Предстоящие в середине июня выборы в Иране вновь привлекли внимание всего мира к этой загадочной, многим все еще неизвестной стране, которая стремительно развивается, несмотря на продолжающиеся десятилетиями международные санкции, на экономическую блокаду и попытки маргинализировать ее правительство, государственное устройство и жителей, – если те не подпадают под западное представление о том, как должны жить и думать иранцы.
Журналистка Надежда Кеворкова, которая, однажды побывав в Иране, навсегда полюбила эту страну и ее удивительных людей, написала для Wordyou.ru об этой своей любви. Рассказ Кеворковой об Иране — взгляд на Исламскую Республику не просто с другой точки зрения. Это взгляд другими глазами — не зашоренными привычными и удобными стереотипами, но – открытыми и готовыми видеть.
Если вы хотите доказать себе и другим, что Иран – это тирания, бесправие, неправильный ислам, нищая нация с ядерной бомбой в руках мулл, «обычные люди, как и повсюду», угнетенные женщины, отсутствие образования, свободы, науки, медицины, преследование всего милого и дорогого цивилизованному человечеству (нужное добавить), что Иран «убивает суннитов в Сирии и Ираке», что он «насаждает шиизм за деньги», ведет тайные переговоры с США и Израилем или покупает у них оружие, а народ жаждет свергнуть «ненавистный режим», сбросить чадру, настроить «Макдональдсы», слушать рэп, то для этого не надо ездить в Иран. И не стоит читать эту заметку. Потому что вы все равно будете верны своим установкам.
Когда я впервые приехала в Иран, там только-только избрали президентом Ахмадинежада, и Запад, захлебываясь от негодования, с упоением перевирал его слова о том, что такая несправедливость, которую олицетворяет Израиль, не может существовать. Газеты предрекали Ирану бомбардировки со дня на день, а моя голова была полна самыми мрачными сведениями о «фанатичной диктатуре фундаменталистов», почерпнутыми из книг, очерков и заметок.
Несколько западных журналистов, которые попались мне в числе моих первых собеседников в Тегеране, вежливо посмеивались над моими вопросами. Один парень, работавший на множество французских изданий, сказал: «Быть журналистом здесь невозможно. Что бы я ни писал из Ирана, хоть о футбольном матче, хоть о магазинах, сокращается редакцией до одного абзаца – «Иран, в котором избран Ахмадинежад, который участвовал в захвате американского посольства, а теперь хочет стереть Израиль с лица земли».
С тех пор здесь побывали разные наши соотечественники. Одни возвращались с известием, что иранцы «хотят жить, как все». Другие рапортовали, что женщины, конечно, угнетены, но почему-то считают, что у них много прав. Третьи полагали, что попали в гущу политических событий, когда их приглашали на домашний концерт студенческой рок-группы. Четвертые опасались, что им пускали пыль в глаза, приводя их в переполненные мечети или на спортивные мероприятия, в университеты или просто разговаривая с ними за чаем о ядерной программе с гордостью, а не с отвращением.
Страна, которой недовольны все
Ираном недовольны не только либералы.
Один исламский ученый из России всерьез убеждал меня, что не смог в Иране найти киблу, и никто из его знакомых не знал, где помолиться. Я часто вспоминала его, стоя среди людского моря, съезжавшегося по строгой очередности со всей страны на пятничный намаз в Тегеранский университет, наблюдая ряды молящихся, уходящие к горизонту недалеко от Кума, стоя в переполненных мечетях Мешхеда и Исфахана.
Многие наши мусульмане недовольны иранками – что они-де ходят в брюках, что носят короткие плащи, что из-под платка у них видны волосы, что слишком много косметики, что это вообще не ислам…
Мечеть Исфахана
Эти слова стояли у меня в ушах на кладбище Бехешт-е-Захра, куда я стараюсь попасть всякий раз, оказавшись в Тегеране в пятницу. Здесь похоронены павшие на войне с Саддамом, здесь могилы 72 членов первого революционного совета, взорванного левыми из организации «Муджахиддин-хальк», здесь кенотафы убитых в Мекке иранских паломников. Сюда приходят семьями – родственники и не родственники, женщины в строгих чадрах и девчонки в платках, едва держащихся на затылке. Здесь можно поговорить с матерями, потерявшими всех своих сыновей. С поседевшими сыновьями тех, кто погиб в гораздо более юном возрасте, чем их дети теперь. С внучками и внуками, знающими своих героических дедов, ушедшими добровольцами на войну. С теми, у кого никто не погиб, но они приходят сюда.
Русское место — кладбище в Тегеране
Это самое русское место во всем исламском мире – иранские кладбища. Здесь я провела долгие часы. Здесь мне один ослепший ветеран сказал, что однажды его жена описывала ему, как по телевизору шел репортаж из России. И в этом репортаже без всякого пафоса рассказывали о бытующем у нас обычае молодоженам приходить на Поклонную гору, где находится мемориал Великой Отечественной войны, и к могиле Неизвестного солдата. Я смутилась, вспомнив наши разгульные столичные свадьбы, скандальные выходки, скандальные статьи, ожидая чего-то в этом духе. А он сказал, что суета преходяща, а мы должны гордиться, что наши браки совершаются там, где сохраняется память о войне. И что иранцы хорошо понимают эту нашу традицию связывать начало семьи и святость памяти о войне.
Здесь, на иранских кладбищах, где угощают конфетами и чаем, яблоками и огурцами, где сидят целыми семьями, я вспоминала наши деревенские погосты с воинскими столбиками со звездой, куда в родительские дни приходят наши семьи, прихватив куличи и закуски. Я ходила от одной семьи к другой и задавала вопросы, что за обвинение обращено против шиитов, что они будто бы молятся мертвым. Не буду приводить наши длинные разговоры. Тех, кто понять не хочет, все равно не переубедить. А в переводе на наш язык иранцы уверены, что «наши павшие – как часовые».
Кладбище в Иране
В России бесконечны разговоры о войне, переоценка ее смысла, как и смысла воинского подвига павших. У нас рассуждают, а стоило ли воевать вообще, а стоило ли «класть столько жизней», а можно ли было обойтись меньшим числом и большим умением… Много раз я обсуждала с иранцами их войну, которую весь мир объявил им и вел с ними руками Саддама.
Ни разу ни в одном сословии я не встретила сочувствия к идее пересмотра прошлого. Хотя на той войне пало целое поколение, оставив целое поколение иранских женщин без женихов и мужей. Они гордятся подвигом своих добровольцев. И этот подвиг не подлежит пересмотру – не потому что «так приказал режим», а в следствие дисциплины ума и выверенности нравственного чувства.
В Иране не в традиции многоженство. Но после войны женщины просили своих мужей брать в жены вдов. А множество женщин выходили за лежачих и безнадежных инвалидов, вовсе не считая себя несчастными жертвами времени. Многие из них живы, и мне посчастливилось бывать в таких семьях. В Иране есть целые кварталы, обустроенные для выживших героев той войны. Это не жалкое зрелище, на которое приходят взглянуть с вымученными улыбками лишь бы поскорее выбраться. Эти мужчины и женщины учились, защищали диссертации, включались во взаимопомощь, они чувствуют себя нужными, не забытыми несчастными, а в строю Исламской революции.
Задолго до Джулиана Ассанджа…
Революция – это главное, что нужно понимать в Иране и что так трудно дается иностранцам. Она состоит из множества компонентов.
Революционность Ирана стоит на трех основаниях. Эти три принципа – отрицание Запада, солидарность с Палестиной и собственный путь развития, который включает широкое образование, науку и технологии. Нет ни одного человека, включая иранцев-эмигрантов, кто был бы противником ядерной программы. Нет никого, кто не осознавал бы, какой рывок совершила страна после 1979 года, несмотря на санкции и все виды борьбы с Ираном.
В России одним из первых запрещенных трудов стало «Завещание имама Хомейни», программный труд, определяющий строй политической мысли Исламской республики.
В центре Тегерана высится закрытое американское посольство – только иранская революция дерзнула пойти на такой шаг в отношении самой могущественной и самой безжалостной страны мира. Стены этого посольства разрисованы. Если вы увидите, что эти революционные рисунки смыты, только тогда вы сможете с уверенностью сказать, что Иран изменил своей революции.
Стены этого посольства разрисованы. Если вы увидите, что эти революционные рисунки смыты, только тогда вы сможете с уверенностью сказать, что Иран изменил своей революции
Возле посольства есть небольшой магазинчик – в нем продаются фотоальбомы тех времен. Там же можно купить диск с восстановленными документами посольства: когда студенты захватили здание, они обнаружили горы изрезанной бумаги – дипломаты пытались уничтожить документацию. Сотни студентов несколько лет кропотливо восстанавливали эти бумаги. (В фильме «Арго» глупой публике мимоходом лгут, что «революция использовала детский труд» для восстановления документов).
Спустя годы, когда работа была завершена, Иран обнародовал самое доказательное собрание, свидетельствующее о том, какую широкую шпионскую сеть развернуло дипломатическое ведомство США в их стране. Произошло это за 30 лет до разоблачений Джулиана Ассанжа. США никому не прощает таких разоблачений – не простили они этого и Ирану, который не изменил своего отношения к стране, обозначаемой как Большой сатана.
Поэтому Иран находится под санкциями, поэтому его пытаются задушить, поэтому среди суннитского большинства распространяют самые дикие выдумки об Иране, поэтому убивают иранских ученых, поэтому боевики по-настоящему террористической организации «Муджахеддины-хальк» живут на полном довольствии на содержании ЦРУ на их базах в Ираке. Многое происходит как следствие мести США Ирану за захват посольства и в отместку за самое чувствительное поражение, когда американский десант разметала буря в пустыне. Сама природа в Иране взбунтовалась против Америки на стороне Исламской революции.
«Всего месяц в раю»
Однажды я летела с американскими женами иранцев. Они сидели со своими детьми, щебетали на смеси персидского с английским и постепенно приходили в состояние экзальтации. При подлете эти дамы умело надели платки, иранские манто (легкие плащи, по-нашему). А дальше оставалось просто наблюдать, как каждую американку встречали с цветами толпы родственников. Одна из них, с кем я разговорилась в полете, прощаясь сказала: «Всего месяц в раю. А потом придется возвращаться». Она плакала от счастья, сжимая в руке в белой перчатке букетик.
Никто лучше американок не способен оценить положение с правами женщин в Иране. Может, поэтому кампанию в «защиту прав угнетенных иранок», обычно предваряющую военный удар по стране, Западу так и не удалось осуществить. Там женщинам открыты все пути – в науку, культуру, политику, спорт. Есть два ограничения: иранка не может стать судьей и президентом. Впрочем, первая иранка-юрист уже заняла пост советника министра юстиции.
“Зеленая революция” в Иране. 2009 год
Предстоящие выборы на гребне сирийской войны несут громадное напряжение сил стране. Во время выборов 2009 года отель, в котором я жила, был буквально наводнен шпионами всех мастей. Они открыто делились своими соображениями, обложенные самой разнообразной техникой, координировали выходы оппозиции. Многие люди, которые с замиранием сердца следят за Исламской республикой, надеются, что опыт неудавшейся «зеленой революции», то есть контр-революции мусавистов, учтен. Тогда иранцы считали совершенно нормальным выход оппозиции на улицы. Вся программа несогласных сводилась к тому, чтобы ходить в розовых майках, с зелеными рожками на голове и зелеными надувными змеями на шее.
Арабская весна как исламское пробуждение
В Иране арабская весна называется исламским пробуждением. Там существует собственное видение этого явления, которое они считают народным движением против несправедливости, колониализма, угнетения, навязанных Западом правителей. Тегеран уже несколько раз собирал внушительные политические совещания, на которые приезжали представители всех исламских сил – от талибов до салафитов. В рамках обсуждения исламского пробуждения проходили слеты не только политических и боевых сил, но съезды журналистов, женщин и даже поэтов революции.
Здесь непопулярна идея о том, что исламское пробуждение срежиссировано Западом, но существует четкое ощущение, что Запад изо всех сил пытается оседлать и перенаправить энергию мусульман – самым зловещим проявлением этого стремления там считают события в Сирии, возбуждение ненависти суннитов по отношению к шиитам, доходящим до зачисток шиитских селений и непрекращающихся террористических атак на шиитиских паломников.
Палестинская тема стала политической благодаря лично имаму Хомейни. Да, в СССР поддерживали палестинскую вооруженную борьбу, принимали Арафата, студенты выходили с флажками на Ленинский приветствовать кортеж палестинского лидера, в госпиталях лечились палестинские бойцы, на специальных полигонах их обучали военному делу. Но в Советском союзе не существовало политического обоснования поддержки Палестины, тем более не существовало религиозного понимания. Палестина не стала для каждого советского школьника символом борьбы. Имам Хомейни это осуществил. На встрече с Ясиром Арафатом после революции он провозгласил день аль Кудс, который отмечается в последнюю пятницу Рамадана. Прошло 33 года – и «пятница сирот» стала днем аль-Кудс для всего исламского мира.
День Аль-Кудс в Иране
Главным достижением Запада по нейтрализации исламского пробуждения в Иране видят в маргинализации палестинского Сопротивления и стремления снять палестинскую тему с политической доски. Что говорить, штаб-квартира ХАМАС в Дамаске – это совсем не то же самое, что штаб-квартира ХАМАС в Дохе, неподалеку от штаб-квартиры НАТО.
Без facebook и сотоварищей из Израиля
В Иране отключен facebook, lifejournal, «Вконтакте» и вообще все сайты, сети и ресурсы, которые управляются из Израиля или имеют с ним связь.
Отличие этой страны от всего остального мира легко назвать. Здесь произошла Исламская революция в реальности, а не в соцсетях. Лидер этой революции имам Хомейни не только сказал, но и воплотил тезис: «Ислам – это наша конституция».
01.06.13.