Обломки его упавшего “МиГа-15” сорок с лишним лет хранились в Кремле
“Уже 43 года с того самого дня, как погиб Юрий Алексеевич Гагарин, я храню обломки его истребителя у себя на Старой площади. Мне 83 года — и я очень хочу дождаться, чтобы специалисты раскрыли одну из главных загадок ХХ века — его гибель. Сам я убежден, что с помощью современного спектрального анализа на этих кусках будут обнаружены следы взрывчатого вещества ракеты “С-200” класса “земля-воздух”.
Три куска темной пластмассы, один из которых обмотан проволокой, похожей на медную, на другом — аккуратно приклеен квадратик бумаги с надписью «27 марта 1968 года», а третий просто так себе кусок — без каких-либо опознавательных примет — лежат передо мной.
Части приборной доски того самого «МиГа».
По официальным данным, обработанные антикоррозионным составом и запаянные в герметичные емкости обломки упавшего гагаринского «МиГ-15» до сих пор тщательно и секретно хранятся в подмосковном 13-м государственном НИИ Министерства обороны и в полной неприкосновенности ждут своего часа, своих экспертиз.
Но вот они, эти самые обломки.
На подобном “МиГе” первый космонавт планеты отправился в свой последний полет. |
Засекреченная экспертиза
Есть вечные темы, писать на которые дело неблагодарное — слишком многое уже писано-переписано. Один из таких сюжетов — гибель первого космонавта Земли.
От вполне реальных версий случившегося: «Гагарину и Серегину не хватило 200 метров высоты, чтобы выйти из крутого пике».
До совершенно параноидальной гипотезы: «Гагарина унесли инопланетяне».
Новые технологии сменяются новейшими… Человечество готовит экспедицию на Марс, по одному только тонкому волосу можно раскрутить всю спираль ДНК…
Но результаты правительственного расследования знаменитой катастрофы, произошедшей 27 марта 1968 года над селом Новоселово, что неподалеку от Киржача, почему-то не обнародованы до сих пор.
И заключение экспертизы останков «МиГа-15» засекречено тоже.
…Наверное, человек сентиментальный, держа в руках эти кусочки старой пластмассы, почувствовал бы нечто вроде трепета — я же думаю только о том, что совсем не разбираюсь во внутренностях истребителей, и если бы не личность того, кто их принес, и не полная уверенность в том, что мой собеседник говорит правду (то есть по крайней мере преднамеренно не лжет), я бы, пожалуй, с легким сердцем отказалась от этой «сенсации».
«Гагаринские обломки» мне предоставил Александр Акимов.
— «При дворе» на Старой площади, тогда это называлось Хозяйственное управление Совета Министров СССР, я состою с того самого трагического 68-го года, — начинает он свой рассказ.
Характеристики с работы, подшивки газет об Акимове, в свое время абсолютном чемпионе СССР и первом чемпионе Европы по радиопеленгации — «охоте на лис», в отдельном конверте — фотографии, подписанные ему первыми лицами государства.
«В память о Жуковке-2. С уважением. В.Молотов». 1978 год.
«Лучшему Мастеру по ремонту и настройке телевизоров» — на обратной стороне размашисто-дарственная надпись легендарного летчика Анатолия Покрышкина.
— Моя личная автобиография напрямую никак с гагаринской историей не связана, — кивая на бумаги, сразу же поясняет Акимов. — Я показываю вам свои документы, чтобы вы просто знали, с кем имеете дело. Я не человек с улицы. В 68-м я был принят в ХозУ Кабмина СССР на должность старшего телевизионного мастера, обслуживал первые отечественные «Рубины», которыми пользовалась в те времена вся политическая элита. Моя мама в 30-е годы тоже трудилась в Кремле старшей сестрой-хозяйкой, а до 1951 года я сам служил в военной контрразведке СМЕРШ. Таких, как я — людей из ближнего круга обслуги, — всегда проверяли тщательнейшим образом: ведь мы работали с членами ЦК, правительства, «при дворе» — случайные и ненадежные на такие должности не попадали.
Завершив свое предисловие, Александр Егорович наконец начинает рассказывать о том, как попали к нему, «простому» телевизионному мастеру, «гагаринские» обломки.
Александр Акимов: “Я не мог рисковать своей работой. Но и выбросить эти исторические обломки не мог”. |
«Обломки сыпались людям на головы»
— Ничего удивительного на самом деле нет: малая родина моя, откуда родня родом, как раз в районе того самого Новоселова, где упал «МиГ-15», — там церквушка до сих пор цела, где меня крестили. Неподалеку от нее Гагарин и разбился…
В тот день, 27 марта, мой брат Михаил вместе с одним старичком-фронтовиком ходили за хлебушком, в пекарню, что была в Новоселове. Когда возвращались обратно, оба услыхали, как над их головами что-то хлопнуло, потом раздался взрыв, подняли глаза — на них обломки летят. Они еще подумали, что война началась — потому что самолет сбили. Тогда ведь все еще помнили, как оно бывает… Они услышали два хлопка, то есть, по всей видимости, взорвались две ракеты класса «земля-воздух». Одна, как я предполагаю, взорвалась под левым крылом «МиГа», вторая самоликвидировалась в воздухе. Конечно, они сначала не понимали, что это был за самолет, но что в него попала ракета — у них сомнений не возникло.
— А вы где находились в это время?
— Я был в Москве. Когда по радио передали, где именно Гагарин разбился, сел в свой мотоцикл «Урал» и помчался к родным. Там уже оцепление. Командовал всем Герой Советского Союза Николай Каманин. Я подошел к одному из офицеров, объяснил, где работаю и что лично был знаком с Юрием Алексеевичем, и мне разрешили пройти за ограждение.
— Так вы были знакомы с Гагариным?
— Гагарина я действительно немного знал. В 60-м году я стал чемпионом Европы по «охоте на лис», меня выбрали членом Центрального комитета ДОСААФ, у нас проходили конференции, и как-то на них присутствовал Юрий Алексеевич. Вот и все наше знакомство. Но такие подробности я, конечно, офицеру не рассказал…
…Я увидел, что правое крыло истребителя срезало березки, что его хвост ушел глубоко в торфяную яму — у нас места болотистые, торфяные. Яма была полностью заполнена водой. Метров в пятнадцати от нее, не долетев, валялось правое крыло самолета и колесико от шасси.
Левого крыла нигде не было. Ни запаха нефти, ничего. Я постоял немного, помолчал, вернулся обратно — разумеется, ничего с того места я взять не мог, за мной наблюдали.
Солдаты обходили дома, расспрашивали местных: кто и что видел, кто унес домой обломки — они же, считай, деревенским прямо на головы посыпались. Разумеется, люди все честно рассказывали. Кто же знал, чем оно обернется? Буквально через несколько дней все «вещдоки» были у народа изъяты, запакованы в железные баки и увезены.
А мой шурин, брат моей жены Слава Горчаков поднял свой обломок «МиГа» около поповской сторожки, что неподалеку от деревни, — и его в это время никто не видел. Слава был неболтливый. Схватил обломок — и бежать. Дома сразу отдал его мне — от греха подальше, а я уже отвез в Москву…
— Зачем? Как настоящему советскому человеку вам не хотелось «приобщить» его к официальному расследованию?
— Я служил в СМЕРШе, Катя. Я понимал: меньше говоришь — целее будешь. Особенно с моей работой. Я чувствовал, что история мутная, и связывать свое имя или своих родных с ней не стоит: неспроста солдатики ходили по полям с металлоискателями — они искали остатки взорвавшейся ракеты. Скорее всего, они и не понимали, что ищут, — но я-то прошел войну. Мне не были нужны проблемы. Но и выбросить такую историческую вещь я не мог. Обломки я спрятал на Старой площади, в Совете Министров СССР, в рабочем столе — наверное, это было самое безопасное место во всем Советском Союзе.
— И на этом забыли?
— Нет. В тот же год летом, в июне, я взял отпуск и снова поехал в наши края. Я не знал, что хотел найти. Расспрашивать жителей о случившемся было, разумеется, опасно. Хотя разговоры ходили разные долго, врать не стану: трагедия была для людей, что у нас разбился Гагарин! А неподалеку от церкви, над которой и сбили «МиГ» — я вам о ней уже рассказывал, — работал маленький магазинчик. В нем, единственном, продавалась местная бормотуха — портвейн, настоянный на травах. Все наши мужики здесь отоваривались. Как-то я увидел около входа ПВОшников — старший офицер и помладше: майор и младший лейтенант. Они ехали в местечко Дубки, где стояла их часть, — от аэродрома Киржач Дубки находились в 12 километрах. Офицеры уже «хорошие» были. Спорили о чем-то — я навострил уши: речь шла о некой «ракете, которая попала». «Первая попала или вторая?» — было видно, что эти люди страшно переживают из-за чего-то, что они в чем-то каются, мучаются, что этот разговор длится не один день и что по-трезвому он не ведется.
С пьяных какой спрос — я подошел и поинтересовался: не о Гагарине ли они говорят, не в его ли «МиГ» попала их ракета? И какая попала — первая или вторая? Они оба были очень пьяные. Они мне признались, что первая…
Но они не были виноваты. ПВОшники — какая им разница, куда ракеты пускать? Им была дана команда. Вдруг это самолет-разведчик летит, как Паулюс в 60-м? А на истребителе Гагарина, как я понял, в тот день почему-то отсутствовал прибор «свой-чужой», и идентифицировать его не сумели.
— Вы не спросили имена этих людей или их должности?
— О чем вы говорите, Катя! Проявлять интерес к теме я не мог… Одно дело — по пьяной лавочке сболтнуть лишнее и совсем другое… Да, эти люди, вполне вероятно, что-то подозревали — не дураки же они были, сложили два плюс два… Через несколько недель я узнал, что их часть в Дубках расформировали — остались одни столбы за колючей проволокой. И где сейчас тот майор и лейтенант, живы ли они — я не уверен. К слову сказать, в наших краях многие меж собой судачили, что произошло, что не по глупости ас Серегин разбился, не из-за плохих погодных условий, или метеозонда, или еще чего, но — «меньше знаешь, целее будешь»… Со временем старики поумирали, а молодые забыли.
«Я кусочек-то с кровью отломил и подарил»
Они лежат передо мной — три последних кусочка «МиГа» Гагарина.
— Хочешь взять их себе? Ты журналистка, тебе легче будет добиться проведения экспертизы.
Я отказываюсь: боюсь потерять, да и вообще… Акимов вздыхает.
Говорят, должно пройти полвека, прежде чем самые тайные события истории станут явными.
После гагаринской гибели миновало уже 43 года.
Через пять месяцев после авиакатастрофы — 18 августа 1968 года — госкомиссия сформулировала заключение о расследовании ее причин, но обнародованы эти сенсационные материалы так никогда и не были.
Кто-то считает, что произошло это из-за событий в Чехословакии — не до Гагарина стало. Но возможно, что Политбюро утаило правду о расследовании совсем по иным причинам.
Обломки же «МиГа-15» и сегодня тихо и бесполезно вроде бы лежат себе в спецхране НИИ Минобороны.
«Говорю тебе как контрразведчик: по моим сведениям, никаких реальных обломков самолета в НИИ Минобороны давно уже нет — из моей деревни они были вывезены на завод „Серп и Молот“ и там вскорости уничтожены — все концы в воду, никто и никогда их больше не увидит. Если бы они были там, данные экспертизы бы давно рассекретили, а не множили слухи и версии», — уверен Александр Акимов.
Акимов не выдает источники своей информации: «Зачем тебе — это все домыслы. Вот кусочки приборной доски „МиГа“ — это да, это материальные доказательства. Если проведут анализ, сразу станет понятно, что за тип самолета перед нами, из какого района земля, оставшаяся на нем, и что за взрывчатое вещество, если оно все-таки было, стало причиной его гибели…»
— На одном из моих обломков сохранилась чья-то кровь, — продолжает Александр Егорович. — Смотреть на нее было неприятно — честно говоря, я тот кусок отломил и подарил одному своему дальнему родственнику. Я только особо доверенным людям говорил о том, что за реликвию храню у себя. Можно пересчитать по пальцам. И ни один меня не выдал.
«Я занимался этой темой много лет, и, не привлекая к себе интереса, мне все-таки удалось пообщаться с людьми, которые были близки к Гагарину и Серегину в те последние часы, и я считаю, что эта версия — что „МиГ-15“ был подбит нашей же ракетой — наиболее правдоподобная, и именно поэтому от нас до сих пор скрывают, что тогда случилось, была ли эта гибель случайностью, роковым стечением обстоятельств, преднамеренным убийством…»
«…или, к примеру, обычным российским разгильдяйством», — думаю я.
Александр Акимов — заслуженный и старейший кремлевский телемастер.
По странной иронии судьбы, именно ему много лет подряд доверяли отвозить в Звездный подарки от Кабмина — новенькие телевизоры — вернувшимся на землю новым покорителям космоса.
Он молчал.
Молчал, когда его постоянный радиопозывной UA 3 AG услышал на орбите космонавт Сергей Крикалев, ответил на него, и радиолюбители познакомились.
Молчал, когда — вот уж совсем невероятное совпадение! — выгуливал в своем дворе кота Тимофея, а рядом держала за поводок шотландскую овчарку Ферри вдова Юрия Гагарина.
Я недоуменно переспрашиваю: как так?
— Да вот так, — кивает головой Александр Егорович. — Мы ведь с Гагариными были прописаны в одном и том же доме. Дочка моя Лена играла в одной песочнице с Галей Гагариной. А Валентина Ивановна — ее давно уже, кстати, не видно, она больше в Звездном живет, — все восхищалась нашим котом Тимофеем. О животных мы с ней и говорили. А о чем еще? А зачем?..
— И неужели никогда никому не хотелось рассказать, что вы храните?
— А зачем? — упрямо повторяет Акимов. — Я прекрасно понимал, что не могу рисковать ни службой, ни семьей. Но и выбросить эти обломки не имел права. Муж дочери, мой зять, генерал, как только я заводил разговор на эту тему, мне всегда правильно отвечал: «Дед, оно тебе надо?..» Он, кстати, и сейчас не знает, что я все же решился… Пару раз, уже в наше время, я брался писать письмо президенту, хотел передать обломки для экспертизы — и откладывал…
Так они и пролежали на Старой площади сорок с лишним лет — пережили генсека Брежнева, страну, шурина моего Славку Горчакова, который их отыскал… Но сейчас я сам уже в преклонных годах — и все-таки должен отдать их в официальные инстанции, потому что понимаю, что в моем столе, возможно, хранится разгадка гибели Гагарина.
mk.ru
31.07.11.