Раиса Ахматова – это звёздное явление в мире поэзии второй половины XX-го века. Это история чеченской женщины, сочетавшей в себе божественный дар поэзии и личностную зрелость, и уверенно перешагнувшей рамки национальной и территориальной ограниченности.
Женщина-поэт, общественный и государственный деятель, народная поэтесса Чечено-Ингушетии, автор 30-ти сборников стихов; неизменный член правления Союза писателей РСФСР и СССР; Председатель правления Союза писателей ЧИАССР, председатель Верховного Совета Чечено-Ингушской республики 1963-1985 гг. Какие неимоверные усилия пришлось ей приложить, чтобы прийти к такому признанию.
Раиса Ахматова заявила о себе, как поэтесса, довольно рано, начав публиковаться в 14 лет. Но очень скоро наступило безвременье – период шельмования представителей определённых профессий и целых народов, частицей одного из которых, депортированного в 1944 г., оказалась и она.
В этой атмосфере истерии и клеветы, остановившей развитие нации на долгие 13 лет, о каких-либо публикациях речи не могло идти в принципе. Первый сборник стихов Р. Ахматовой увидел свет через 16 лет после её дебюта, в 1958 г., после восстановления ЧИ АССР.
Р.Ахматова внесла бесценный вклад в развитие жанра поэмы в чечено-ингушской литературе.
Её поэма «Поющая чинара» была посвящена безымянным горским поэтессам, чьим талантам не суждено было быть оценеными по достоинству, но чьи творения продолжает хранить народная память.
Стихи Р.Ахматовой переводились на английский, французский, испанский, венгерский, хинди и десятки других языков мира. Полные сборники её сочинений издавались в Англии, Франции, Индии. Её поэзия публиковалась в литературной периодике России, Украины, Белоруссии, Прибалтики, Европы. Ряд её произведений вошёл в библиотеку мировой литературы.
На стихи Р.Ахматовой писали музыку известные чеченские поэты Аднан Шахбулатов, Умар Бексултанов, Саид и Али Димаевы, Александр Халебский и другие.
Великая Анна Ахматова предрекала ей большое будущее. Судьба свела с ней начинающую тогда поэтессу на одном крупномасштабном литературном мероприятии. Та заинтересовалась своей однофамилицей. Они долго говорили. Разумеется, о поэзии…
Зачастую писатели, поэты, артисты, общественно-активные личности, т.е. люди по определению наделённые более тонкой психической природой и даром эмпатии, обострённо реагируя на чужую боль, добровольно возлагают на себя роль поборников справедливости. Раиса Ахматова была принципиальной и непреклонной в вопросах, касавшихся ущемления чести и достоинства человека в любом его проявлении. Особенно, если дело касалось женщин. И когда она говорит:
«… Я у сестёр моих всегда в долгу,
Они свои мне доверяют чувства…»,
это не просто стихотворные строки, а признание, за которым кроются конкретные дела. Она не только говорила «от имени горянок». Она принимала участие в их жизни, в их проблемах. Сражалась за них. Спасала судьбы, а порой и жизни.
И Ляля Насуханова, И Раиса Ахматова, и другие известные в республике женщины-деятели, женщины-рыцари выполняли свой гражданский долг в деле защиты человеческих прав, не объявляя себя правозащитниками.
Личностные качества человека определяются двумя критериями: терпением, когда у него нет ничего, и отношением к другим, когда у него есть всё. Не всем по плечу такое испытание.
Раиса защищала ущемлённых в правах предельно корректно и деликатно, стремясь оберегать их чувство собственного достоинства, так что о каждом конкретном случае знали лишь причастные к нему и их близкие.
Часто в её защите нуждались чеченские студенты, обучавшиеся в российских вузах, которые нередко становились объектами преследований со стороны шовинистически настроенных преподавателей из-за своей национальной принадлежности. Живы ещё бывшие студенты факультета журналистики Ростовского государственного университета, помнящие педагогов, которые прилюдно оскорбляли не только их самих, но и весь их народ, называя их то пособниками фашистов, то нахлебниками на шее государства. В то время, как в действительности всё было с точностью до наоборот : на самом деле московский центр грабил республику, оставляя ей лишь 1% от нефтяных и газовых поставок. Дети же не вымышленных, а реальных предателей – русских власовцев, — рождённые в местах поселений их родителей, учились в тех же вузах, и предателями их никто не обзывал… Если же кто-то из чеченских студентов осмеливался возразить, это означало конец учёбы.
А ещё существовала негласная преподавательская солидарность, когда не потрафивший одному из них студент превращался в парию и начинал вдруг «неуспевать» по всем дисциплинам.
Была в том университете женщина-преподаватель известная своим патологическим неприятием инородцев. Созвучия же «чеченец/чеченка» вызывали в ней реакцию максимально приближенную к той, что демонстрируют обычно мужские особи группы полорогих парнокопытных при виде красной тряпки. Этот эффект пришлось испытать на себе и молодой заочнице с ярко выраженной европейской внешностью, которая вынуждена была произнести слово-«детонатор» в ответ на вопрос о своей национальности. Превращение оказалось молниеносным и устрашающим: разъярённая фурия разве что не взвилась над кафедрой! Не обращая внимания на застывшую в ужасе аудиторию и полностью утратив контроль над своей мимикой, она принялась выкрикивать что-то невразумительное, утверждая что девушка сознательно лжёт с единственной целью досадить ей, зная, как она ненавидит чеченцев. Читателю нетрудно будет догадаться, что история имела для жертвы печальный итог: последовала настоящая травля и участь «провинившейся» была предрешена. Вмешалась Раиса Ахматова…
В российских вузах любой, даже самый незначительный, инцидент, включая тривиальную словесную перепалку, принимал грандиозный размах, если в нём был замешан чеченец. Так, в начале 70-х, выяснение отношений между двумя сверстниками, учащимися московского ГИТИСа, завершившееся лёгкой потасовкой, было раздуто до масштабов институтского собрания, когда выяснилось, что одним из участников был чеченец.
Особым усердием на том судилище отличился небезызвестный Марк Захаров, обратившийся к руководству института с предложением отчислить… ВСЕХ ЧЕЧЕНЦЕВ БЕЗ ИСКЛЮЧЕНИЯ!
Зарвавшегося мэтра осадил руководитель чеченской группы, поэт и писатель Нурдин Музаев, заметив иронично: «Здесь – не Суэцкий канал, а чеченцы Вам – не арабы!» (о Суэцком кризисе 1956 г.)
Раиса вселяла в людей, столкнувшихся с безысходностью, веру в справедливость. Не могла она сказать матери, бьющейся за жизнь своего ребёнка, и обратившейся к ней в последней отчаянной надежде, что это не входит в её компетенцию.
Прибегая к помощи тех, от кого могла зависеть судьба человека, — будь то министр здравоохранения или главврач престижной клиники, — она делала это так тонко и деликатно, что обращения её звучали не как звонок председателя Верховного Совета, а как личная просьба.
Трудно было представить, что эта женщина, — вечно улыбающаяся, востребованная, летящая, — может иметь какие-либо проблемы, кроме общественных. Но были, разумеется, и в её жизни минуты отчаяния. Но сила её духа была такова, что никто не догадывался о её личных переживаниях. И тогда они выливались в разговор по душам с собственным сердцем:
«… А я тебя, родное, не щадила.
Со льда в огонь и заново на лёд.
Таким путём судьба меня водила,
Что я долгам утрачивала счёт.
Мой хрупкий дар, нас век отметил всяко.
Бывало он согнёт меня в дугу
А я кричу, уже на грани мрака:
Хоть ты спаси, я больше не могу…»
Она никогда не позволяла себе расслабляться, не оставляя времени для личного, всегда отдавая предпочтение делам республики. Её глубоко волновала бессистемная вырубка ценных пород деревьев; разрушающиеся на глазах вековые башни, которыми совершенно не интересовались занятые рапортами о высоких производственных показателях Центру руководители Чечено-Ингушской республики.
Памятуя о глобальных потерях, которые понёс её народ в годы депортации, она призывала по крупицам собирать своё культурное наследие, чтобы заполнить «белые пятна нашей истории, нашей культуры…». Напоминала о необходимости сделать достоянием живущих сегодня имена просветителей, репрессированных в годы сталинщины. «…Ведь в годы культа репрессиям подверглись, в первую очередь, самые светлые, самые умные, а значит, и самые независимые в суждениях.
В годы застоя такие же люди были оттеснены на периферию духовной жизни страны, так как вся творческая жизнь была зарегламентирована».
Её отличало мягкое отношение к окружающим и лёгкий юмор по отношению к себе. Помню, как она пришла на передачу в новых изящных туфлях на низких каблуках, а мы в три голоса:
— Какие шикарные!
— Старушечьи! Вам ещё рано, — отреагировала она с тёплой и тонкой ироничной улыбкой. А ей было тогда чуть больше 50-ти.
Я много лет дружила с Ларисой А. Из Калининграда (Кенигсберг). Несмотря на свою строгую профессию – прокурор, она была страстной поклонницей лирики Р.Ахматовой. Мы каждый год, по очереди, навещали друг друга. То она – в Грозный, то я – в Калининград. Наступила моя очередь. Зная, как она обрадуется такому подарку, я оббегала все книжные магазины, чтобы купить ей томик стихов. Но в отличие от тех, чьи книжки и брошюрки продавались в «нагрузку» (была тогда такая практика – хорошую книгу или журнал можно было приобрести лишь раскошелившись ещё и на творение какого-нибудь графомана) и отправлялись после оплаты прямиком в мусорную урну, увидеть на прилавках сборник Раисы было почти чудом.
После долгих поисков и использования кое-каких связей я нашла, всё-же, то, что искала, а чтобы придать подарку неповторимость, позаботилась о дарственной надписи автора.
Спустя год Лариса, как было заведено, приехала ко мне. Идём с ней вечером по проспекту, а навстречу – Р.Ахматова. Засияла своей широкой и лучезарной, свойственной только ей, обворожительной улыбкой.
« А это – Лариса, — представила я. – Ну, для которой Вы книгу подписывали, помните?» «Ну, конечно, помню», — ответила она и пригласила нас к себе в гости.
А дома Лариса призналась мне, что поверила в подлинность надписи только после этой встречи.
Думаю, что Лариса по сей день хранит этот сборник, в то время как я давно лишена всего того, что связывало меня с дорогими мне людьми… Война нанесла последний, посмертный удар, и по творческому наследию талантливой поэтессы. По предположению группы исследователей, полный архив произведений Р.Ахматовой (600 ппапок) был сожжён во время первой российской агрессии.
Ей можно позавидовать хотя бы в том, что ей не довелось увидеть лишенное интеллекта, словно вырванное из другого измерения, искажённое лицо своей республики.
Р.Ахматова ушла из жизни в 1992 году в возрасте 64 лет. Век, отпущенный ей, оказался недолог. Но она была готова к своему уходу, который предупредила задолго до последней черты, оставив в наследие потомкам эти неповторимые строки:
«О песнь моя, о девочка босая,
Когда умру, ты за двоих живи,
В людских сердцах мой образ воскрешая
Неодолимой силою любви…»
И, не скрывая сожаления о том, что так мало удалось успеть, с надеждой обращается к своему творческому наследию:
«Мой век был строг, он мерил нас делами.
Я не всегда была под стать ему.
А ты иди, неси в ладонях пламя
Любви моей народу моему…»
Источник: www.proza.ru
02.09.13.