Я думал об этом, когда читал о споре, завязавшемся в англоязычном сообществе исследователей современного славянского мира SEEELANGS вокруг новейшего факта вмешательства маленькой Чешской Республики в дела огромного и даже кажущегося безразмерным английского языка.
Но сначала — небольшое отступление. Иной житель почившей в бозе великой державы, доложу я вам, очень долго сохраняет родимые пятна великодержавного шовинизма. Когда в 1994 году по миру, как тогда еще говорили, прокатилась волна протестов против войны в Чечне, телекамера BBC или CNN выхватила где-то на Филиппинах или в Индонезии (чувствуете, сколько в этом «или» географического самомнения?) демонстрацию под лозунгами «Нет российской агрессии в Чехословакии!» Плакатики-то залежались с 1968 года, подумал я.
Дело в том, что совсем недавно, буквально за год-полтора до начала ельцинской операции по истреблению сепаратизма в Чечне, Чехословакия как раз прекратила свое существование. На ее месте волею правительств обеих стран и вполне мирно возникли Чешская Республика и Словакия. Словакия — тоже республика, но, в отличие от Чехии, в английском языке угнездилась под привычным для себя именем. А вот Чехии с главным языком современного мира — английском — явно не повезло.
Чехи попали в ситуацию, зеркально отражающую русскую. Вспомните до боли знакомый аргумент и «русофобов», и «русопятых»: одни потирают руки, мол, у вас, русских, даже имени собственного нет, прилагательное какое-то от несуществующего существительного. А другие — рыдают: нас, великий народ, лишили своего имени Россов, понапридумывали каких-то россиян… А что же Чехи? Тут, получается, все наоборот: само название страны — это субстантивированное прилагательное — Ческо (Czesko), или Чешское [государство], Чешские Земли.
Сейчас уже позабылось, что образцовому, цивилизованному, можно сказать, бархатному разводу предшествовала так называемая дефисная война 1989-1992 годов. Смысл и ход ее страшно напоминал так и не окончившееся пока русско-эстонское противостояние вокруг одной-единственной второй буквы «н» в названии города «Таллинн».
Одна-единственная буква «н», которую отказывались допечатывать в названии столицы союзной республики советские власти, сыграла непомерную для буковки роль в деле отделения «Республик Советской Прибалтики» от СССР. Позднесоветские топонимисты подыграли политиканам и отказали эстонским небратьям, оставив одинокую букву «н» в советском имени «Таллин».
После кончины ЧССР выяснилось, что в слове Чехословакия обиженными чувствовали себя словаки. И как только из названия еще единого государства убрали эпитет «социалистическая», при президенте Вацлаве Гавеле, название страны вернулось к написанию, существовавшему после распада Австро-Венгрии, а именно к Чехо-Словакии, через дефис.
Дефисная война продолжалась несколько месяцев: сначала, в марте 1990, парламент решил, что с дефисом и с двумя прописными имя государства будут писать по-словацки, но в апреле 1990 года, под давлением словацких депутатов, государство снова было переименовано. Вместо дефиса появился союз «и», Чехословакия стала называться Чешской и Словацкой Федеративной Республикой. Тут возникла новая коллизия: по правилам обоих языков (привет, Таллинн!), с прописной следовало бы писать только первое слово в названии, но тут, дабы не возобновлять конфликт, решили одарить прописной все члены предложения.
Прошло всего три года, и выяснилось, что союз «и» (у чехов и словаков он «а»), как расстегнутая пуговка, упростил задачу — и с 1993 года Чехия и Словакия начали самостоятельное существование.
Но тут проигравшей стороной — в плане примирения с собственной новейшей идентичностью под новым именем — оказалась Чешская Республика. И вот теперь, четверть века спустя, решила довольно интересным способом исправить положение, создав себе новое английское имя. Обсуждающие это новое имя англо-американские слависты, сочувственно относясь к каждому новому словечку, доставляемому высшими силами, замечают, что оно и по-чешски, и по-английски звучит странновато, необычно, с самого момента создания подчиняясь исключению, а не правилу. Как бы то ни было, а все меняется в мире. Всего сто лет назад Ярослав Гашек сотрудничал в Киеве в газете «Чехослован», ставившей целью независимость Чехии и Словакии от Австро-Венгрии и даже во главе с царем-славянином. Интересно, как бы он откликнулся на новое чешско-английское слово.
Однако же, прежде чем вернуться к чехам настоящим, чехословацким, нам придется вспомнить судьбу чехов российских — не тех, натуральных, среди которых агитировал за большевиков Ярослав Гашек, а — других. «Чехами» военнослужащая часть россиян называла чеченцев, уходящих от российской агрессии «в зеленку». Некоторые говорят, что это — случайное созвучие. Там были и другие, по большей части, уничижительные клички, «чехи» же странным образом сближали «вайнахов-нохчи» с непокорными западными славянами. Это жаргонное словечко, кажется, пока не вошло в словари русского языка конца 20-го века.
Но оно напоминает и еще об одном мирном разводе двух близкородственных народов в составе одного государства. Как Чехословакия, вылупившаяся в 1918 году из Австро-Венгрии, попыталась обрести независимость от Российской империи и ее наследников и Чечено-Ингушетия. Политическая топонимика бывшего Северо-Кавказского Края менялась на протяжении минувшего века несколько раз, а во время поголовной депортации чеченцев и ингушей с 1943 по 1957 год имя этой северокавказской страны и вовсе было упразднено. Чечено-Ингушетия была разделена между Дагестаном и так называемой Грозненской областью.
И вот — занятное совпадение: в те самые годы, когда «война дефисов» в Чехословакии шла к разделу страны, и бывшая Чечено-Ингушетия разошлась на две автономии — Чечню и Ингушетию. Правда, в отличие от Австро-Венгерской империи, Российская Федерация не позволила Чечне стать независимым государством «Ичкерией», и, хотя Чеченская Республика стала де факто независимым анклавом РФ, вирулентность не вполне уважительного жаргонизма «чехи» остается пока в истории русского политического просторечия эдаким приветом от Ярослава Гашека и филиппинских демонстрантов, которые в 1994 году вспомнили о плакатах, пылившихся с августа 1968 года, когда советские войска вошли в Прагу.
А что же с новой, англо-американской Чехией? Это новое краткое имя Czechia, на первый взгляд, похожее на другие имена стран или географических областей, вроде Валахии или Франции, не без труда и воображения вписывается в существующую английскую топонимическую номенклатуру.
Как поступит старо-молодое Чешское государство? Оставит ли прекрасное Czesko и будет, как говорят некоторые, белой вороной среди стран с регулярно образованным с помощью суффикса —ia международным кратким названием? Некоторые американские слависты рекомендуют добавить полезный латинский инфикс и называться, подобно Эстонии или Франконии, Чехонией. Ностальгирующим по Австро-Венгерской империи нравится и вовсе «Богемия, Моравия и Силезия».
Третьи и четвертые возражают, мол, какого черта чехам заимствовать суффикс у словаков, и если уж на то пошло, то почему бы не сказать Czechie? К тому же, замечает кто-то, не опасно ли чрезмерное сходство имен центрально-европейского демократического государства и авторитарного анклава на территории таинственного Восточного Царства, называемого Россией.
Источник: Русская служба RFI, Франция
27.04.16.