«Кинорежиссера Оливера Стоуна критикуют за то, что он задавал президенту Владимиру Путину слишком простые вопросы, журналистку NBC News Мегин Келли — за то, что она задавала враждебные вопросы, но Путин, тем не менее, смог легко отмахнуться. Так как же брать интервью у Путина, чтобы удовлетворить требовательных критиков?» — пишет колумнист Bloomberg Леонид Бершидский.
«Я никогда не брал интервью у российского лидера, хотя я и встретился с ним во время его первого президентского срока в мою бытность главным редактором деловой московской газеты, — рассказывает автор. — Основываясь на этом опыте и на чтении и просмотре бесчисленных интервью с ним, я склоняюсь к тому, что никто не справится с Путиным лучше, чем российские избиратели на его ежегодной прямой линии. Они задают вопросы такого типа: «Почему моя зарплата учительницы начальных классов в Иркутской области такая низкая?» или же: «Где новая квартира, которую мне обещали как пострадавшей от наводнения?» Легко представить, как дергаются местные чиновники, пока Путин обещает проверить конкретный случай».
«Когда Путин разговаривает с профессиональными интервьюерами, его ответы, которые годами словно вытягивались из стопки карточек с тезисами, имеют ту же функцию. Они являются сигналами и сообщениями для кого-то, кого нет в комнате, но это лишь вторичные сигналы по сравнению с тем, что Путин в действительности делает», — говорится в статье.
По мнению Бершидского, «бессмысленно судить журналиста или режиссера по тому, что он или она спрашивают у Путина, или по тому, как тот отвечает. Публичные взаимодействия Путина в сущности односторонни, и, хотя может показаться, что он реагирует на собеседника, на самом деле он не взаимодействует с интервьюерами или с теми, кто задает ему вопросы во время его тщательно срежиссированных прямых линий и пресс-конференций, — он использует их. Все, что они могут сделать в ответ, это попытаться использовать и его тоже — чтобы заработать, чтобы улучшить свое положение или попробовать решить свои жизненные проблемы».
«Я не припомню, — продолжает колумнист, — ни одного интервью или публичного выступления, в котором бы Путин раскрыл что-то случайно или под давлением. Главные редакторы изданий, начиная с The Wall Street Journal и кончая немецким таблоидом Bild, задавали ему острые, сложные, ложно-легкие и псевдонаивные вопросы. Он проводил четырехчасовые конференции и пятичасовые прямые линии, и все до одного эти выступления были обдуманными и нацеленными на конкретную аудиторию, без эмоций. Его притворство всегда намеренно, а его отклонения от фактов нацелены на усиления месседжа».
«В случае с иностранными интервьюерами его аудиторией являются правительства и политический истеблишмент их стран и, в меньшей степени, внутренняя аудитория, которая ждет, что он устоит против Запада, — говорится далее. — Его месседж иностранным лидерам не поменялся за 17 лет: «Россия — это суверенная держава с рядом исторических интересов, которые она будет преследовать вне зависимости ни от чего; западные державы не могут говорить России, что делать».
«В случае с пресс-конференциями и прямыми линиями, — продолжает Бершидский, — речь идет о местных чиновниках и основных избирателях Путина — тех, кто верит в доброго царя и патерналистское государство. Сигнал Путина этим аудиториям также никогда не меняется: «У меня все под контролем, и я вмешаюсь в любой вопрос управления, каким бы незначительным он ни был, ради моих верных подданных».
«У «Прямой линии» в четверг была необычная черта: нецензурированные вопросы, посланные в виде сообщений, мелькали на экране. Некоторые их них были жесткими: «Зачем вы навязываете авторитарный режим стране, которая становится тоталитарной?» или «Вы действительно думаете, что люди верят в этот цирк с заранее согласованными вопросами?». Путин сказал модератору, что он видел вопросы на экране, но он не предпринял никаких попыток на них откликнуться. Конечным результатом было типичное интервью с Путиным: шаблонные реакции, которые я слышал много раз», — пишет Бершидский.
«Стоит ли добиваться интервью с российским президентом ради таких реакций — или молчания? Ну, может, чтобы похвастаться», — заключает журналист.