Недавно из ДНР в Мариуполь удалось бежать начинающему врачу. Точнее, врачу-интерну, поскольку молодой человек попал под оккупацию, не успев получить законченное медицинское образование. Дмитрий — назовем его так, подлинное имя и фамилию назвать нет возможности, поскольку в оккупации у него остались родственники, поделился впечатлениями от увиденного.
Все «прелести» жизни начались после того, как летом прошлого года в Донецк вошла колонна сепаратистов и российских военных из Славянска. Это был сброд со всего оккупированного Донбасса, а также из России — русские и северокавказские наёмники, идейные шовинисты и праворадикалы, которые шли в бой бесплатно, «профессионалы» — российские офицеры-контрактники, которым было всё равно, кого убивать, лишь бы платили деньги. Контрактникам в теории запрещалось разговаривать с гражданским населением — впрочем, они и не были особо многословны. Убивали и мародёрствовали почти что молча.
С первых же дней началась охота на прохожих: сепаратисты отлавливали всех мало-мальски способных к военной службе мужчин и «добровольно» — приставив к спине автомат — записывали их в ополчение. Этих «добровольцев» гнали в бой в первых рядах — как живой щит и минный трал, подперев сзади огнём.
Я тоже попал в такую облаву — но спасло медицинское образование. Помурыжив меня немного в подвале — и получив моё «абсолютно добровольное» согласие служить Новороссии, «сепары» отправили меня в травмпункт: легкораненые долечивались тут, тех, кто потяжелее — если их не пристреливали на месте свои же, что, как правило, и случалось, чуть подлечив, отправляли дальше — как правило, в Россию. Впрочем, рядовым тяжелораненым это не светило — пуля в голову, «чтобы не мучился» — вот и вся помощь.
Наёмники, идейные добровольцы и просто уголовники, пошедшие в ополчение просто, чтобы пограбить — всё это была в общем-то пена. Основу «ополчения» составляли российские солдаты-срочники. Точнее, бывшие срочники, спешно демобилизованные и «добровольно» принятые снова, уже на контракт. Срочников в чистом виде, именно срочников из России, я видел всего раза два-три.
Особого разнообразия типажей среди этих ребят не было. Все они были сплошь из российских деревень и умирающих моногородов. Москвичей и питерцев не встречал среди них ни разу. Попав ко мне в травпункт, и поняв что остались живы, все они испытывали приступ восторженного словестного недержания — напоминаю, что тяжёлые у нас подолгу не задерживались. Так что рассказов об их жизни в России я наслушался предостаточно. И, послушав, как они жили, я понял, что возвращаться многим из них было по сути некуда.
Охваченный войной Донецк был адом для нас — адом горячим и смертельно опасным. Для них же он был лучшей возможностью — да, хоть в аду, но кормят, да и какое-то движение есть, есть жизнь, есть даже ощущение собственной нужности, если ты веришь российской пропаганде. Дома же их ждал ад совсем другого рода — холодный и безнадёжный. Медленное и бессмысленное умирание, в котором нет никакой надежды, нет даже малейшего шанса выбраться из этого болота. Таких ребят я перевидал сотни. Потери у россиян — давайте уж называть вещи своими именами, ведь россияне составляли как минимум 90-95% в частях сепаратистов — в ходе боёв за Донецкий аэропорт и Дебальцево были колоссальные.
Ребята эти, которые прыгнули из срочников в контрактники, были, конечно, дилетанты. Дешёвое мясо. Элитные части составляли русские и особенно чеченские — точнее, кадыровские, наёмники. Я говорю «кадыровские», чтобы не обидеть чеченских патриотов, воюющих за Украину. Эти были, конечно, серьёзные бойцы. Возраст от 30 до 40, опыт нескольких войн, кое-кто из русских успел повоевать и в Югославии. Псы войны, адреналинщики — без войны им просто скучно. Но таких было мало. Кроме того, с лёгкими ранениями они ко мне и не попадали — предпочитали получить помощь и долечиваться в своём подразделении; фельдшеры в таких элитных отрядах, как правило, были. Так что если таких к нам всё-таки привозили — то только тяжёлых, для подготовки к отправке в Россию. Таких, если только не явный калека, без рук или ног, отправляли всегда, ценными кадрами не разбрасывались.
Если же было понятно, что воевать он уже не сможет… Ну, тут уже как когда. По всякому бывало — зависело от того, есть ли кому добиться для такого «трёхсотого» отправки, или на него все махнули рукой. Если махнули… ну, в общем, неподалёку от травмпункта всегда было небольшое безымянное кладбище. Тяжёлых во время боёв за аэропорт было много. Тяжёлых, с оторванными руками и ногами — по 10-15 в день. Впрочем, для статистики писали не сколько таких привезли, а сколько отправили в Россию. Выходило по 1 человеку в день, редко когда по 2, бывало, что неделями никого, хотя тяжелораненых везли регулярно. Что происходило с теми, кто в статистику не попал, вы уже поняли. Кадыровцы постепенно поступать перестали. Как я слышал, они разобрались в ситуации и организованно уехали в Чечню. Они умирать не хотят — они приехали убивать и денег заработать, убивая украинцев, а увидев, что тут уж очень легко схватить пулю, предпочли слинять. Кадыров по своим каналам их вытащил — они ему нужны в Чечне, я полагаю. Вообще, к своим раненым, даже очень тяжёлым, они относились намного внимательнее, чем русские. Русские — те каждый за себя, каждому наплевать на всех остальных. Да, так вот — чеченцы уехали. А остальные попали — вдруг оказалось, что выехать обратно в Россию совсем не просто.
Ну — раненых ещё кое-как вывозили. А здоровых — не выпускали. Это было похоже на мышеловку. Контрактники из бывших срочников — те выезжали при ротации российских частей, а она шла, одни группы вводили, другие выводили на отдых. А всяких наёмников, казаков и прочих солдат удачи в Донецк через границу пускали легко, а вот обратно — очень и очень трудно. После тщательной фильтрации и далеко не всех. Похоже было на то, что российские власти просто решили сжечь в боях на Донбассе, как в печи, весь скопившийся у них полукриминальный человеческий мусор.
Ничего хорошего сказать о наёмниках не могу. Нелюди. Звери — то есть вообще не люди. Хуже чем они — разве что российские офицеры.
Мне, как медику, полагался пропуск, обеспечивающий относительную свободу передвижения. Обычные ополченцы, наёмники, тем более срочники, и уж тем более гражданские лица свободно передвигаться по Донецку не могут — везде посты, кордоны, пропускная система. Поэтому общая картина у них не складывается — они видят только кусочки её.
Что можно сказать в целом? Город стоит полупустой. Большинство дончан, как пророссийских, так и проукраинских, быстро сделали ноги из города. Кто в Россию, а кто в прифронтовые украинские города. Что было, в общем-то, самым верным решением. Сколько осталось? Ну вот, к примеру, в девятиэтажке, где я жил до войны, остался только я — родители уехали, плюс ещё двое жильцов. Я бывал дома раз в одну-две недели.
Остались те, кому ехать было совсем некуда и не хватило решимости ехать в неизвестность. Когда стало совсем уже скверно — были и такие, кто шёл воевать просто за кусок хлеба. Работы-то нет никакой, а там хоть накормят, пусть и не больно сытно. Сам я и другой медперсонал — во всяком случае, все с кем я общался, перестали получать зарплату после 2 месяцев правления ДНР. Только весной, в апреле мне один раз торжественно вручили 3 тыс. российских рублей — но это была премия, за хорошую работу. Килограмм контрабандного — а нормального подвоза просто нет — мяса стоил тогда 300 грн., сейчас дороже.
С продовольствием вообще очень плохо. Продукты в магазинах закончились быстро. Крупные супермаркеты, включая «МЕТРО», сначала оккупировали вооружившиеся бомжи. Там они пьянствовали и гадили до морозов. Затем попадали с обморожениями ко мне в травмпункт, где делились впечатлениями о съеденном и выпитом. Потом «МЕТРО» отжали цыгане, и уж они обчистили его до ниточки. Было забавно наблюдать, как изысканные кубинские сигары продавались за 4-5 грн. за штуку.
А подвоза практически нет. И наступил самый настоящий голод. Нас ещё кое-как кормили, и вообще хороший врач сумеет побудить пациента его накормить. А как выживало мирное население — я даже подумать боюсь… Российские «гумконвои» возят только оружие. Во всех фурах есть что угодно — патроны, пулемётные ленты, гранаты и другие боеприпасы, и оружие всё, кроме еды. Местные выживают за счёт продуктовых наборов из ахметовских гумконвоев, а также контрабандных товаров. Но это всё очень дорого.
«За так» никому ничего не дают. Так что «гуманность» этой помощи очень относительная. Уже летом россияне тоже стали завозить кое-какие продукты. Но они сбрасывают на Донбасс то, что уже пришло или вот-вот придет в негодность. Потребители этой гуманитарки ко мне тоже попадали — и не всех удавалось спасти. Ботулизм — штука страшная, особенно когда медикаментов почти нет. Зато стоит эта «помощь» втридорога.
Как бежал? Давно хотел, но не решался. Зимой и не набегаешься особо. Летом всё-таки рискнул — попросил отпуск на два дня, сходить посмотреть, всё ли с квартирой в порядке. До этого из разговоров с ранеными более или менее составил план — как буду выходить. До условной «линии» — до которой ДНРовцы, а за которой украинцы — доехал на автобусе. Но через посты мне было не пройти. Дальше пошёл пешком, ночью. Боялся всех — для одних я дезертир, для других — сепаратист, как-никак работал у ДНРовцев медиком. Боялся ещё нарваться на мины. Но повезло. Спасибо, что живой. Тут всё хорошо, уже нашел работу, разберусь и с получением полноценного диплома, как восстановлю документы: в общем — всё налажу. Живой — это главное. Выскочил.
До сих пор не могу поверить, что остался жив.
И после этого у кого-то в Украине ещё хватает мозгов свято верить в лучшую жизнь в ДНР? Свозить бы их туда на недельку…
urb-a.livejournal.com
Источник: anti-russian.blogspot.dk
16.08.15.