете» (№ 52, декабрь 1990 года):

«…При каких обстоятельствах я пришёл к осознанию, что именно мусульманство свяжет мою судьбу с судьбою Чечни? Представьте: повлияла вовсе не горькая участь спецпереселенца из немецкой колонии в селе Листовка, что в Запорожье. Не потеря родных и близких. Не то, что я, пылинка из могучей бури слёз и горя, заброшен злобной стихией в казахстанскую глубинку. Моя участь и участь целого народа, хотя и переплелись, существовали как бы раздельно: немец в ту пору ассоциировался с фашизмом, навязавшим СССР войну, чеченцы — изгои сталинщины, опальная нация».

«…В нынешнем столетии революции и войны попытались растоптать человеческую веру… Но та наука, которую прошёл там, в ссылке, удивительно надежна — надёжнее революции и политики. Она — в молитве: именно молитва не дала чеченцам погибнуть. В ней — глубина мудрости, строгий порядок мысли и состояния души, чёткие правила жизни, подчинённой, если хотите, жестокой дисциплине. Следует, однако, разграничить: что принадлежит Шариату, что — национальному характеру, обычаям, нравам. В час тяжкого испытания они соединились — ничто не могло сломить людей: ни голод, ни расстрелы… Вникните в суть: стойкость духа против тирана!»…

«Что же имеет вечную ценность? Конечно же, вера, которая уберегла вайнахов от полного исчезновения, гибели. Да не могла она мне быть чужой — у неё великая притягательная сила, жизнестойкость». «…В бытовом сознании тонкости политики не воспринимаются — или её принимают, или отвергают».

«— Значит, наличие вайнахского характера и определило ваш выбор?

—Это — не выбор. Убеждённость на уровне веры. Нигде, увы, не довелось прочитать, какие же законы природы регулируют характер нации. Судите сами: у ссыльных отняли книги, школу, уничтожена интеллигенция, народ живёт под дулом автоматов, голод, стужа, лагерное рабство, а чеченцы умудряются обучать детей родному языку, из уст в уста передают свою историю, вполголоса напевают песни, изучают ремесла. Старики собирают родичей малыми группами, стелют на землю лоскуток материи и молятся. Но это непростая молитва: люди с её помощью постигали науку выживания».

«…Я вжился в национальный характер. А точнее, моя жизнь, мои помысли стали его воплощением»..

«Род Вайсертов в Чечне — это, кoнечно, радость несомненная. Восемь детей, внуки — переплелись родственными связями с самыми древними семьями, тейпами… И не перестаю удивляться: великая нация имеет древнейшую историю, занимает достойное место в семье кавказских народов, а школа менее всего заботится о воспитании национального характера. Велик соблазн самому стать за учительский стол и рассказать детям, каков он, истинный вайнахский характер»…