Русские в Чечне

Когда «Кавказская политика» разместила на своем сайте интервью «главы администрации» Наурского района Чеченской Республики Владимира Кашлюнова («Что меня держит в Чечне»), нас, беседовавших с ним журналистов, начали спрашивать: «А не с чиновником, вы можете встретиться? С русским, казаком, православными, которые не во власти, но давно там, в Чечне, живут, вы можете поговорить?». О том, что из этого получилось, читайте в нашем материале.

«Наша Родина – Чечня»

Более или менее компактно русские в Чечне живут в г. Грозном, Наурском и Шелковском районах. Но встретить русских можно и в любом другом городе и районе республики, в том числе в сельской глуши. Там есть и отдельные русские, казачьи семьи, но чаще – женщины-славянки, которые на этом «отшибе» отыскали свое материнское, человеческое счастье. Найти их несложно:  поехать в любое поселение, спросить у первого встречного: «Где у вас тут русские живут?»

Мы сделали иначе. Через того же Владимира Кашлюнова нашли семью, которую 65 лет назад образовали украинка из Воронежа и казак с Терека. Все эти годы семья живет в чеченском селении Надтеречное. 19 лет назад сын Таисии и Петра Усачевых со всей семьей переселился в станицу Наурскую.

У Таисии Дмитриевны в Надтеречном свой дом. Она 1926 года рождения. Ее семья – четверо детей, 17 внуков, 10 правнуков. История первых минут встречи с ней будет позже, а пока:

Рассказ Таисии Дмитриевны Усачевой:

«Я в Чечню приехала 9 февраля 1947 года,  девчонкой. Меня тогда и не спрашивали, хочу ли ехать туда. Жили-то мы как? Партия сказала «надо», комсомол ответил «есть». На работу устроилась, инспектором райфинотдела.

Приехали мы из Воронежской области вдесятером, 9 девочек и один парень, Павлик. Девчата  через год  уехали кто куда. Павлик продержался целых два года.

Было очень тяжело. Обстановка – послевоенная. Голод, разруха…

Я жила и работала в селе, где обосновались люди разных национальностей. Кто-то из Смоленска, кто-то из Брянска. И со Ставрополья были… В 1957 году по радио сообщили, что на ХХ партсъезде принято решение о возвращения на родину депортированных народов, в том числе чеченцев. Многие тут же побросали  все и уехали. Ведь нам говорили, что чеченцы – люди чуть ли, не с рогами.

Предложили уехать и мне. Но я сказала: «Убьют – значит, так суждено. А не убьют, буду жить с ними».

Меня не то, что не убили, меня берегли, как родную дочь. Если я присутствовала, никому не позволяла говорить нелестно о народе, чеченцах. Я осталась с четырьмя детьми среди них, и ни разу об этом не пожалела.

Мой муж – терский казак из станицы Микенская,  Петр  Михайлович Усачев – был на два года старше меня. Работал старшим водителем в нефтеразведке. В 1947 году мы познакомились.

Через год поженились. Муж забрал меня в Микенскую. Через год мы переехали в Надтеречное. Он устроился в органы милиции, нам дали квартиру – дом, в котором я по сей день живу. Я вырастила в нем своих детей, внуков, теперь смотрю за правнуками.

Мы с мужем жили душа в душу. В 1966 году он заболел, а в 1973-м,  27 июня умер. В тот день у нашего старшего сына Михаила родился сын, и я назвала его Петром.

Мои родственники звали нас к себе. Я отказалась, и осталась с маленькими детьми среди чужих по крови, но родных по духу людей. Дети мои, как и я, считали себя чеченцами. Чеченские дети учили русский язык, а мои дети – чеченский. Они говорят по-чеченски лучше многих чеченцев. Мы – чеченцы, и родина наша – Чечня. Куда нам ехать? Мы – одна семья.

Я знаю чеченцев очень хорошо. Часто слышу, люди, мол, изменились. Может быть, все так и есть, но по отношению ко мне, к моей семье они остались добрыми и отзывчивыми.

Я – чистокровная украинка, но здесь меня считают чеченкой. Да и я сама себя ею считаю. Одним словом, я начала жить по уставу народа, среди которого оказалась, и ничуть об этом не жалею. Я понимаю язык, но говорить стесняюсь. Мне очень нравится чеченский менталитет.

В 1981 году я ушла на пенсию, но в течение пяти лет меня не отпускали, и я работала.

Сын, который живет в Наурской, давно зовет меня к себе. Я еду туда в гости, а через два дня чувствую, что мне чего-то не хватает, и прошусь обратно. Не могу дышать без своих соседей и этого прекрасного села. Мне уже 87 лет. Меня никто не называет бабушкой. Для всех я – Таисия Дмитриевна. Меня знает весь район, так как я успела поработать и начальником паспортного стола, и заведующей ЗАГСом…

Мой старший сын женился на украинке. Я ее никогда не называла невесткой. Она – моя третья дочь. Мария в 20 лет, в свой день рождения в 1971 году пришла в мой дом, и с первых дней относится ко мне, как к родной мать. У нас – теплые отношения. За тридцать лет, что мы прожили вместе, я не помню, чтобы она хоть раз перечила мне. Я ей сказала, что она должна жить по чеченским обычаям. Так она воспитывала и своих детей, моих внуков.

Второго сыны я похоронила в 2002 году. У него – трое сыновей. Все они работают в полиции.

Старшая дочь Люба вышла замуж за чеченца. Муж ее умер в 2012 году. В прошлом году, по желанию своих детей, моя дочь приняла ислам. Я ее поддержала.

Младшая дочь замужем за кабардинцем…»

Рассказ Марии Захаровны Усачевой:

«Мне было семь лет, когда наша семья переехала с Украины в Чечню, в селе Рубежное Наурского района.  Отец работал директором быткомбината в Наурской, а затем – заместителем председателя РайПО.

В 1968 году я окончила 8 классов и поехала на Украину, где  поступила в  строительный техникум. Когда окончила его, вернулась к родителям. Потом, выйдя замуж,  переехала к мужу, в Надтеречное. Со свекровью 30 лет жила , и она меня любила не меньше своих дочерей.

Там, в большой дружной семье, я родила мальчика и девочку. Они, как и все их родственники, в совершенстве владеют чеченским языком. Их бабушка считала это необходимым. Она говорит, что надо любить народ, среди которого живешь.

Подворье Усачевых

19 лет назад мы переехали в Наурскую. Я не представляю лучшего местожительства.

Перед первой войной начались волнения, русские начали продавать дома и уезжать из республики. А нам и в голову не пришло, что можно покинуть свою родину. В две войны мы никуда не уезжали. Было нелегко, страшно. Детей мы отправили к бабушке, а сами остались здесь, в Наурской.

Во вторую войну, в начале, когда войска вот-вот должны были войти в станицу, засобирались куда-то чеченцы, предложили и нам поехать вместе с ними, переждать. Мы отказались.

А потом, рано утром вышла на улицу и не увидела соседей. Они ночью оставили свои дома, хозяйства и уехали  кто куда. Я поняла, что мы с мужем остались одни. Вот это было страшнее войны.

Началась зачистка. Федералы в один голос спрашивали, почему мы не уехали. Я отвечала, что от себя не убежишь. К вечеру на всей улице животные стали мычать. Я не могла не покормить их, не подоить. Пока хозяева не вернулись, мы с мужем каждый день ходили по дворам, ухаживали за скотом и птицей. Соседи потом благодарили нас за все. Один привел телку, но я не взяла. Я же не ради наживы старалась.

Помочь хотелось и соседям, и животным. Кстати, у чеченцев есть мудрая пословица: «Прежде, чем купить дом, выбери соседа». У меня очень хорошие соседи. Мы – как одна семья.

Когда умер брат моего мужа, Дмитрий Петрович, односельчане хотели похоронить его на чеченском кладбище. И нам пришлось сообщить, что Дмитрий завещал похоронить его рядом с отцом, в Наурской.

Улица в Наурской, где Усачевы живут

Мои дети, Елена и Петр, когда приходят в гости, разговаривают на чеченском. Им так удобно. Я не препятствую. У нас все – как у чеченцев. Если нет гостя, день считается прожитым зря. Мы и кухню большую построили, чтоб принимать больше гостей.

Все мусульманские праздники – праздники и для нас. В месяц Рамадан соседи держат уразу, а мы не пьем воду и не едим на виду у других. Бывает, и уразу держим. В Ураза-Байрам собираемся всей семьей и едем в гости к золовке, в Надтеречное. Здесь все так дружат, независимо от национальности и вероубеждений. Когда православная пасха, я радую чеченских ребятишек пасхальными яйцами. Дети бывают очень довольны.

Какой у нас народ, начинаешь понимать и видеть, когда выезжаешь из Чечни. Мой брат, Сергей, еще до первой войны уехал из Рубежного в Краснодарский край. Мы, естественно, ездим в гости. Как приедем, брат сразу просит меня приготовить жижиг-галнаш – чеченское национальное блюдо, которое мы все очень любим и часто готовим.

Там, в гостях у брата, я начинаю видеть разницу между моими детьми и детьми брата. Мои приучены уважать старших, особенно стариков. Когда старшие кушают, мои дети за стол не садятся, а только прислуживают. А племянники – расслабленные.

Моему сыну 45 лет. Я знаю, что он курит. Но при мне и при отце он себе этого не позволяет.

Внуку 17 лет. Он и понятия не имеет о вредных привычках. «Воспитание» племянников меня коробит. Бывает так, что обижает, возмущает. Там, на Кубани, разница эта – как на ладони.

Брат держит кроликов. Как-то рано утром он накосил и привез на велосипеде траву для них. Только заехал во двор – следом подъезжает председатель колхоза: «Ну-ка,  вытруси все, что в мешке».

Брат вытрусил, а «начальник» ногой поковырял, и спрашивает: «Откуда трава?»  Брат отвечает: «По каналу накосил. А что?» Тот развернулся и ушел. Ни здрасьте, ни извините, ни до свидания…

Потом узнали, что кто-то из соседей позвонил и доложил «обстановку». Я сказала брату: «В Чечне такого нет, и не будет!». Да и в голову не пришло бы чеченцу так поступать. Это – так мелочно и противно. И они еще пытаются в чем-то упрекать вайнахов! «Лучше бы ты остался дома, в Чечне», – сказала я брату.

Когда умер отец снохи,  — не говоря о том, что не было людей на похоронах, –  некому было даже поднять гроб и поставить в кузов грузовика. Стоят все в огородах, за штакетниками, и оттуда равнодушно наблюдают.

У нас, в Чечне, когда умирает человек, соседи все берут на себя. А родня сидит и принимает соболезнование. В России иногда не знают даже, кто у них живет по соседству. Не хочу так жить.

Когда наши родственники уехали в Россию, купили дом и делали ремонт, соседи не только не поддержали, не помогли. Наоборот, говорили: «Понаехали чеченцы, ходят по коврам…» Мои друзья из Микенской, которые уехали задолго до войны, говорили  мне, что ползком бы вернулись в Чечню.

Еще до первой военной компании мы с детьми ехали на электричке к моим родителям в Минводы. Ко мне подсел человек, спросил: «Это ваши дети? Вы русская?» Я ответила утвердительно, а он новый вопрос задал: «А муж русский?»  «Да, русский, – сказала я, – но почему вы об этом спрашиваете?», «Да дети ваши говорят, что и вы, и они – чеченцы», – ответил попутчик.  Мы от души посмеялись.

Едем дальше. По дороге подсела женщина, начала плохо говорить о чеченцах. Я спросила, что она имеет против чеченцев, что плохого они ей сделали? «Я знаю, я наслышана о них», – сказала она. «Слышать одно, а жить среди них совсем другое», – ответила я.

Мой муж работал в объединении «Грознефть», в бурении. 15 лет мы летали с мужем в Грузию, по т.н. вахтовому методу. Еще 2 года муж жил в Индии. Я была с детьми дома. Когда собрались вылететь туда, даже билеты купили, произошло убийство Раджива Ганди, и женщинам въезд в Индию запретили. Это был период перед развалом СССР.

Это время было самым тяжелым для нас. Я торговала на рынке, чтобы прокормить семью. Когда муж приехал домой, на деньги, что он привез,  мы купили «Москвич» и начали торговать рыбой. Семь лет мы так выживали.

В 1999 году меня взяли на работу начальником районного архива. Чтобы не потерять это место, я в 55 лет получила высшее образование, заочно окончив юрфак. У детей – также вузовские дипломы. Мы не покинули Чечню в очень тяжелое для всех время. Ничто не оторвет нас от нее и сейчас, тем более у нас сейчас такая красота…

Рассказ  Аминат Магомедовны Дадаевой:

Мы с Таисией Дмитриевной – соседи. Я училась в одном классе с ее дочерью, Любой. Жили вместе,  учились вместе. Так получилось, что и замужем на одной улице.

Где бы Таисия Дмитриевна не работала, она всем помогала. У нее такие взгляды, такой характер – она не разделяет людей по национальностям, религиям… Она – добрая, отзывчивая, умная женщина. Лучшей соседки и пожелать нельзя. Вся семья у нее такая.

…Митька, ее второй сын, редко говорил по-русски. Очень хотел принять ислам и жениться на чеченке. Но судьба распорядилась по-своему. Он женился на русской, у них – трое сыновей: Сашка, Петька и Вовка. Они выросли хорошими людьми,  работают у нас, в органах.

У нас, чеченцев, как? Если в доме беда, соседа зовешь. Если радость, опять с соседом делишься. Мы каждый день вместе. Мы друг без друга и представить себя не можем…

Рассказ Шахида Хаджиева:

Мария – моя соседка. Мы, соседи, между собой называем ее «нашей выручалочкой». Если она дома, можно ни о чем не беспокоиться. И за детьми присмотрит, и за хозяйством.  Если у нас на улице какое-то мероприятие, свадьба или что-то, Мария берет вожжи в свои руки. Ее энергии можно позавидовать.

В общем, живем мы как одна большая семья. Дай Бог, и другим так жить…

Пожарные

Так случилось, что мы, журналисты, не рассчитали время. Пока мы в Наурской беседовали с  Марией и от нее уже доехали до Надтеречного, стемнело. На улице, у проходной пожарной части спросили, как доехать до дома Усачевых?

Через минуту мы были в плотном кольце эмчээсовцев – чеченцев: «Кто вы? Почему ищете Таисию Дмитриевну? Почему посреди ночи? Не могли днем приехать?..»

Пока объясняли, кто мы да что мы, из ворот соседнего дома вышла пожилая женщина, сказала: «Я – Усачева». Потом подошли еще люди, среди которых оказались и Люба, дочь Таисии Дмитриевны, и Аминат Дадаева, и другие соседи.

Так мы познакомились.

Пожарные сказали: «Извините… Ночь, а вы, посторонние, Таисию Дмитриевну спрашиваете…»

Хотя и без слов все было ясно. За своих здесь стоят горой…