Но ничего этого не было и нет.

Эти качества можно было бы проявить даже прямо сейчас (в виде не амнистии, а персонального помилования), например, к тем же Лебедеву и Пичугину, к узникам Болотной и Пусси Райот, к гринписовцам и экологам, к Д.Константинову и С.Газаряну, к С.Удальцову и Л.Развозжаеву…

Но ничего этого не было и нет.

«Сакральный смысл десяточки«, который на скорую руку придумал С.Белковский, если бы он существовал на самом деле, давным-давно реализовался бы в более раннем освобождении Платона Лебедева, находящегося за решеткой дольше Михаила Ходорковского.

Если бы указанные выше качества у ХЖЛ имели место наличествовать, то их можно было бы проявить, например, хотя бы на словах три дня назад, хотя бы в ответе на вопрос о том, как должен вести себя порядочный мужчина, на глазах которого омоновец избивает девушку.

Но ничего этого не было и нет.

2. А может, Путину просто стало жалко родителей Ходорковского?

Не может.

«Жалость к родителям» никоим образом не проявилась ни к умиравшей матери Михаила Косенко, ни к умиравшему отцу Владимира Линдта.
Если эти качества — хоть в какой-то форме — присутствовали бы у человека, который очень трепетно относится к родителям, то Ходорковского из Сегежи повезли бы не в Берлин, а в Кораллово. И не вынудили бы пожилых и больных родителей бросать все и лететь немедленно в Германию. В самом экстремальном случае «освобожденному» дали бы возможность сделать хотя бы один звонок родителям.

Но ничего этого не было и нет.

Никаких «милосердия», «великодушия», «гуманизма», «жалости к родителям» как не было, так  и нет.

3. Вместо появления «милосердия», «великодушия», «гуманизма», «жалости к родителям» у нас появилось другое явление — возникло некоторое число наблюдателей, «внезапно» обнаруживших у ХЖЛ чувства «милосердия», «великодушия», «гуманизма», «жалости к родителям»:

Акт гуманизма и милосердия.
Говорю честно и искренне: я благодарен президенту за этот гуманный шаг.
Он искренне хочет, чтобы Ходорковский встретился с матерью.

Каково объяснение этого удивительного природного феномена, судить не берусь, но единственный бенефициар столь дружного и столь согласованного обнаружения столь невероятных человеческих качеств там, где их еще вчера никто не мог разглядеть, и где их сегодня невозможно обнаружить, совершенно очевиден.

4. Очевиден также и непосредственный источник, где были обнаружены эти чувства:
Руководствуясь принципами гуманности, постановляю…
Вот так просто: на фроне всего, что произошло за последние 14 с лишним лет какая-то пара строчек, одно трогательное слово — и каков эффект!
«Верую, истинно верую»…
«Над вымыслом слезами обольюсь»…

5. Тем не менее — если «чувства зажигают«, то это значит, что это не только кому-то нужно, но и для чего-то нужно.
Для чего?
Трудно найти другое объяснение, кроме как для того, чтобы скрыть настоящую причину произошедшего.
Какую?

6. Ответ на просьбы ходатаев?
За десять лет их были тысячи.
И все — ВСЕ — были проигнорированы.

Почему же реакция возникла именно сейчас?

Я уже отмечал раньше: просьбы Меркель.
Это так.

Она действительно просила. Неоднократно. Но никаких последствий это никогда не имело.

Почему ее просьбы возымели воздействие именно сейчас?

7. Ранее я предположил: Обмен освобождения на приезд Меркель в Сочи.
Это важный фактор.
Но недостаточный.
Приезд випов, в т.ч. Меркель, в Сочи — крупное, но имиджевое явление.
Но: Ходорковский в качестве узника — это не имидж, это — власть.
Веса активов несопоставимы.

Не мог обменять.

8. Расширение списка Магнитского?
Угроза болезненная. Но не персональная.
Власть — персональна.
К тому же на каждый список Магнитского там напишутся новые списки «ДимЯковлевых» здесь.

Не мог обменять.

9. Ходорковский после помилования в Европе — это нестерпимая имиджевая боль.
Но гораздо важнее: это чудовищная политическая проблема.
Причем теперь — без каких-либо шансов на т.н. «запросы от российской прокуратуры», на попытки «включения в списки Интерпола».
Плюс сохранение шансов проигрыша судов по искам акционеров ЮКОСа без какого-либо участия Ходорковского.
О свой панике в отношении судов уже успел поведать Сечин.

Ходорковский в Берлине — это совершенно несопоставимо ни с Березовским в Лондоне, ни с Гусинским в Израиле.
Зачем надо было создавать такие проблемы? Там?
Разумное объяснение — чтобы их не было здесь.
Ходорковский в России — это угроза не имиджу. Это угроза власти.

10. Но почему нельзя было оставить все так, как было до этого?
Почему нельзя было оставить Ходорковского там, где он был последние десять лет?
Почему его нельзя было оставить там навсегда?
Так, как это и планировалось?
Почему осуществлявишийся в течение 10 лет план был внезапно и радикально изменен?
Зачем надо было создавать все эти чудовищные новые проблемы?
Которые не могут быть компенсированы ни Олимпиадой, ни списками Магнитского.
Зачем?

11. Важно не то, что Ходорковский теперь планирует делать.
И чего он непланирует делать.
Важно даже не то, что он сам о себе думает.
Важно то, как воспринимает его Хозяин железного ларца.
А воспринимает он его в качестве сакрального ключа к власти.
Неважно — прав он в этом или нет.
Неважно — фантазии это или реальность.
Но он так это видит.
Десять лет он хранил этот ключик в надежном железном ларце под замком.
А сейчас его там больше нет.

12. Для Хозяина железного ларца во всем мире нет таких активов, на которые можно обменять ключ к власти.
Нигде.
Ни в чем.
А он его отдал.
Почему?

Единственный ответ: потому что не мог не отдать.
Почему?

Потому что было сделано предложение, от которого было невозможно отказаться.

Похоже, потому, что был найден не актив, а пассив.
Такой пассив, какой по своей ценности оказался сопоставим с ключиком к власти.

13. Похоже, что немцы нашли этот пассив.
И смогли им воспользоваться.
Главное в словах А.Рара — не в тайном канале связи — такие каналы есть и у других.
Главное — в том пассиве, который был передан по этому каналу.
Чем бы ни был этот пассив, но ключ к власти уже выскользнул из железного ларца.

Ходорковский оказался на свободе.
Теперь не столь важно, что он сам думает по этому поводу.
Важнее то, что по этому поводу думает Хозяин железного ларца.
А думает он, похоже: «Это конец».
В крайнем случае: «Это начало конца»
И, судя по всему, в этом он прав.

Андрей Илларионов