Глава из книги “Этот непобедимый чеченец” (Наб. Челны, изд-во «Калкан”, 1996 г.)
Прежде чем приступить к самой тяжелой, “интимной” части настоящих зарисовок – к разбору этносоциологических корней этой чудовищной и умопомрачительной войны, я вынужден вне зависимости от моей воли добавить к зарождающейся сетке логических построений две заметки из чеченского и русского быта.
Первая из них взята из “Комсомольской правды” от 17 декабря 1994 года. По сути, официально война еще “не началась”. Но она уже шла в приправе угрозы министра обороны Павла Грачева, обещавшего захватить Грозный силой одного батальона в течение двух часов.
Корреспонденты газеты Александр Евтушенко и Владимир Ладный, эти честные труженики пера на чеченском фронте наступления Всея Руси, пишут: “Конвейер смерти задействован мало. Пока. Привезли двух рядовых. Двух сержантов. Двух полковников: Фролова и Алексеенко.
Раны не просто смертельные – жуткие, рваные, осколочные – у иных оторваны руки и ноги…” Тут же они добавляют: “В Грозном сейчас все разбираются в военном деле: различают типы самолетов, улавливают их гул задолго до приближения, безошибочно определяют по звуку канонады, где идет бой.
Но и в этой ситуации люди не теряют чувство юмора. Упавшие во двор одного из домов две авиабомбы на месте разрушенного строения, образовали глубокую воронку. Хозяин ворчит: где были эти штурмовики, когда я рыл яму для туалета?”.
А теперь ретроспектируемся ровно на сто лет назад. Истинный демократ, великий русский писатель Антон Павлович Чехов в “Острове Сахалин” писал: “Скажу несколько слов об отхожем месте. Как известно, это удобство у громадного большинства русских людей находится в полном презрении. В деревнях отхожих мест совсем нет.
В монастырях, на ярмарках, в постоялых дворах и на всякого рода промыслах, где еще не установлен санитарный надзор, они отвратительны в высшей степени. Презрение к отхожему месту русский человек приносит и в Сибирь”.
В первом примере с чеченцем, возможно, с каким-то рядовым Хасаном, все ясно: истинный мусульманин, совершающий пятикратный намаз с пятикратным омовением, как по традиции востока, так и по канонам религии вообще никогда не допустит, чтобы он приступил к строительству дома, пока не обустроено отхожее место, что по-арабски называется “абдястхана”.
Это против морали. Против материи. Добрый на доброе, злой на злое, он, этот Хасан, честен и прямолинеен как ребенок. Он не может понять, что главное не в том, что его беспричинно бомбят, а в том, как это так, что люди могут обходиться без туалета?
Более чем триста лет назад русские принесли в завоеванную ими Сибирь грязь, вошь, водку и грабеж. Менее чем двести лет назад русские карательные войска во главе с генералом Ермоловым принесли на Кавказ ту же грязь, вошь, водку и грабеж. Это была “освободительная от турецкого влияния” армия насильников. И наш Хасан еще находит в себе силы шутить. Шутить под разрывы авиабомб собственных “освободителей”.
Какова была “культура” ермоловских молодцев? Обратимся к “Хаджи-Мурату” Льва Толстого: “Садо, у которого останавливался Хаджи-Мурат, уходил с семьей в горы, когда русские подходили к аулу. Вернувшись в аул, Садо нашел саклю разрушенной: крыша была провалена, и дверь и столбы галерейки сожжены и внутренность огажена.
Сын же его, тот красивый, с блестящими глазами мальчик, который восторженно смотрел на Хаджи-Мурата, был привезен мертвым к мечети на покрытой буркой лошади. Он был проткнут штыком в спину… Фонтан был загажен, очевидно, нарочно, так что воды нельзя было брать из него. Так же была загажена и мечеть.
…О ненависти к русским никто и не говорил. Чувство, которое испытывали все чеченцы от мала до велика, было сильнее ненависти. Это была не ненависть, а непризнание этих русских собак людьми и такое отвращение, гадливость и недоумение перед нелепой жестокостью этих существ, что желание истребления их, как желание истребления крыс, ядовитых пауков и волков, было таким же естественным чувством, как чувство самосохранения”.
А современная русская солдатня в тысячу раз омерзительнее и гадливее, чем ермоловская. Тогда она стыдилась совести и Бога. Теперь в ней нет ни совести, ни Бога. Да плюс к тому, она еще и дебильна.
…Будучи в Чечне, мне приходилось посещать редкие русские и казацкий станицы. С отхожими местами было так же плохо, как описал это бедный Чехов. Так неужели они за двести лет совместной жизни не смогли перенять у завоеванных ими “бандитов” передовой опыт об устройстве отхожих мест?
Ведь это же не возведение Храма Христа Спасителя за свет налогов с многонационального и многоконфессионального народа России! А бедненький Чехов еще надеется на санитарный надзор! В России – и санитарный надзор?! Там только “конституционный надзор” в образе авиаэскадрилий, танковых армад и установок “Град”.
И многострадальной Чечне они снова принесли грязь, холеру, вошь, водку и – смерть. Ради чего? Хоть один русский может это объяснить? Нет, ни один русский ни в силах это объяснить, поскольку это противоречит актам международного права. Найдите в анналах истории строку, где было бы сказано, что Чечня “вошла в состав” России. Нет, не найдете.
Но, господа присяжные, послушайте Черномырдина: “Сотнями жизней, ставших жертвами попытки подрыва целостности российского государства, национальной и религиозной розни обосновано вступление в действие Указа Президента России “О мерах по пресечению деятельности незаконных вооруженных формирований на территории Чеченской республики и в зоне осетино-ингушского конфликта”.
Это тот самый Указ, согласно которому был открыт “зеленый свет” тотальной агрессии против чеченского и всех других народов Кавказа. Это тот самый Указ, который через несколько месяцев Госдумой будет признан незаконным, а Конституционным судом – “законным”. Да какой там чеченский или осетино-ингушский конфликт?
Эти конфликты инкубированы поработителем-завоевателем между рабами – завоеванными народами, которые в конце двадцатого столетия хотят освободиться от позорного ярма “в составе”. А что говорит Шумейко, которого на американский манер называют “спикером”: “…Сегодня чеченский вопрос надо решать обязательно. Но оба решения плохие. Военное вмешательство — плохо.
Выход Чечни из состава России – тоже плохо. Отдать совю неотъемлемую суверенную часть Россия не может. Если мы это допустим, то Россия закончится”. (“Комсомольская правда”, 14 декабря 1994 года.) Представьте себе, что это говорит политик. Нет, подобное может говорить только политикан и политический интриган высшей пробы.
Так значит, во имя “неделимо завоеванной России” мы можем и должны жертвовать совершенно невиновным, порабощенным русским оружием чеченским, татарским, башкирским, чувашским и, значит, любым другим народом?
Тогда, господа присяжные, создайте вначале в так называемой “Российской Федерации” хотя бы русскую государственность в любой желаемой вами форме! Так причем же здесь Чечня? Ах да, забыл… Ведь есть специально для русских созданная от самого бога форма государственности – “единая и неделимая Россия”…Это, считайте, вечно.
Никакого выхода, разделения брата с братом, сестры с сестрой быть не должно. Это, считайте, богом проклятый “сепаратизм”. “Единой и неделимой Франции” или “единой и неделимой Америки” нет. Там, по принятым актам международного права, выход чего-то от чего-то возможен. По законам демократии. А в России – нет. Потому что она создана по законам захвата и грабежа.
Во я и думаю, что русская экспансия на Чечню – это есть попытка превращенную в цветущий сад собственную республику чеченского народа после его возвращения из почти тридцатилетней ссылки заново превратить в отхожее место России; правда, уже без стеснения, когда завоеватели, неизвестно почему называющиеся людьми, испражняются в открытую, чего не допускали даже первобытные, при всех людях, аборигенах, “бандитах”, для которых условие иметь собственный чистый туалет – есть азбука изначальной культуры и, простите, подтираются при этом не мягкой туалетной бумагой, а “Российской газетой”, из номера в номер хвалящей “подвиги” пьяной русской солдатни.
На чеченских дорогах, разбитых гусеницами русских танков, на блок-постах и заставах я видел множество “сочных картин”, когда завоеватели-солдаты и офицеры, и даже полковники и генералы, нисколько не смущаясь присутствием седобородых стариков-чеченцев, их детей и внуков, девушек и старух, в открытую, при всех испражнялись как в легком, так и в тяжелом ракурсе. Кто кому приносил культуру?
За тысячу лет своей государственности, коей гордится, Россия, она так и не заимела собственный чеховский “санитарный надзор”, но зато она имела везде и всегда им самим же выдуманное право для инородцев-рабов наводить “конституционный порядок”.
Вместо того, чтобы добром и миром отпустить уставшего от русского брата чеченского брата, дабы сохранить “единую и неделимую Россию”, первый разрушает дом второго и тотально убивает весь народ, лишь потому, что они “бандиты”. <…>
Я должен читателей предупредить: будет очень и очень несправедливо, если хоть одним из них под словом “русский”, часто употребляемым мной, будет принят весь русский народ. Нет, и тысячу раз нет, русский народ Пушкина, Лермонтова, Чаадаева, Толстого, Чехова и Горького мы хорошо можем отличить от русского народа Грозного, Пуришкевича, Столыпина, Суслова, Ельцина, Шахрай и генерала Грачева.
Стратегические задачи “русской идеи”, основанные на насилии, мною критикуются лишь в плане сопротивления глубоко эшелонированной русификации народов, завоеванных русским оружием и ввергнутых в пропасть небытия под флагом “дружбы народов”. Апологетам этой убийственной и трагической для России теории я когда-то сказал: “Берите вашу холуйскую дружбу, дайте нам равенство!”.
Я настолько наполнен идеей равенства народов, что, когда говорю об этом, прежде всего подразумеваю под этим стремление, в первую очередь, спасти русский народ – народ исключительно вольной, широкой, талантливой, многострадальной души, достойный вселенской жалости за его ложно-зачумленное империальное, эфемерно-державное состояние.
Я не виноват в том, что в контексте русско-чеченской войны по вине вождей и генералов русского народа высветился этнический мотив: что это за народ – народ чеченский? Что это за народ – народ русский? Есть ли он вообще? Если есть, то может ли народ просвещенный допустить произвол одного народ над другим народом в пределах собственной страны?
Воздух в легких российского человека настолько сжат, настолько тягуче-сероводороден, что мысль бьется в конвульсии: неужели это, как утверждает вся русская колониальная литература, русский и только русский воздух? Неужели этот алмаз, взращиваемый в сердце якутского народа, есть “русский алмаз”? Неужели эта нефть, название которой взято от арабско-татарского “нафт”, добываемая, вернее, находимая, как всегда, лишь в мусульманских землях, а в “российском” смысле этого слова в татарской Бугульме, Альметьевске, Дюртюлях и Тюмени, — русская и только “русская” нефть?
Неужели золотистый хмель, взращиваемый как серьги на нежных мочках чувашских девушек, русский и только “русский” хмель? Бабурин, Шахрай и Говорухин утверждают, что это так. О фашистах не говорю. Становится стыдно за поистине великий по численности народ, преумноженный за счет искусственного скрещивания русифицированных народов.
Если российская империя конца двадцатых годов была бы хоть на чуточку англизированной, офранцуженной или испанизированной, то она бы перед миром хоть для близира показывала бы свою театрализованную заботу о своих “малых народах” и заработала бы на этом международный политический капитал, ан нет, она, многонациональная по фактуре, но мононациональная в государственном управлении и в срезе исполнительной власти, в лице высокочтимых Совета Федерации и Государственной Думы даже не допускает того, чтобы в течение лет с трибун прозвучало бы хотя бы одно слово о “каком-то якутском или башкирском народе”.
“Единая и неделимая Русь”. Мне хочется так, как, возможно, никому из многих, обратить взор русского народа на самого себя. Чтобы он задумался: кто мы такие есть? Зачем такое с нами творится? Имеем ли мы право перед богом допускать мысли о том, что у анс в России лишь один народ исключителен, как исключителен дородный хряк среди баранов?
Простите, пожалуйста, если можете: исторический запас русско-чеченской войны обеспечен одной-единственной трагической концовкой – стремлением окончательно и бесповоротно обрусить народы, а в данном случае, проучить чеченский народ, да и проучить так, чтобы другие народы и народности даже не могли думать о каком-то “выходе из состава России”. И если необходимо для “состава”, то истребить.
Правда, ни Бабурин, ни Шахрай не находят в политическом словаре форму-справку государственности “в составе”… Из числа сравнительно недавно (для истории сто лет есть – мгновение!) ушедших от нас современников, великий Чехов в своем “Острове Сахалин” нашел объяснение подобной форме государственности таким образом:
“Генерал Кононович говорил мне, что хочет обрусить сахалинских гиляков. Впрочем, обрусение началось еще задолго до генерала. Началось оно с того, что у некоторых чиновников, получающих даже очень маленькое жалование, стали появляться дорогие лисьи и собольи шубы, а в гиляцких юртах появилась русская водочная посуда; генерал Кононович приказал нанимать гиляков в надзиратели (тюрем); в одном из его приказов сказано, что это делается ввиду крайней необходимости в людях, хорошо знакомых с местностью (чтобы легче было поймать удравших беглецов), и для облегчения сношений местного начальства с инородцами; на словах же он сообщил мне, что это нововведение имеет целью также и обрусение”.
Вот почему альметьевский или шугуровский татарин, ушедший от татарства и не пришедший к русскости, на вопрос о том: “Знает ли он родной язык?”, показывая на лацкане пиджака на знак “Отличник соцсоревнования 1966 года”, гордо отвечает: “Мне некогда митинговать за ваш суверенитет.
Я – ветеран нефтяной промышленности с сорокалетним стажем”. Его гражданский менталитет полностью ушел на этот засаленный пиджак. Вот почему великий чеченский народ “все тот же он, непобедимый”. Вот почему оболганный русской пропагандой великий чеченский народ не “бандформирование”, а армия непокоренных. Вот почемсу полководческий дар великого великого гражданина Джохара Дудаева на сто голов выше полководческого дара всех русских генералов, вместе взятых.
А где чувство ответственности русского народа? По какой сладкой причине правит им банда мошенников? Прав Пушкин, “народ безмолвствует”. Где патриарх Алексий II, вечно размахивающий своим зловонным паникадилом, чтобы сзывать весь православный мир Руси к покаянию? Зачем он изменяет заветам великого патриарха русской земли Тихона, умерщвленного большевиками в 1918 году?
Прислушаемся к голосу другого великого сына русской земли писателя Максима Горького. За свою книжицу “Несвоевременные мысли”, опубликованную впервые после революции в начале девяностых годов, он в наши дни велкодержавно-шовинистической шайкой византийцев был объявлен «предателем русского народа».
Куда смотрит русская интеллигенция? Есть ли она вообще? Становится стыдно. Не за Горького, конечно! За современную русскую интеллигенцию в широком смысле этого слова. И Шафаревич с В. Кожиновым здесь явные мерила. Горький же тем временем писал: «Именно теперь, в эти трагические дни, ей (России) следовало бы помнить о том, как слабо развито в русском народе чувство личной ответственности и как привыкли мы карать за свои грехи наших соседей… (То есть сравняли Казань с землей лишь потому, что «татары на них нападали» — А.Х.)
Нам необходимо учиться и особенно нужно выучиться любви к труду, пониманию его спасительности… Самый грешный и грязный народ на земле, бестолковый в добре и зле, споенный водкой, изуродованный цинизмом насилия, безобразно жестокий и, в то же время, непонятно добродушный — в конце концов — это талантливый народ».
Мне кажется, что это самые жесточайше правдивые слова о русском народе, сказанные когда-либо вообще. Он же продолжает: «…Мы, русские, несомненно достигли «сравнительно значительного уровня культуры, — об этом лучше всего свидетельствует та жадность, с которой мы стремились и стремимся пожрать племена, политически враждебные нам.
Едва ли с первых дней революции известная часть печати с яростью людоедов племени «намням» набросилась на демократию… Никто не станет отрицать, что лень, семечки, социальная тупость народа и все прочее, в чем упрекали его, — горькая правда… Русский народ — в силу условий своего исторического развития — огромное дряблое тело, лишенное вкуса к государственному строительству и почти недоступное влиянию идей, способных облагородить волевые акты; русская интеллигенция — болезненно распухшая от обилия чужих мыслей голова, связанная с туловищем не крепким позвоночником единства желаний и целей, а какой-то еле различимой тоненькой нервно нитью…».
И в завершение Горький добавляет: «Большевизм — национальное несчастье, ибо он грозит уничтожить слабые зародыши русской культуры…» «Вожди народа» зажгли костер, он горит плохо, воняет Русью, грязненькой, пьяной и жестокой. И вот эту несчастную Русь тащат и толкают на Голгофу, чтобы распять ее ради спасения мира. Разве это не «мессианство» во сто лошадиных сил»?
И вот эта безмозглая и пьяненькая, но зато «единая и неделимая» Русь во главе своих бездарных генералов, при идеологическом обеспечении иезуитов «русской идеи» Бабурина и Шахрая, двинулась на Чечню. Чтобы интернационализировать и «федерализировать» невиданную в мировой практике «войну против собственного народа» , державнопослушные и подленькие татарские, чувашские, якутские, башкирские, удмуртские и т.д. военкоматы крали у родителей сыновей и отправляли их в Чечню, чтобы те заранее выбирали себе гробы для спецрейсов «200».
Тем временем, великий пройдоха истории Владимир Вольфович, кстати сказать, один из открытых и скрытых вдохновителей русско-чеченской бойни, воспользовавшись моментом, набирал политический капитал и снова звал к «броску на юг», и миллионными тиражами распространял листовки, где обвинял во всех бедах «пятнистого реформатора Михала Сергеича, этого нобелевского тракториста, политического Чикатило, изнасиловавшего всю страну».
Каков слог, а? Чисто жириновский слог, ничего не скажешь! Дальше больше: «Пучеглазый Андрейка Козырев… Сатанист Якунин в черном маскхалате, сиамские близнецы Немцов и Явлинский, ведьмы Боннер и Гербер, неугомонные жабы Старовойтова и Новодворская, денежный мешок Гаврила Попов, псевдогенералы, бородатые проповедники, парижские беллетристы-гомосексуалисты, юмористы-проститутки и картавые журналисты…».
Здесь нет ни слова в защиту чеченского народа. Госдума думает другую думу. «Время упущено… надо было пораньше». А ведь все — возможно, что я ошибаюсь — все читали или учили наизусть в школе известное стихотворение Лермонтова «Беглец», где передан пронзительный диалог «беглеца с чеченского фронта» Гаруна с матерью:
— «Мать — отвори! Я странник бедный,
Я твой Гарун, твой младший сын
Сквозь пули русские безвредно
Пришел к тебе!»
— «Один?»
— «Один!»
— «А где отец и братья?»
— «Пали!»
Пророк их смерть благословил,
И ангелы их души взяли».
— «Ты отомстил?»
— «Не отомстил…
Но я стрелой пустился в горы,
Оставил меч в чужом краю,
Чтобы твои утешить взоры
И утереть слезу твою…»
— «Молчи, молчи! Гяур лукавый,
Ты умереть не мог со славой,
Так удались, живи один.
Твоим стыдом, беглец свободы,
Не омрачу я стары годы,
Ты раб и трус — и мне не сын!»
А что оставалось чеченскому народу делать? Пасть ниц?! Встречать с хлебом-солью оккупантов? Нет, этот народ, гордый и свободолюбивый, с достоинством правоверного мусульманина и гражданина-сына родной земли, взялся за оружие. Это тебе не казанский татарин, бряцающий знаками отличника соцсоревнования!
Русские и танки таяли как воск. Ряды пьяной, совершенно неопытной, какой-то дебильно- мальчишеской солдатни косились, как травостой. За Дудаевым встал весь чеченский народ, кроме Руслана Хасбулатова, Доку Завгаева, Саламбека Хаджиева, Умара Автурханова вместе с обслуживающей их дворцовой челядью.
Войне — почти два года. И каков результат? По нашим подсчетам — не менее двадцати тысяч убитых солдат с русской и три тысячи с чеченской стороны. Более чем пятьдесят тысяч раненых и сотни взятых в плен, без вести пропавших с той же наступавшей стороны. Сотни тысяч беженцев.
Разрушенные города и села. Разбомбленные стада, отполыхавшие огнем виноградники, редчайшие музеи… И, конечно, как утверждают русские источники информации, более шести триллионов рублей, спущенных якобы российской казной «на восстановление разрушенного войной народного хозяйства ЧР» (выкачанных некогда из чеченской земли в виде самой высококачественной грозненской нефти), и большей частью разворованных самими же вождями русского наступления на Чечню.
Почему «демократическая ельциниада» не послушалась отца русской демократии Солженицына, который в самом начале чеченской трагедии умолял русских оставить эту «проклятую» землю?
Чеченско-русская война по сути дела началась еще в 1991 году. В прошлых публикациях я приводил ее этапы и спираль развития. Это уже третья крупная война между двумя народами. Первая, начавшись в начале девятнадцатого века, завершилась пленением легендарного Шамиля и включением Чечни в состав России.
Таким образом, и непокорная Чечня стала «исконной Россией». Вторая, самая крупная и почти без единого выстрела «победа» была достигнута Сталиным в 1944 году, когда народ на долгие годы стал изгнанником. Третья война начата Ельциным и Грачевым. Ей не видно конца. В описании этих всех до единой колониальных войн просматривается огромная разница.
Если первая в произведениях и записках демократических кругов России находила относительно правдивое отражение, то о второй войне не писалось ничего. О третьей пока пишут лишь журналисты. Правды в ней, если не считать множеств пронзительных публикаций в газетах «Известия»»Комсомольская правда», «Независимая газета» и ряде других демократических изданий, читатель не найдет.
Коммунистическая «Правда», холуйская «Российская газета», «Труд», «Красная звезда» и им подобные все больны водянкой открытого или скрытого великодержавия. И если говорить мягко, русская современная литература пока хранит величайшее молчание. Выдвинет ли она из своей среды хотя бы одного талантливого и честного, как Лев Толстой, описателя, трудно сказать.
Это связано с тем, что нынешний период современной русской литературы совпал с периодом крайнего загнивания российской империи, когда менталитет писателя упал до уровня продажного писаки, призванного, как он это понимает, «во что бы то ни стало восхвалять силу русского оружия».
Мне думается, что в мировой истории войн не было войны более непонятной и бессмысленной, чем эта. И по этой причине описание ее быта, ее внутренней кухни ПОРАЖЕНО ДЕЗИНФОРМАЦИЕЙ И ЛОЖЬЮ. Я также думаю, что в мировой истории войн не было войны, в освещении которой средства массовой информации так открыто и цинично держали бы курс на тотальную дезинформацию обывателя.
Страна пережила шоковую терапию от лжи и застыла, в удивлении раскрыв рот. «Разве можно так?!» Можно. А у гнилой империи других средств массовой информации нет. У нее нет другого радио и телевидения. Информационные параметры происходящих событий на русско-чеченском фронте были заранее рассчитаны на то, чтобы разум человека мрачнел: убивать и не хоронить людей, в том числе своих, месяцами, проще, чем испражняться на виду у всех…
Это состояние общества можно было бы сравнить с состоянием честнейшего человека, который, после того, как в течение двадцати лет ухаживал за парализованными отцом с матерью, нося их на своих руках еженедельно в баню, кормивший с руки, и, наконец, после смерти похоронивший их со всеми почестями, вдруг стал бы обвиняться и привлекаться к суду за то, что он, якобы, убив своих родителей, съел их тела…
Написав это, я вздрогнул! Как такое можно? Оказывается, можно. У нас в России все можно. Это страна возможности невозможного, поскольку российская империя не имеет аналога в мировой практике империализма. И поэтому с трибун Федерального собрания и Госдумы вы не услышите единственно необходимого и дорогого слова с требованием «о деколонизации» народов России. А ведь без нее она никогда не выкарабкается из своего маразматического состояния.
Только такой путь спасет Россию от развала и русский народ от генетического и нравственного вырождения. Эти строки пишутся в надежде на то, что хоть как-то сможем помочь русскому народу понять свои собственные беды, помочь спастись и очиститься перед всем миром и не выпасть из телеги истории, как мертвый груз. Ох, как бы я хотел помочь русскому народу выжить!
Ох, как бы я хотел преподать ему уроки правды и добра! Если бы у него, у его литературы и публицистики был хотя бы один такой же, как я, то вдвоем мы были бы сильны своими двумя народами! Как жаль, что пока в российском горизонте его не видно. Но зато таких, как Александр Казинцев, Сергей Бабурин, Сергей Шахрай, хоть пруд пруди…
Мне жалко этот народ — мой сосед, к которому я попал первым в истории его рабом-татарином. Я жалею его как своего «хозяина»-сюзерена. Как тут не вспомнить крупнейшего историка России В.Ключевского, сказавшего: «Мне жаль тебя, русская мысль, и тебя, русский народ.
Ты являешься каким-то голым существом, после тысячелетней жизни без имени, без наследия, без будущности, без опыта. Ты, как бесприданная фривольная невеста, осужденная на позорную участь сидеть у моря и ждать благодетельного жениха, который взял бы тебя в руки, а не то ты вынуждена будешь отдаться первому покупщику, который разрядив и оборвав тебя пот ом как ненужную истасканную тряпку».
Чеченская трагедия нашего времени адекватна трагедии татарского народа в 1552 году. К чести татарского народа, его движения, нужно признать, что, возможно, он один во всей колониальной России так глубоко и осознанно воспринял чеченскую трагедию, принял как собственную. Не по этой ли причине гуманитарная помощь Татарстана Чечне была самой дерзкой и крупной?
Татарская общественность от Владивостока до Калининграда буквально завалила Московский и Казанский Кремли телеграммами, заявлениями и требованиями прекратить бойню. Автор этих строк забыл число своих телеграмм, отправленных в самые высшие эшелоны власти.
Первой забила тревогу бесстрашная дочь татарского народа, его честнейший писатель и общественная деятельница, лидер партии «Иттифак» и Всетатарского Милли Меджлиса Фаузия ханум Байрамова. Уже 11 декабря под ее руководством правление Милли Меджлиса приняло Заявление — Обращение к мировому сообществу с выходом в эфир радио «Свобода» на татарском языке:
«Обращаясь к мировому сообществу, ко всем государствам и народам, Милли Меджлис татарского народа заявляет, — говорилось в нем, — что решение чеченского вопроса путем агрессии, применения военной силы, с помощью танков, современной авиации, многотысячной армии не может быть «внутренним делом» России. Эта агрессия направлена против свободы всех народов, против мирового сообщества. Кровавая рука Москвы после Баку, Тбилиси, Вильнюса и Риги добралась сегодня и до Чечни и на этом не остановится…».
Уже 16 декабря 1994 года Фаузия ханум отправляет нарочным личное послание Госсекретарю ЧР Асланбеку Акбулатову, где говорится: «Мы обращаемся к вам, чтобы до чеченского народа дошла правдивая информация, в том числе и в отношении татар, башкир и многих других братских народов, которые по воле злой судьбы оказались по другую сторону этой несправедливой войны.
Мы верим, что чеченский народ победит. Астагфирулла ва тауба — если сыновья наших народов окажутся у вас захваченными или сдавшимися, если они не совершили насилия над вашим народом , если верите, что за ними нет греха и души их чисты — будьте снисходительны к ним. Скорейшего мира вам и свободы! Аллах с вами и она за Вас».
По предложению народного депутата ВС Татарстана Ф Байрамовой обсуждение чеченского вопроса было включено в повестку дня ВС РТ, который принял специальное постановление, осуждающее российскую агрессию…
Подобные Заявления принимали Татарские общественные центры Казани, Уфы, Перми, Ижевска, Петрограда, Москвы, Туймазов, Серафимовского, Челнов, Елабуги и Агрыза… Что касается журнала «Аргамак», то чеченская тема в нем перешла в разряд первостепенных.
Состояние российской демократической прессы в дни чеченско-русской войны, как мне кажется, верно передает небольшая заметка из той же «Комсомолки» под названием «Какие тайны скрывают в госпитале Бурденко»: «Вчера все телефоны начальства молчали, секретарши неизменно отвечали: «Нет и неизвестно, когда будут».
Все вопросы относительно раненых из Чечни натыкались на стену подозрения: «А кто вы такие?». Если честно признавались, что журналисты, на том конце сразу вешали трубку». Вот ведь как: человеку умереть, быть раненным положено, а сообщать отцу об этом не положено. Маразм, правда? Какой бы французский или английский колонизатор допустил такое? Здесь же нагнетается военный психоз в гражданском населении: Даешь поход на Чечню!
Даешь поддержку силового решения чеченской проблемы! Мы давно ждали этого часа, и вот настал наш черед как следует разобраться с чеченцами!». Об этом говорилось в Пятигорске на митинге, организованном местным отделением терского казачества» («К.П,», 15.12.94). «Число погибших солдат по крайней мере в два раза больше, чем сообщается официально», — вопит заголовок заметки в «Известиях» (01.03.95).
Тут, пожалуй, самое время сравнить поведение русских ермоловских и русских грачевских солдат-убийц. Лев Толстой в том же «Хаджи-Мурате» пишет: «Вокруг барабанов валялись бумажки от закусок, окурки и пустые бутылки. Офицеры выпили водки, закусили и выпили портер. Барабанщик откупоривал восьмую бутлыку…
Раненный Авдеев был из роты Полторацкого. Увидев собравшуюся кучу солдат, Полторацкий подъехал к ним.
— Что, брат, попало? — сказал он. — Куда?
Авдеев не отвечал.
— Только стал заряжать, ваше благородие, — заговорил солдат, бывший в паре с Авдеевым, -слышу — чикнуло, смотрю — он ружье выпустил.
— Те-те, — пощелкал языком Полторацкий. — Что же, больно, Авдеев?
— Не больно, а идти не дает. Винца бы, ваше благородие…
Водка, то есть спирт, который пили солдаты на Кавказе, нашелся, и Панов, строго нахмурившись, поднес Авдееву крышку спирта…».
Заметьте, офицер справляется у солдата: больно ли после ранения?
«Солдатам было велено жечь хлеб, сено и самые сакли. Всему аулу стелился едкий дым, и в дыму этом шныряли солдаты, вытаскивая из саклей то, что находили, главное же — ловили и стреляли кур, которых могли увезти горцы. Офицер сели подальше от дыма, где позавтракали и выпили. Фельдфебель принес им на доске несколько сотов меда. Чеченцев не было слышно…».
А теперь — картины третьей войны. Вот показания жительницы сровненного с землей села Самашки Л. Акуевой. По первым предварительным данным в селе был сожжен 371 дом, число погибших достигло 150, раненых было сотни. «Когда мы приоткрыли дверь подвала, то во дворе увидели российского солдата с гранатометом, направленным в нашу сторону.
Мы закричали, что тут женщины и дети. Солдат ушел. Выглянув наружу, увидели, что наша улица выгонная запружена БТРами. Солдаты, обставившись банками с соленьями и компотами, добытыми из соседних дворов, пировали. Стрельба не прекращалась всю ночь, местами полыхали пожары.
Наутро к нам прибежала девочка-соседка, рассказала, что снова идут по нашей улице солдаты, забрасывая подвалы гранатами, и что несколько человек уже сгорели. Вскоре во двор ворвалась большая группа вооруженных людей в масках.
Некоторые из них были пьяны, едва держались на ногах… Нас, женщин с детьми, завели в кухню. Из окна мы видели, что мужчин раздели до пояса и босыми погнали по дороге. Большой дом Исаратовых подожгли. Нашу кухню стало застилать дымом. Солдаты стреляли над нашими головами… («Известия», 18.04.95.).
Большой русский писатель, наш современник, честнейший русский человек Виктор Астафьев в мае 1995 года в той же «К.П,» опубликовал целую полосу свих заметок из серии «О времени, о себе». Писатель старается не говорить о Чечне. Стыдно ему за русских. Если говорит, то с жалостью по отношению к русским солдатам, особенно к танкистам. Странновато, конечно.
Он поет дифирамбы русской бабе, которых она является достойной. А почему бы не чеченской «бабе» — Л. Акуевой, сведения которой мы только что приводили? Да потому что Астафьев. Простите, как говорил Горький, тоже «изуродован цинизмом насилия, безобразно жесток» в отношении к соседним народам. «Если бы не русская баба, ни хрена бы от нас не осталось — ни от армии, ни от Отечества, ни от вождей блистательных, ни от нации вообще». Это уже, как мне кажется, крайняя крайность.
А почему бы Астафьеву не говорить вообще о женщине? Или же о татарке? О башкирке? Вслед за Толстым и Горьким он пытается сказать горькую правду о своем родном народе, но имперская амбиция, для которой есть место в сердце любого русского, не дает этого сделать. «Мы, в общем, в какой-то мере нация и сентиментальная, и беспощадная, и добрая, и жестокая. У нас все без прослойки, все одновременно. Только мы чаще преодолевали жестокость добротой».
Бывали, наверное, в истории русской и подобные моменты. Особенно когда дело касалось политики кнута и пряника, и подкупа, и насильственного крещения путем предоставления привилегий за счет отказавшихся креститься.
Позвольте, Виктор Петрович, вы, кажется, здесь правы лишь в десятиградусном секторе круга.
Спешу все же успокоить тех, кто по политической малограмотности, а кто по оконтуженности «дружбой народов» даже неравных, пожелает обвинить меня в подогревании межнациональной розни.
Да полноте, господа присяжные! Разве в том, что почти сто пятьдесят крупных и малых народов России дошли до крайности духовного и материального вымирания и под знаменем интернационализма и дружбы народов оказались без собственных школ, системы образования и воспитания, виноват я, поэт и публицист одного из этих народов, требующий немногого — исполнения права народов на получение образования на родном языке, права обустроить свою жизнь не по подсказке из Москвы, а — из «какой-то Казани, Уфы или Индигирки», — неужели виноват, виноват я один за пагубную политику всей системы, проводимую в течение семидесяти лет?
Значит, я воочию лезу в петлю «дисгармонии», чтобы «поссорить» почти с ума сошедшие народы, а вы хотите оставаться красивым, статным гусаром-Молчалиным лжи и геноцида? Значит, я один «сумасшедший», а вы в своем уме, даже защищая эмбрионально-пещеную форму фашизма? Ах, как бы я хотел поспорить со всеми вами перед экраном ОРТ! Ах, как помял бы я вам бока!
Поверьте, чтобы убедить обездоленные народы и меня в том, что правы вы, а не я, то есть, колонизированные Россией народы, то это вам не удастся. Ибо вам такой возможности правдой природы не дано. Вы — антипод правды. Я — материя, а вы — антиматерия. Я — жизнь, вы — антижизнь. Я — ветер весны, рождающий на деревьях почки,а вы — гусеница, пожирающая листья. Нынешняя Госдума, кроме, возможно, двух десятков личностей, напоминает черный питомник термитов и гусениц, поедающих всякую зелень.
Спорить со мной можно и нужно, но убедить меня будет невозможно. Для этого меня убедить надо в том, что необходимо лишить народы собственной школы, языка, обрусить их и на основе этого смешивать нации, чтобы таким образом умножать великоросскую нацию, и доказать, что это благородно и цивилизованно. Однако такой человек еще не родился.
Нет, подождите, а в чем заключается «крайняя исключительность» русского народа и в чем она выражается? Не в том ли, что на него в течение века «нападали с востока и запада», а он, чтобы «загасить» очаги нападения, сам нападал и «присоединял территории»? Скажите, пожалуйста, кто на кого нападал в древности, особенно в период феодальных войн? Разве норманны не нападали на германцев и наоборот?
Так почему же в отличие от русских у них не присутствует такая умопомрачительная расовая теория об «исключительности»? Уж кто-кто, а вот англичане Старого Света, от которых пошли и есть Соединенные Штаты Америки и от которых в годы гражданской войны «освободились» те же англичане, правда, уже Нового Света, наверняка могли бы бахвалиться совей «исключительностью»?
Потому что ни одна просвещенная и цивилизованная нация не может опуститься до такого сугубо византийского расизма. Это унизительно! А в России — наоборот, подобный расизм внедряется в сознание «малых народов», то бишь «инородцев на собственной родине», как великое благо, чему эти «инородцы», лишенные собственных земель, вод, полезных ископаемых, языка и культуры, должны быть бесконечно «благодарны».
А теория эта действительно унаследована от Византии. «Великий» русский расист Пересветов настолько ее усовершенствовал, что сам был внесен в список святых. «…Русь всегда осознавала себя дочерью Византии, от которой получила и христианскую веру, и государственность, и искусство.
Сочинения святых отцов древней и средневековой церкви, писавших по-гречески, — доныне основное чтение верующих русских людей, а церковная служба почти дословно воспроизводит эллинскую…» — пишет в статье «Россия, византизм и славянство на исходе ХХ века» Андрей Зубов в журнале «Знамя» (6, 1994.). В право владения этим наследием Русь духовно вступила с христианизацией, по победы ислама, завершившиеся завоеванием турками Константинополя в 1453 году, помешали материализовать наследство.
Жалость к угнетенным единоверцам, страдавшим несравненно больше от «безбожных агарян», чем сами русские в недавнем прошлом от татар, соединялась с честолюбивыми амбициями и сознанием собственной религиозной исключительности. Учение о «Москве — третьем Риме», предложенное в конце ХV века московскому царю псковским иноком Филофеем, теоретически обосновывало всеобщую на Руси убежденность в необходимости освобождения Константинополя и Балкан и подведения их под руку единственного в мире суверенного православного государя — московского царя».
Как видим, это новый, почти что неизученный аспект в русской и мировой политологии. Было бы прекрасно, если бы какой-нибудь ученный из обросшего застойным мхом Казанского института языка, литературы и истории, руводимого таким же замшелым академиком Мирфатихом Закиевым, взялся бы за тему, то ему были бв благодарны все порабощенные народы современной русской империи.
Какую же культуру насаждала эта «исключительная» нация на завоеванных «исконно русских» землях? Послушаем снова Чехова: «В пятидесятые и шестидесятые годы, когда по Амуру, не щадя солдат, насаждали культуру (обратите внимание на убивающий сарказм пассажа: «солдаты насаждали культуру» — А.Х.), в Николаевске имели свое пребывание чиновники , управляющие краем, наезжало сюда много всяких русских и иностранных авантюристов, селились поселенцы, прельщаемые необычайным изобилием рыбы и зверя…
Теперь же почти половина домов покинута своими хозяевами, полуразрушена и темные окна без рам глядят на вас, как глазные впадины черепа. Обыватели ведут сонную жизнь и вообще живут впроголодь, чем бог послал. Пробавляются они поставками рыбы на Сахалин, золотым хищничеством, эксплуатацией инородцев, продажей пантов, то есть оленьих рогов, из которых китайцы приготовляют возбудительные пилюли…
Эксплуатация инородцев, кроме обычного спаивания, одурачения и т.п., выражается иногда в оригинальной форме. Так, николаевский купец Иванов, ныне покойный, каждое лето ездил на Сахалин и брал там с гиляков дань, а неисправных плательщиков истязал и вешал».
Вот и весь сказ о «насаждении» русскими культуры на бескрайних просторах народов, присоединенных, включенных, воссоединенных, пристегнутых к Российской империи. Русский люд приносил с собой удручающие качества — лень, пьянство, распутство, равнодушие ко всему, в том числе и к собственной судьбе, культуре и языку. Эту тончайшую деталь очень точно уловил великий психолог Федор Достоевский в своих «Бесах»:
— А скажите, если позволите, почему вы не так правильно по-русски говорите? Неужели за границей в пять лет разучились?
— Разве я неправильно? Не знаю. Нет, не потому, что за границей. Я так всю жизнь говорил… Мне все равно».
Конечно, любое общение, любое сближение человеческих, считайте, этнических общин не может характеризоваться лишь одними отрицательными качествами, поскольку всякая этническая среда привносит в другую этническую среду собственный материальный и культурный опыт.
Так что русский картуз в определенный сезон смог бы весьма пригодиться татарину в тюбетейке, хотя у него была и собственная валяная шляпа, и шапка-малахай, и другие. Но в татарской среде XVI — XIX веков мужественно и мудро сохранялся менталитет неприятия всего русского. Русской одежде — табу, то есть запрет. На брак с русской женщиной — табу. На русскую кухню — табу.
Таким образом, татарская община до ХХ века сохраняла свою национальную безопасность. Мы должны восстановить это. Не потому ли татарин не перешел на ношение высокомерного картуза с высокой, почти фашистской, тульей? Но речь здесь не о том. А речь о результатах такого общения и сближения. Результаты же налицо. Возьмите Россию и территорию бывшего СССР 1917-1995 годов.
Да, главной причиной такого действительно умопомрачительного развала является полное отсутствие, вернее, полное отрицание воли народов на обустройство своей национальной жизни по собственному видению…
Скажите, пожалуйста, кто исключительнее: современная изнеженная русская баба, представительница стодвадцатимиллионного народа, которая, если решается на это рожает одного своего единственного ребенка в теплой избе или чаще всего в родильном доме в окружении врачей и акушеров, или женщина-нивх, женщина-чукча, представительницы народностей численностью в несколько тысяч человек, рожающие дитя в яранге на семидесятиградусном морозе и первым делом бросающие красное тельце на огненный снег?
Конечно, женщина-нивх, женщина-чукча! Если мать-роженица достойна всеобщего уважения, то эти женщины достойны двойного, удесятиренного уважения. А что делает русский человек, в данном случае мужчина — источник рационализма? Он, конечно, под хмельком когда-то отобравший у этих народов последнее, главное богатство — земли, полезные ископаемые, культуру, язык, а принесший им мор, вшей, водку, как великий победитель, словно Чапаев с шашкой и с вечным ординарцем Петькой, без стыда и совести придумывает миллионы пошлых анекдотов о вымирающих чукче, нивхе, юкагире.
Возможно ли подобное в английском, французском или испанском обществах? Нет, невозможно по той простой причине, что подобные анекдотические творения в их понимании представляют собой фактор расистского давления на другую, такую же, равную с ними от Бога народность. Что же должен делать этот нивх или чукча, когда обращается к собственному Богу?
Благодарить Бога за то, что породил его в объятиях новоявленного «исключительного» хозяина русского народа, или должен за то же проклинать Бога последними словами? Он должен и вынужден сделать последнее. Но лишь шепотом, про себя — у него собственного кино и телевидения, газетно-журнальной индустрии нет и не будет. А по подложному алфавиту, созданному на основе русской графики, он не учится, да и в этом нет необходимости, поскольку ему «руцки брат усказал, что чукча в Маску паедет».
Юкагирский исследователь и писатель в своей книге «Кто вы, юкагиры?» поражает воображение современного «цивилизованного и исключительно русского», да и не только русского человека удивительными для нас открытиями. Юкагиры, например, умеют останавливать кровь мгновенно.
Они способны поставить на ноги человека, умирающего от голода. Для этого они ловят оленя, перерезают ему шейную артерию и ее нижний конец вставляют в рот умирающему, словно шланг кислородом. При воспалении глаз юкагиры выдергивают отдельные реснички при помощи специального пинцета, затем выворачивают воспалившиеся от яркого блеска весеннего солнца и снега глаза, после чего веко натирают настоем целебной травы.
Потом в эти же глаза закапывают женское молоко и туго их завязывают. Молодые юкагиры, например, и в наше время учатся увертываться от вражеских стрел. На открытом пространстве юноша старается уклониться от стрел, пускаемых в него со всех сторон. Выстрелив из лука он сам моментально меняет место, перепрыгивая через головы людей, при этом, разумеется, не задевая их, и еще они, например, на одной ноге перепрыгивали через копья, воткнутые в землю вверх остриями.
Другой юкагирский ученый и писатель Н. Спиридонов замечает, что если у юкагира болела спина или туловище, или распухали суставы, то, убив медведя, распарывали ему брюхо и, раздевшись, залезали туда и долгое время лежали там, купаясь в медвежьей крови. Выйдя оттуда, юкагир вытирался сухим мхом и через несколько дней чувствовал большое облегчение…
Дико, не правда ли? Ане дико покупать у юкагира жизнь? А не дико спускать кровь со всего чеченского, да и всех колонизированных народов, для своих сексуальных вожделений за бутылку водки? Спаивать народы не дико? Не дико грозить народу Татарстана танками лишь за то, что он хочет восстанавливать разрушенную русскими великую государственность?
Впрочем, а разве случай с медведем у юкагира не является искоркой всемирного опыта народной медицины? Разве это диковиннее, чем сегодня, в конце двадцатого столетия, где-то в костромской или вологодской деревне мыться не в бане, а в печи, чтобы, выйдя оттуда, при всех ополоснуться из корыта?
Почитайте «великого» русского писателя В. Носова и его «знаменитый» роман «Усвятские шлемоносцы». И этот, как писал в свое время французский поэт Огюст Барбье, «напыщенный торговец пафосом, канатоходец, пляшущий на фразе», в свое время за такой роман получил Государственную премию РСФСР.
Однажды Юрий Олеша, замечательный писатель, выразился весьма непонятно: «Человеку за свою жизнь достаточно прочесть три тома». Когда у него спросили: «Как это понять?» — писатель ответил: «Но для того, чтобы это понять, человек должен прочесть десять тысяч томов». Я их прочел. Так что очередь за моим ожидаемым оппонентом, который, как та юкагирская стрела, стремится сразить меня наповал, хотя заранее знает, что это — пустая затея.
Повторяю, спорить со мной можно и нужно, но убедить, то есть победить, невозможно. Право победить в этом споре историей дано лишь мне. Мой оппонент уверен в «исконности российских земель». Я с ним не спорю, даже если речь касается занятой русичами финно-угорской Московии, Новгородско-Псковских и иных центрально-русских земель. Но насчет остальных… Иван Кириллов, начальник царской экспелиции на Оренбуржье и в Башкирии, в 1734 году писал: «Ежели бы Казань и астрахань царь Иван Васильевич у татар не завладел, и башкирцы сами в подданство не пришли, то бы всегда близкими могли быть неприятелями, каких ныне уже за ними в степях имеем. Вся великая Сибирь чужая была, и в такой же ко овладению неудобности в те времена казалась, как ныне о рассыпных бухарских провинциях, но ее Ермак с шестьюстами человеками взял и путь до Китая отворил…» (цитируется по книге А. Усманова «Присоединение Башкирии к Московскому государству», Уфа, 1974, стр. 126.).
Мой оппонент может поставить вполне резонный вопрос: «Разве можно называть русских колонизаторами, ведь они сами бесправные, сами нищенствуют!» Да, правда. Поистине так. Русский — единственный в мире бесправный колонизатор.
Собака именно здесь и зарыта. Исключительность русского самосознания и руководящего действа в том и состоит, что русские, занимая огромные территории от Балтики до Тихого океана, в основном путем милитаризма и подкупа, в силу своей материально-культурной неразвитости не смогли окультурить занятые территории, в некоторых де случаях оказались по общественному развитию ниже завоеванных ими народов, обрекли их к консервации, стагнации, очень часто к откату назад; если француз, англичанин или португал, говоря обобщенно, любой европейский колонизатор, заняв определенную территорию определенного народа обкрадывал этот народ, обкрадывая же, учил его более высокой культуре жизнедеятельности, обогащался сам и обогащал вместе с тем и колонизированную им этническую общность, а много веков спустя, уже в середине ХХ столетия, поняв тщетность и зряшность имперской формы правления и, главное, цивилизованно подчинившись Декларации ООН о деколонизации народов, обустраивал у этих народов собственную их государственность и уходил на свою историческую родину как благодетель, то русский колонизатор, ввергший народы в вечное бедственное положение, раб среди рабов, люмпен среди люмпенов, поселенец, привезенный на новые места почти насильственно, мало кого облагораживал в его классическом понимании и никогда не уходил из занятых территорий.
Уход для русского — явление противопоказанное. Земли, занятые русскими — уже их «исконные» и «исконные» на века. У русского народа, как и у любого другого народа, много хороших, даже замечательных качеств и черт характера. Об этом много написано, что похвально и заслуженно. Я не занимаюсь предъявлением каких-то исторических счетов, хотя и имею на это право.
Я просто вместе с самим русским народом размышляю об истоках его несчастий, хочу, как писатель и мыслитель, помочь ему разыскать тромбы в его кровеносных жилах, пытаюсь говорить о его отрицательных качествах широко и открыто не с каких-то «вражеских» позиций, а наоборот, хочу ему прямо в глаза высказать то, что о нем думаю — и делаю это как давний исторический собрат и согражданин.
Я уверен в том, что истоком его современных и будущих потрясений и бедствий является неприкаянность перед Богом и народами в роли имперского источника зла. Это не мое определение. Как известно, эту историческую фразу некогда обновил один из величайших президентов США — Рональд Рейган.
Кайся, Русь! — говорю я ей, ибо хочу только добра. Кайся, Русь! — говорю я, ибо хочу, чтобы ее любили во всем мире и сегодняшнее всемирное неприятие всего русского сменилось всемирным тяготением к ней…
Покаяние это должно быть вспоено чаадаевским поиском истины. Для этого народ должен сам себе поставить верный диагноз. Диагноз своей болезни! Русский боится этого диагноза. Они ищет оправдание. Причем почти всегда следствие выдает за причину, допустим, что русский мужик должен был прибить гвоздь к доске в одиннадцать часов светового дня. А он не только не прибил, но и вовсе не пришел.
Причина ясна — кто-то гвоздь или молоток стащил, транспорта нет было, шел дождь, снег, похмель мучила и тому подобное. Русский мужик все-таки не научился работать покладисто, как немец, англичанин, китаец или татарин. Работу он заменяет болтовней о работе и суетой похмелья. И не научится лишь по простой причине, что у его правительства, как у него самого, вообще нет государственной ПРОГРАММЫ РАБОТЫ. НЕТ ТЕОРИИ И ПРАКТИКИ ВОСПИТАНИЯ УМЕНИЯ РАБОТАТЬ.
Вы заметьте, что писал по этому поводу более чем сто пятьдесят лет назад великий разоблачитель застойности русского духа Петр Яковлевич Чаадаев: «…Мы растем, но не зреем; идем вперед, но по какому-то косвенному направлению, не ведущему к цели… В наших головах решительно нет ничего общего Все в них частно, и к тому же неверно, неполно.
Даже в нашем взгляде я нахожу что-то неопределенное, холодное, несколько сходное с физиономией народов, стоящих на низших ступенях общественной лестницы… Во все продолжение нашего общественного существования мы ничего не сделали для общего блага людей; ни одной полезной мысли не возросло на бесплодной нашей почве; ни одной великой истины не возникло из-среди нас».
Интересно, во скольких триллионах или триллиардах исчислялась бы сумма контрибуции, если бы татарский народ представил России счет за золото, серебро, редкие камни, все богатства, увезенные после взятий Казани, за разорения, разрушения, за почти шестивековой рабский труд «во имя процветания России» — дурдома народов?
Всему миру известно о том, что многие соборы России, знаменитая Грановитая палата и другие дворцы Кремля разукрашены казанским золотом и серебром. Ведь в то время у только зарождающейся микроимперии не было своих «исконных» золотых приисков, кроме приисков грабежа, не правда ли?..
Да-да, русский народ, ведущий народ в империи, к сожалению, до сих пор не научился работать. Откуда брать пример «младшему» брату, обкрадываемому старшим братом? С каким надрывом сердца писал Достоевский в том же романе «Бесы» о факторе труда в русском быту: «Будем трудиться и будем свое мнение иметь.
А так как мы не будем трудиться, то и мнение за нас будут иметь те, кто вместо нас до сих пор работал (курсив наш — А.Х.), то есть вся та же Европа, все те же немцы — двухсотлетние учителя наши. К тому же РОССИЯ ЕСТЬ СЛИШКОЛМ ВЕИКОЕ НЕДОРАЗУМЕНИЕ, ЧТОБЫ НАМ ОДНИМ ЕГО РАЗРЕШИТЬ, БЕЗ НЕМЦЕВ И БЕЗ ТРУДА».
Вот почему русский человек, как никакой другой, мечтает о возврате, то есть о восстановлении СССР. Оказывается, все наши беды в том, что не стало СССР. «Вместе влезли в болото, вместе бы и вылезли». Вот и вся соборность мысли русского человека. У него все общинно потому, что кто-то, как трутень, может жить за счет другого.
Он жаждет уравниловки, общинности. Допустим, «калмыки не выживут без русских, потому что у них нет таких-то, таких-то полезных ископаемых». Смешнее теории быть не может. Если у калмыка есть голова, то он даже путем продажи барханных песков может ворваться в пределы благоденствия, допустим, как Япония.
Между прочим, у Японии тоже ведь полезных ископаемых почти нет. Но почему-то она занимает одно из первых мест по продаже стали, чугуна, нефтепродуктов, пиломатериалов и т.д. Вот и с Чечней происходит то же самое. «Без нас, русских, чеченцы не выживут. Выживем лишь вместе». Так что нишкни, Чечня! Теория несостоятельности «единой и неделимой», то есть имперской России заменяется иезуитско-слащавенькой фразой «Вместе!», взятой из фразеологии византийско-коммунистической пропаганды.
Так что нишкни, татарин, ты без нас не проживешь! Нишкни, бурят, ты без нас не проживешь! Нишкни, башкир, ты без нас не проживешь! Нишкни, якут, и ты без нас не проживешь! Но в то же время апологетам казуистики «Мы вместе!» нужна татарская нефть и хлеб, башкирская нефть и хлеб, бурятский лес и янтарь, якутский алмаз и панты оленьих рогов, которые объявлены «российскими богатствами» болотной Московии и Новгородчины России, то бишь «федерации».
А мы говорим наоборот: «Без Татарстана и Башкортостана и всех других республик Москва и вся Россия сгинет с голоду. Вот им-то без нас, то есть, санитара России — татарина не прожить!».
«Восторгающие «Пионерскую Правду» любовь и уважение к братским китайцам не мешало пацанве травить бурят, — пишет Михаил Веллер в воспоминаниях «Ножик Сергея Довлатова» в журнале «Знамя» (6, 1994). — То, что буряты жили в этой степи испокон веков, было их личным делом и никого не колышащим горем. Бурят — было словом ругательным. Синонимом его было слово дундук».
Из анналов той же казуистики вытащена теория «плохих царей и хороших народов», певцами которой в наше время стали народные поэт Дагестана Расул Гамзатов и народный поэт Башкирии Мустай Карим.
«В бедах народов виноваты плохие, воинственные цари, а народы везде и всегда хороши». Так-то оно так, но встает вопрос: кто «культивировал», допустим, огромные пространства Казанского ханства, один царь Иван Васильевич Грозный?
Что, русский народ при этом «безмолвствовал» и не участвовал в колонизации — в завоевании, сожжении, разорении, разрушении, насильственном крещении, спаивании татарского народа? Да и всех других народов?
Весь мир знает и хорошо усвоил урок, преподанный истории русским самосознанием — оно без войны жить не может. Если войны нет, то оно ее придумывает. Возьмите «случаи из практики» последних десятилетий — с Венгрией, Чехословакией, Афганистаном и Чечней. Совершенных лишь для того, чтобы «быть вместе». А те устали «быть вместе»!
Они утверждают и умоляют: «В лаптях будем ходить, впроголодь будем жить, однако у вас просить не будем; мы устали от вас, дайте нам только свободу быть свободными от вас». Но освободители ни в какую: Без нас вы будете несчастливы, мы счастливы лишь тогда, когда вместе!» Те снова: «Мы готовы жить несчастными без вас, дайте только свободу!». Ответ тот же: «Нет, вы без нас будете несчастливы, поэтому мы вводим в вашу республику танки и БТРы с полумиллионом солдат — носителей истинной культуры».
Вот уже столетия идет спор о том, откуда появилось слово «урыс», «русский». А что спорить, что гадать? Правда лежит на поверхности — взято оно с древнетюркско-татарского слова «орыш», что в прямом переводе означает «война», «драка», «агрессия», «милитаризм». Российская империя, как запомнила ее история, была сконструирована лишь путем развития милитаризма и ведения войн.
Милитаризм в русском самосознании был и остается единственным средством выжить. Обвиняй и нападая, занимай, снова обвиняй и снова нападай! На побережье Балтики — балтийские, на Дальнем Востоке — тихоокеанские, на юге — атлантические, индоокеанические интересы России. Все это через Казань, Астрахань, Киргизстан, Узбекистан, Казахстан? Ну и что же? На то она и империя! Русский народ, возможно, единственный народ на земле, который средством жизни и выживания выбрал себе не производительный труд, а войну — милитаризм.
Да, что ни говори, он интересен, русский дух. У него очень узкий круг народного песенного фольклора. А самую знаменитую песню «Во поле березонька стояла» написал казанский татарин Н.Ибрагимов. У русских нет деревни. Поэтому нет и деревнеского фольклора. Недаром в «Бесах» Достоевский вздыхал: «Русская деревня за тысячу лет дала нам лишь один «Камаринский»…
И вот он, русский, занимает территорию: приходит «рядовой, хороший» русский поселенец. Но почему-то он сразу же переиначивает. Галимжана тотчас называет Гришкой. Так удобней. А себя заставляет называть даже по имени-отчеству, допустим, Тараканов Нестор Иннокентьевич. И Галимжан, завоеванный и превращенный в раба только сегодня, не знающий языка оккупанта, должен запоминать эти тяжелый для него тысячи и тысячи словосочетаний.
У него самого такой необходимости нет: он по давней традиции обращается очень просто и удобно — абый, аhа, бабай, эби (брат, сестра, дедушка, бабушка). Так что русский дух начинает его учить любви ко всему русскому кнутом и пряником. А за что он должен любить и уважать своего насильника и оккупанта собственной страны? Он просто его терпит. Помните, у Пушкина есть: «Он уважать себя заставил и лучше выдумать не мог». Сегодняшние беду многонациональной России заключаются именно в том, что многочисленный этнос учит другие сравнительно малочисленные этносы языком ракетных залпов и грома танковых и артиллерийских пушек любить и уважать себя.
А подъезды домов всех городов Татарстана вплоть до подъездов Госсовета испещрены россыпью русской матерщины, начинающейся буквами «е», «п», «х». Почти что с инициалами Ельцина Б.Н. Идешь по улице — семиэтажный мат за секунду поливает тебя словно канализационными стоками. Кто это? Русский. Кто пьяный в рабочее время? Русский.
Включаешь телевизор, кто словно при море и пожаре трезвонит колоколами, брызгает на тебя вонючей водой и окуривает вонью паникадилы? Архиепископ Алексий II. Звонишь в квартиру, кто первым гавкает? Собака. Ее хозяин русский. Татары собак почти не держат. В Челнах пятьсот тысяч душ — сто тысяч собак. На улицах нет ни одного необоссанного куста, ни одного квадратного метра незагаженной земли. Что это — то высокой культуры? Как бы не так.
Русское самосознание широко духом и любвеобильно, когда все «инородческое население» (не народы, заметьте — А.Х.) говорит и поет на русском языке. К этой цели он подкрадывается по-византийски хищнически. Оккупируя землю, на которую он давно положил глаз, русский дух очень и очень любит ее, поскольку та очень и очень обильна богатствами. А вот народ, который был хозяином этой земли, для русского духа очень нелюбим, даже ненавистен — поэтому на него сразу навешивают прозвища и грязные ярлыки.
Татарин оказывается «гололобым», «поганым», «чеплашкой», «бусурманом». Десятки народов Кавказа оказываются «чучмеками, носатыми, армяшками, ворами, бандами», «народы всей северной Сибири, Дальнего Востока — «чукчами», «евреи — «жидами», «пучеглазыми», украинцы — «хохлами», народы Прибалтики -«бледными, фашистами», афганцы — «душманами» («врагами»), узбеки — чурками, то есть топкой для паровоза… и так далее до бесконечности.
Потом, вопреки декларациям ООН о запрете переиначивать географическо-топонимические названия занятых завоевателем территорий, он начинает все перекраивать на свой славянский лад: Чyпрэле почему-то становится Дрожжаное, Биектау — Высокой Горой, крымскотатарское Якты ,рт неизвестно отчего становится Георгиевским, Васильевским, Садовым, Тополиным, Березовым… В анчале тридцатых годов приехавший из Москвы молодой зоотехник-поэт Сергей Чекмарев, посетив челябинский край, в своих дневниках записал: «…
Дело в том, что тут много татарских слов. Еткуль, Каратабан, Бектыш, Коелга, Еманжелга. Я расспрашивал об их значении, но не смог добиться удовлетворительных ответов. Узнал только, что Еткуль значит «глубокое озеро», и Еманжелга — «утонула собака». Вот и все, что мне известно…»
Тут новоявленный поселенец немного не дотягивает: если бы он спросил о значении этих слов у татар, то всякий мог бы ответить в полной мере. А спрашивал он это у русских и все перепутал. Не «Бектыш», а Биекташ, то есть «Высокая гора» («камень»). Не Еткуль, а Эткуль, то есть не «Глубокое озеро», а Собачье Озеро — место, где утонула собака. Не Еманжелга, а Яман-Елга, то ест «Опасная Река». А ведь обратите внимание на карту — вся Россия полна россыпью татарских названий.
Как я уже говорил, у русского человека самое высокочтимое отношение к своему отчеству. Не столько собранному по клочкам Отечеству, сколько отчеству. Нигде в мире, ни у одного народа нет такого длинного, впитавшего лень, обязательного имени, обязательного отчества, не говоря уже о фамилии. К американскому президенту можно запросто обратиться: «Ты, Билл…». И, конечно, ко всем американским гражданам. В России — нет.
Рабское и колонизаторское — рядом. Не скажешь президенту: «Ты, Борис…», а обязательно обратишься: «Многоуважаемый Борис Николаевич…». И представьте себе, вся Россия всю жизнь тратит уйму времени на разучивание тысяч и тысяч полных имен ленивых, пьяных, небритых сотрудников заводов и предприятий, новых знакомых, чиновников. В приемных и у парадных подъездов российских департаментов обыватель до умопомрачения разучивает имена-отчества чиновников-благодетелей, «проходящих по его делу».
В других государствах можно сказать запросто «Мисс Мари», «Мистер Джо», а у нас нет — обязательно «Мария Николаевна», «Александр Христофорович». Фамилия, имя и отчество у него не собственные, а греческие, как не собственное государство, которое представляет собой осколок государственности Золотой Орды. Столица — французско-немецкая, музыка — европейская, одежда — немецкая, то есть, как пелось в старину: «табак английский, мундир — германский…». Вы представьте себе, что сто двадцать миллионов ежедневно учат и ежедневно теряют уйму времени лишь на то, чтобы выговорить чьи-то отчества. Не это ли источник изначальной лености?
У нас в Татарстане в любом отделе любого департамента среди работниц бросается в глаза обилие марзя — «русских женщин», с утра гоняющих чаи, и также «обязательное» или ошибочное присутствие одной или двух татарок. Часто их называют вместо Зульхии — Зулей, вместо Салимы — Соней. «Вопрос об обращении по отчеству заслуживает особого социолингвистического изучения, — пишет тот же Михаил Веллер в тех же воспоминаниях о Сергее Довлатове. —
Русско-советское хамство начиналось с комсомольского свойского «ты» и сквозь все соли и структуры общества восходило восходило к публичному «тыканью» Генсека членам Политбюро. Но снизу вверх полагалось обращение на «вы» и по отчеству. Это было самоутверждение во князьях. У лакея свое представление о величии. В офицерском корпусе разграничивалось просто: на звездосчку старше — «вы», на звездочку младше -«ты».
…И насильник на просторах империи сгоняет весь татарский народ на берега крупных и малых рек, где «святой отец» окуривает народ паникадилом насильственного крещения. . Мировая история знает мало примеров, чтобы над одной верой так варварски издевалась другая вера. Не крестившихся посылали на лесоповал, в солдаты, они же платили налоги за крестившихся.
Потом пьяный насильник входил как хозяин в татарский дом, выгонял на улицу раба-татарина, насиловал его жену, дочь, заставлял того же татарина жениться под флагом «дружбы народов» на русской, а сам, в грязных сапожищах и со скруткой махорки во рту, ложился на чистую постель и огнем окурка устраивал пожар, затем из мусульманских могильных камней руками тех же рабов-татар на местах разрушенных мечетей воздвигал церкви. Сам он женился на татарке, переименовав Факию на Фаю, но запретив ей говорить на родном языке даже с родными. Дети оказывались русскими. Таким образом, появился до сих пор невиданный род смешанного брака, инкубирующий русское население…
Имперская администрация путем подачек и посулов подкупала татарских феодалов, знать, служивых людей, женя их на русских и создавая из них армию новых насильников от национальной номенклатуры уже для собственного народа. Их оружием становился манкуртизм.
О, Боже праведный, только ты один знаешь горе народов в этой невиданной и неоцененной до сих пор форме русской империи! Наука о человеческом роде генетика отводит одному поколению срок продолжительностью в 25-30 лет. Давайте поразмыслим лишь в срезе одного татарского народа.
Подыскать бы компьютер, который мог бы высчитать все страдания, все потери народа за четыреста сорок три года унижений после падения Казани, потеряв почти пятьдесят поколений! Есть ли «в составе» России еще один такой народ, который бы столько принес жертв и сделал вкладов в процессе становления российской империи?
Нет! Другого такого народа нет! Первыми включенные «в состав» России татары явились бурлаками России, тяжеловозами в перевозе ее грузов, шахтными кротами, ее бетонщиками и плотниками, первыми рядами ее защитников. Сколько слез, сколько унижений, сколько жизней , сколько страданий, сколько потрясений за четыре с половиной века! Ради чего? Где она, великая Россия? Ах, державники хотят обеспечить в ней «конституционный порядок»?
Вместо того, чтобы цивилизованным путем деколонизировать народы и затем снова собрать их под обновленную крышу конфедерации российских государств, державная рать вводит в бой танковые клинья. Россия на ее нынешнем этапе развития настолько демократизировалась, что в состав Госдумы от Татарстана не попадает ни один татарин. Это не укладывается в голове, правда? При каком строе, при каком режиме допускалось такое? И все делается ради того, чтобы «быть вместе с татарином»! Это и есть та самая, так называемая дружба раба и ленивого колонизатора — Обломова.
Слышал ли татарский народ когда-нибудь хоть одно слово благодарности от России за свой многовековой труд во имя России? Нет! И не дождешься, поганый татарин. Ты мне свое халя-баля не говори. И давая мы с тобой чокнемся и по-русски выпьем на посошок за державу. Я вижу, что твоя знаменитая татарская деревня, которая славилась крепкими традициями, уже спилась. Сопьешься и ты. Жди еще двадцать пять лет и, если будешь идти «к цели» подобными шагами, твоего народа вовсе и не станет.
Мне не хочется на такой низкой ноте завершать эти записки. Народ — он все тот же, непобедимый в борьбе за свободу. Я все же верю в доброе. Проклиная прошлое, я вижу в нем что-то согревающее и вдохновляющее. Русским надо очиститься от скверны превосходства одних над другими — от имперской заносчивости. С чистым сердцем покаяться в содеянном. Ради светлой жизни впереди.
И подать другому руку на правах поистине равного братства. Перед историей и Богом все народы равны. Мы не должны сохранять в себе чувство мести за прошлое. Надо отказаться от методов насилия и перейти на цивилизованный путь всеобщего уважения прав личности и народов.
Прощай, мой читатель, добрый и понимающий. Ты давали мне силы в течение года, когда писались эти записки. По сути дела — это плач по нашему прошлому. Что поделать, если мне захотелось высказать свою правду в глаза даже огромному народу. Прими это, читатель, как мое прощание с толой… Да здравствует Чечня, ее народ — все тот же великий и непобедимый!
Айдар Халим, писатель,
Наб. Челны — Назрань — Ассиновская — Наб. Челны.
Февраль — декабрь 1995 г.
Отдел мониторинга
Chechenews.com
26.02.13.