Я сажусь в питерский поезд и первое, о чём думаю, когда вагон трогается — это то, что вокруг теперь, возможно, граждане федерации, и нужно их не обидеть неосторожно высказанным мнением о последних событиях.
Было начало ноября, о случившемся в Москве говорили много, и мне, естественно, тяжело было удержаться, чтобы не выявить того, что я думаю на этот счёт. Так вот, про Чечню я старалась молчать, но сидящая напротив женщина сама начала. Она говорила о России и Украине, о том, что лучше бы было без границ и вместе (обычное для русских) и потом прибавила:
— Конечно, у вас спокойно, а у нас будут на каждом углу с автоматом, «эти» же вон что сделали!
— О ком это вы? — спросила я.
— Как о ком? О чеченцах. Прав был наш Путин, с ними по-хорошему нельзя. В Америке бахнули, на Бали бахнули, в Москве… Если им дать волю они могут бахнуть где угодно. А операция была успешной, из 700 хоть 600 спасли, наши «Альфа», молодые ребята, герои. А так бы весь квартал на воздух взлетел.
Я молчала. Но женщина не успокаивалась. Видимо, по моему лицу было видно, что её слова должным образом не подействовали на меня.
— Представляете, что такое сидеть там, всё время на кресле, в туалет не пускают, еды не дают. Они же бросали им шоколадки, как скотам, маленькие такие шоколадочки…
— Но ведь у них же всех убили, — пытаюсь возражать. — И мы не представляем, в каком кошмаре они живут. Возможно, у них просто нет другого выхода.
— Но это не метод, — разводит руками женщина. — А если Чечню отпустить — там же наша граница; они перережут всех русских и начнут войну.
Я вздохнула. Тогда ещё я не знала, что это были самые мирные и сдержанные слова в адрес чеченцев, и что в последствии мне придётся столкнуться с такой ненавистью, что на её фоне эта женщина будет выглядеть ангелом. Но тогда меня поразило, почему россияне не хотят видеть очевидных вещей и так ограничивают своё восприятие.
Ведь любой конфликт нужно рассматривать с двух сторон. Для этого собственно я и отправилась в Россию, чтобы послушать мнение русских на этот счёт, уехала из Украины, где после первых известий о «Норд-Осте» такая же простая женщина сказала: «Господи, когда же русские оставят этих чеченцев в покое!»
Вобщем, из последующего моего пребывания в Санкт-Петербурге, я вынесла урок, что в разговоре с местными жителями лучше всячески избегать эту тему. Любое упоминание о войне сопровождалось криками о том, что вех чеченцев надо «передавить», «перемочить», Чечню взорвать и закатать асфальтом. Притом говорили это вполне интеллигентные и пацифистично настроенные люди. Неужели местная пропаганда так сильно промыла им мозги?
— Ты чеченам сочуствуешь? Так забирайте их к себе в Крым, пусть там живут!
— Ребята, — говорю. — Я б с удовольствием забрала. Только, скажите, почему они должны уезжать со своей земли?
— Я в вашем споре участвовать не хочу, — замечает один из молодых людей, имеющий вид вполне добродушного человека, — но лично моё мнение, что всех чеченцев нужно передавить, как тараканов.
Сначала я была в шоке. Но через несколько дней привыкаешь и уже не удивляешься.
Когда ехала обратно, дала себе слово, что буду молчать всю дорогу, что бы я не услышала. Но, видно, мои мысли притягивали к себе подобные.
Напротив в купе сидели три женщины: гражданки Украины, России и Белоруссии. Первая рассказывала, как на Украине «страшно» жить. Мол, пенсии маленькие, из ста гривен за квартиру нужно заплатить 90. Продуктов купить не на что, а тут в Питере дети кормили мясом. Её соседки сочуственно вздыхали и ахали.
— И зачем я только из России уехала? Вот муж завёз, а теперь что уж…
— Да-да, — подключилась белоруска. — Понаставляли этих границ непонятно зачем…
— Меня вот сын водил в новый кинотеатр. А я сидела и так боялась, так боялась. Думала «они» сейчас как выскочат, как выскочат…
Под словами «они» и «эти», естественно, подразумевались чеченцы.
Ну, тут уж понятно, все заговорили о «Норд-Осте». Я сижу молча, дав себе обещание не под каким предлогом не вступать в разговор.
— Наши слишком гуманные. Надо как в Израиле. Взорвать всех и всё. Потому что они поняли, что другими методами с ними нельзя бороться. Они ведь специально захватили место, где много детей маленьких было. Представляете?
На этом мои попытки скромно помолчать закончились.
— Простите, — осторожно начала я. — Вы знаете, сколько детей каждый день умирает в Чечне под минами?
Женщины замолчали и развернулись ко мне. Через секунду я пожалела о сказанном.
— Девушка! — почти набросилась на меня представительница России. — Да вы знаете, что эти дети уже в девять лет автоматы берут и стреляют?! Да вы вообще понимаете?!. Вот мой сын там был, — и она указала на верхнюю полку, на которой спал парень лет двадцати, — он вам расскажет…
— Простите, пожалуйста, — начала оправдываться я, представляя, как этот самый сын сейчас встанет и устроит мне Чечню. — Я просто не знаю, что там происходит, я пытаюсь и с другой стороны тоже посмотреть…
— С какой такой другой?! — грозно вопросила женщина.
— Простите, простите, — пробормотала я и отвернулась к окну.
Зачем говорить? Их сознание никогда не перестроить. В голову просто не приходит мысль, что маленький народ, с которым они воюют, — тоже люди. Когда в Питере я спрашивала знакомых:
— Вы не боитесь, что можете уничтожить чеченцев?
— Ну и что? И раньше было много малых народов, которые исчезли. Это исторический процесс.
И такое слышишь от нормальных людей, с которыми абсолютно нормально общаешься уже много лет.
— Женя, ты что, готова занять сторону чеченцев, только потому, что они против России? — спрашивал у меня мой приятель.
— Да нет, я не против России. Но я против геноцида.
— Тебе что, чеченцы нравятся?
— Да, очень нравятся. По-моему, нам у них нужно многому поучиться.
— Ты издеваешься, да?
И он не может поверить, что я действительно говорю серьёзно.
Я молча смотрю в окно, где тёмная мгла поглощает уносящиеся огоньки какой-то маленькой станции. В соседнем купе обсуждают стоимость трусов. Я закрываю глаза и стараюсь представить горы.
В следующий раз я поехала в Россию через три месяца, на этот раз в Москву и потом в чеченскую диаспору по дороге в Питер. Со мной была моя знакомая, тоже заинтересовавшаяся происходящим в «мятежной республике». Чтобы избежать лишних вопросов по поводу литературы и видеоплёнок, которые я везла обратно, мы решили проехать границу автостопом.
До границы нас подвозил весёлый белорус.
— Ну что, девчонки? Лучше, когда граница, или плохо?
— Вообще-то, границы — это плохо, — говорю я. — Но то, что у нас с Россией граница, хорошо.
— Почему?
— Ну, видите ли, лично мне на сегодняшний момент не нравится политика Кремля, в частности Путина.
— А что именно не нравится?
— То, что происходит сейчас в Чечне, например.
— А вы можете сказать, когда за триста лет чеченцы не воевали?
Я смутилась.
— Всё время воевали.
— Не воевали 70 лет, когда Союз был, — засмеялся водитель. — А ведь война — это самое большое зло, правда?
— Правда, — соглашаюсь я.
— Значит, получается, это нация злых людей?
Я хочу возразить, что чеченцы всегда воевали за свою независимость против захватчиков, которые вторгались на их земли, но водитель перебивает:
— Вы антиглобалисты, значит?
— Можно и так сказать.
— Молодцы! — доброжелательно улыбается он.
Границу мы преодолели без труда. Никому даже в голову не пришло посмотреть, что у нас в сумках.
Когда солнце садилось, мы были на Украине. Нас подбросили 35 километров до ближайшего поста. Было темно, и яркие звёзды светили низко. Я давно не видела столько звёзд.
От поста к нам приблизился гаишник с короткоствольным автоматом:
— Из Ирака? — пошутил он.
— Не, из Чечни, — ответила я совершенно серьёзно.
Он посмеялся.
— Ну, это уже лучше. Сейчас мы вам какую-нибудь машину остановим.
Вскоре подъехали двое его коллег, которым поручили довезти нас до ближайшей железнодорожной станции. Ночью мы оказались на небольшом вокзале в каком-то городе. Электричка на Киев отходила через два часа.
В зале ожидания было пусто, только в дальнем углу на лавочке спал бомж. Мы сели и тоже попытались уснуть. Но сделать это оказалось очень трудно, так как наш сосед всё время громко кричал во сне такие трёхэтажные выражения, от которых уши сворачивались в трубочку. Особенно тяжело было это слушать после нашего посещения чеченской диаспоры. Я уже забыла, что люди могут так общаться.
Ещё через час пришли трое вроде бы приличных с виду парней и тут же принялись во весь голос обсуждать детальные подробности своей интимной жизни: кто, у кого и как. Честно говоря, сначала я думала, что это у меня уже галлюцинации от усталости. Просто не могла поверить, что можно во всеуслышание рассказывать о таком. Слава Богу, вскоре объявили электричку, и, выйдя в морозную ночь, я с грустной улыбкой вспомнила питерского приятеля, который говорил: «Женя, ну какая у чеченцев может быть культура? Они же только-только из пещер вылезли!»
В тёплом вагоне мы задремали, а когда проснулись, то уже подъезжали к Киеву. Ярко светило солнце. Снега не было. Мы могли громко говорить о том, что думаем.
Валентина Тихонова
Chechenews.com
26.09.13.