Эту историю мне рассказала женщина из 3-го отделения 15 молсовхоза. В начале второй русско-чеченской войны, я находился на лечении в одной из больниц Ингушетии, а она приехала проведать своего родственника, который был со мною в одной палате.
Расспросив о здоровье, о близких, одним словом пройдя обязательную часть вайнахского этикета, разговор, как то сам-собой, перешёл к войне…
В больницах Ингушетии, в то время, было много раненых, искалеченных войною людей и все разговоры, с чего бы они не начинались, всегда сводились к войне, к которой все уже привыкли.
Тем более, что гул от бомбовых ударов, от шума самолётов летящих бомбить нашу страну, не утихал и доносился до многих ингушских селений и городов.
И вот, в ходе такого разговора, неожиданно, эта пожилая женщина вдруг произнесла — Никогда русским нас не победить!
И потом, через небольшую паузу, опять твёрдо — Никогда!
Женщина была уже немолодая и, судя по всему, видевшая много горя.
Расспрашивать её было неловко, но я всё же спросил — сестра, а почему ты так говоришь? Обычно женщины, да и… даже некоторые мужчины, сейчас, говорят по другому…?
Объяснение таким, иногда упадническим разговорам, было простое и по человечьи понятное — усталость народа дошла, казалось бы до предела. Народ несёт многочисленные жертвы. Неравенство сил огромное и, в добавок ко всему, постыдное равнодушие мира…
Многие тогда потеряли надежду и иногда вслух высказывали мнение, что мы проиграем. Что нам не победить эту армаду.
Вторую войну, подряд, при наших скромных силах, выдержать трудно, — говорили эти уставшие люди…
Осуждать кого-либо за такие слова и мысли, язык бы не повернулся…
А тут? Женщина, к тому же, немолодая и, повидавшая много горя, говорит такие слова..!?
Тогда она обернулась ко мне с вопросом — а почему ты удивляешься? Потому, что это говорит женщина?
Но ведь по другому быть и не может! Ты же знаешь какой наш народ? Какие у нас мужчины? Это же настоящие волки!
Потом, помолчав, спросила — хочешь я расскажу один случай, который произошёл совсем недавно?
Я хочу, чтобы об этом узнали как можно больше людей. Может быть ты когда-нибудь сможешь написать. С виду ты образованный, ну а я только семилетку закончила… — вздохнула она.
Расскажи конечно. Не гарантирую, что смогу написать, так как не писатель и не журналист, но если когда-нибудь стану, и если история стоящая, обязательно напишу, — ответил я и приготовился слушать.
Мой односельчанин, перед тем, как город полностью окружили и не сомкнули кольцо, поехал в город за своим братом, — начала она свой рассказ.
Ему, кто-то из знакомых, вышедших из города, принёс весть, что тот лежит раненый и дела его плохи. Нет ни медикаментов, ни толковых врачей и если его не вывезти, то он может умереть от ран. Как оказалось, принесший весть, сам был ранен и с трудом выбрался, пешком из города.
Услышав это известие, старший брат сел в машину (так называемую «таблетку») и поехал объездными дорогами, через Сунженский хребет, в город.
Приехав на место, он довольно быстро, по описаниям места, нашёл своего брата, затащил его в машину и, когда уже собирался сесть в машину, чтобы уезжать, вдруг до него донёсся чей-то стон…
Вокруг были одни развалины. Людей нигде видно не было и поэтому, понять откуда шёл стон было трудно.
Он замер и прислушался, и, через какое время, стон опять повторился, но уже чуть громче, и затем он услышал слова — Братья, очень прошу, без меня не уезжайте!
— Ты где? — спросил водитель и направился в сторону, откуда, мог исходить голос.
— Здесь я, здесь… — послышалось в ответ. Пройдя несколько шагов, водитель увидел того, кто просил о помощи…
Раненый, молодой человек лежал среди развалин, но самое плохое, это то, что одна его нога, ниже колена, была придавлена плитой разрушенного многоэтажного дома.
Вдобавок ко всему, у него были, по всей видимости, ещё ранения, так как вся его верхняя одежда была в пятнах крови.
Увидев эту картину, водитель, подбежал к нему и со словами — давай я тебе помогу, — потянул его и попробовал вытащить из под развалин.
— Нет, нет.. Не тяни! Осторожно! — вскрикнул раненый, — нога! Ноге больно!
— Лежи, я сейчас, — с этими словами, водитель побежал к машине, достал оттуда весь имевшийся у него инструмент и опять подбежал к молодому человеку.
Бросив сумку с инструментом, он, используя то монтировку, то небольшой гвоздодёр, который тоже был у него в машине, то домкрат, попробовал приподнять плиту. Но подлезть под плиту, или приспособить домкрат, ему никак не удавалось. И приподнять её тоже никак не получалось. Тяжеленная плита лежала мёртво…
Провозившись больше часа, разбив себе в кровь руки, он в отчаянии крикнул — Ну не могу я ничего сделать! Не могу! — и с отчаянием посмотрел на раненого.
— Делай что хочешь, но не оставляй меня здесь. Прошу тебя, хоть мёртвым, но вывези, — простонал раненый…
Или застрели меня и вывези тело, но не оставляй здесь — повторил раненый, и показал на свой автомат, который лежал рядом с ним.
— Сам я не могу в себя стрельнуть. Не имею право! Но скоро здесь будут русские и я не хочу попасть к ним в руки живым! Не оставляй меня.. — снова повторил он, умоляюще глядя в глаза.
После таких слов, водитель снова и снова предпринимал попытки поднять плиту, но никак не удавалось ничего сделать. И даже небольшой кувалдой, зная, что каждый удар отдаётся в раненом, он пробовал разбить плиту. Но и эти усилия оказались тщетны — плита оказалась крепкой.
И тогда, когда уже он совсем обессилел, раненый обратился к нему с вопросом — у тебя топор есть?
— Есть, но тебе он зачем?
— Отруби мне ногу — попросил раненый, — но не оставляй меня!
— Да ты что? Я не смогу.
— Если ты не сможешь, то это сделают русские, но они ещё будут меня мучить и издеваться. Или отруби ногу или застрели. Аллахом тебя прошу, не оставляй меня здесь в таком положении. Хоть тело, но вывези. У меня во внутреннем кармане есть адрес, где написано кто я и откуда, где можно искать моих родственников — произнёс раненый.
Делать было нечего и водитель, пошёл и принёс из машины топор.
Потом туго перетянул выше колена жгутом раненому ногу и… подняв топор… долго стоял, никак не решаясь его опустить.
Так он пробовал, пересилить себя, несколько раз и, в конце концов, со словами — Не могу! Извини… но не могу, — бросил топор.
Помоги мне присесть — попросил раненый и когда водитель приподнял его и усадил, тот попросил подать ему топор.
— Что ты собираешься делать? — спросил водитель.
— Сам отрублю. Подай мне топор и отвернись, если что..
Водитель передал ему топор и, конечно же, отвернулся. Но вот звуки, бьющего по живому, топора и глухие стоны он слышал…
И от всего этого — от звуков топора, от тяжёлых стонов, от собственного бессилия, он, уже пожилой человек, заплакал..
Слёзы лились у него из глаз и он не мог их остановить…
Наконец, редкие стуки прекратились и совсем слабый голос за спиной произнёс — Всё! А теперь ты сможешь меня увезти…?
Когда он обернулся, молодой человек, с неестественно белым, со стекающими капельками пота, лицом, смотрел на него… А через мгновение он потерял сознание.
Обрубок ноги, чуть выше щиколотки, остался под плитой, а из обрубленной культи сочилась кровь.
Пересилив себя, усилием воли заставив очнуться от увиденного, водитель подхватил молодого человека на руки и побежал к машине. Затем, забрав оружие брата и найденного раненого, он выехал из города…
Добрался до своего 3-го отделения затемно, но вывезти в безопасное место уже не смог. Не успел. Как оказалось, утром все ждали «зачистку»…
Целый день, пока его не было дома, местные жители вывозили своих сыновей в более безопасные селения. И уцелевших в ходе боёв раненых, и тех, кто в боях никогда не участвовал. Прятали всех молодых парней. Все знали, что для, так называемых миротворцев, все чеченцы были одинаково ненавистны…
Почти всех молодых людей захватывали и отвозили в концлагеря, которые российские СМИ называли «фильтрапунктами», откуда возвращались немногие.
Но и те, кого удавалось выкупить, были уже искалечены…
А тут раненые… У которых огнестрельные ранения.
Не зная куда их спрятать, а вывозить уже было поздно, так как вокруг по хребту с раннего утра подтянули боевую технику и обложили всё село, водитель с родственниками, перенесли их в здание школы и там, под полом сцены, уложили их.
-Я вас очень прошу, не выдайте себя. Как бы не было трудно, но пока русские не уйдут, не издавайте ни звука — попросил он раненых и оставив, по их требованию им оружие, ушёл.
Ничем другим помочь им, он и никто другой, были не в силах…
Утром в село вошли военные и началась масштабная «зачистка».
Шли они, от дома к дому, переворачивая и круша всё, что им казалось подозрительным, бросая в подвалы гранаты, стреляя вперёд себя, перед тем, как зайти в комнаты домов…
И наконец добрались до школы…
Самое плохое, это то, что у тех, кто пошёл проверять здание школы, была собака. Не почуять запах крови и оружия, она не могла…
Те кто знал, что в школе находятся раненые, решили, что они обречены. Но и тут произошло невозможное, — собака ничего не учуяла.
Как и почему, неизвестно, однако собака не обнаружила их…
Когда русские ушли, водитель и его родственники, перетащили раненых в дом, и потом, как только появилась первая возможность, вывезли обоих в Ингушетию, где им оказали необходимую помощь. А родителям раненного, дали знать, что их сын жив и сообщили место, где он лечится…
За всё время, пока эти молодые раненые ребята находились в селении, пока их перевязывали, таскали и перетаскивали с места на место, ни один из них, находясь в сознании, не издал ни единого стона…
Вот такие у нас ребята. И я уверена, что победить таких никто не сможет! — закончила рассказ женщина.
Мне этот рассказ запомнился сразу аналогией с волками. В рассказе она называла и имена участников тех событий, некоторых из которых я знал, но не стал их писать. Пока ещё, не время…
Но я думал не столько об этих ребятах, которые безусловно, мужчины, а о той женщине, которая нам всё это рассказала, сидела напротив нас, успокаивала и ободряла.
И глядя на неё я думал — не могут быть другими сыны народа, где такие матери и сёстры… Рождённые такими женщинами, не имеют право быть слабыми и малодушными!
Долго не решался написать. Просто не находил необходимых слов, чтобы передать её рассказ, который она поведала на чеченском, на котором эта ситуация вообще трогает и вызывает одновременно и боль, и гордость за свой народ, за матерей, за сынов этих матерей. Хотя, часто рассказывал эту историю многим своим друзьям и все они просили написать об этой истории. Вот я и решился…. Рассказать, чтобы все знали, что род настоящих мужчин не иссяк и не иссякнет, пока у нас будут такие женщины!
Талхиг Берсерк Мысли Чеченца
Chechenews.com
26.11.16.