Террорист, которого назначили по разнарядке

В феврале 1982 года в Москве, в обычной чеченской семье родился первенец – Руслан Мусаев, потом родилась девочка. Семейную пару от многих своих соотечественников отличало то, что они, вопреки общепринятому мнению о кавказцах, не занимались ни бизнесом, ни торговлей. Еще молодыми людьми родители Руслана приехали в Москву и поступили в институты. Мать закончила Московский Инженерно-строительный институт, отец учился в ветеринарной академии имени Скрябина.

В Чечню мальчика вывозили только на каникулы, чтобы приобщить его к языку, культуре и привить ему лучшие черты кавказского воспитания. Начало чеченской кампании положило конец поездкам на историческую родину, зато в Москву хлынул поток беженцев. Молодежь, большая часть которой, была проникнута идеей свободы и независимости Чечни, собиралась на пятничных молитвах в московских мечетях. В один из таких дней Руслан, который тогда уже увлекся изучением арабского языка, познакомился с Лорсом Хамиевым. Лорс был на два года младше Руслана. Дальше мимолетных общений после молитвы отношения далеко не заходили, пока Лорс не женился на родственнице Руслана.

Беда грянула совсем неожиданно: 8 мая 2007 года все СМИ России стали наперебой передавать информацию, что в Москве предотвращен крупный теракт. На Профсоюзной улице Москвы была обнаружена машина, начиненная взрывчаткой, которую планировалось взорвать в дни праздничного парада. С санкции Лефортовского суда была проведена серия арестов. На экранах телевизоров мелькали кадры обысков в чеченских семьях, лица молодых людей, которых обвиняли в попытке совершения теракта – это Лорс Хамиев, Умар Батукаев и Руслан Мусаев.

В ходе следствия их обвинили и в попытке покушения на президента Чеченской республики Рамзана Кадырова. Следствие длилось два года, а в марте 2009 года Мосгорсуд вынес приговор: Лорса Хамиева приговорили к 8 годам лишения свободы, Умар Батукаев получил 5 лет заключения, Руслан Мусаев — выпускник Московского Банковского института — был освобожден в зале суда и полностью оправдан. Суд признал за ним право на реабилитацию и на получение компенсации за неоправданный арест и содержание в тюрьме. Два года заключения в Лефортово были оценены в 139 тысяч рублей!

Попытки Мусаева привлечь к ответственности виновных в его аресте не увенчались успехом. Город, в котором он родился, в котором вырос, где он сам стал отцом, стал для него западней. Однажды побывавший в застенках, он не мог надеяться на то, что не окажется там снова. Выход был один – исчезнуть!

Руслан Мусаев стал одним из тех, кто вынужден искать защиту и политическое убежище в Европе. Вместе с ним жена и два его сына. Разменяв благоустроенную московскую квартиру на 12 квадратных метров социального жилья и пособие по безработице, потеряв все, что у него было на родине, он приехал, чтобы бороться и продолжать жить.

Руслан Мусаев: Я – 1982 года рождения, закончил московскую школу и институт в Москве, с 2001 по 2002 годы ходил на уроки арабского языка, изучал Коран.

RFI: Руслан, что вас связывало с Лорсом Хамиевым, который, по его же признанию, действительно, оказался членом «незаконных вооруженных формирований «Чечни?

Руслан Мусаев: Я познакомился с Лорсом в мечети на Поклонной горе, потом мы стали видеться в мечетях Москвы или на Поклонной, или на «Третьяковке». Общались на религиозные темы.

RFI: В своих разговорах вы касались политики? Насколько интересно было то, что происходит в Чечне?

Руслан Мусаев: Одна из причин, по которой мы общались с ребятами – это наша единая позиция по вопросу российской политике в Чечне.

RFI: В чем выражается ваша позиция?

Руслан Мусаев: Мы признаем, что есть агрессия — Чеченская республика оккупирована людьми, которые хотят навязать свои законы, понятия и обычаи.

RFI: Вы воспитались в русской среде и питались русской культурой и что, вы в Москве испытывали на себе тот самый гнет, ту оккупацию?

Руслан Мусаев: Нет, нет…

RFI: Тогда, почему вы говорите об агрессии?

Руслан Мусаев: Это было сострадание, сострадание своему народу.

Мать Руслана, в прошлом — руководитель аудиторской фирмы, занималась проверкой крупных российских банков. В 2006 году около российского консульства на нее было совершенно покушение. Арест сына она связывает с вымогательством денег за свободу сына.

RFI: Как вы считаете, почему Руслан попал в разработку?

Роза Мусаева: Деньги нужны были…

RFI: Деньги нужны были кому? Оперативники, которые занимались делом вашего сына, пытались у вас требовать деньги?

Роза Мусаева: Да. Даже стоимость была поставлена – 200 000 $ за свободу сына. Это все делалось через дежурного адвоката – была такая адвокат Микаилова – она пригласила нас с отцом Руслана к себе домой и назвала цену за свободу сына. Я делала вид, что согласна, но знала, что никогда копейки никому не дам, поскольку мой сын никогда ни к чему не был причастен. Он настолько воспитанный, образованный, умный ребенок. Это все было настолько организованное и сфабрикованное дело — белыми нитками шитое.

RFI: Руслан, как произошел ваш арест?

Руслан Мусаев: Сначала задержали Лорса в Грозном 5 мая и нам стало известно о его задержании. У меня было подозрение, что за мной следят.

RFI: На чем было основано ваше подозрение?

Руслан Мусаев: Этому предшествовал звонок 8 мая от жены Лорса – она является сестрой моей жены. Утром 8 мая она позвонила из Грозного и тревожно сообщила о задержании. Я переспросил: — при чем тут я?- (эти все разговоры записывались, уже тогда все прослушивалось и в обвинительном заключении была стенограмма). Поняв, что я не понимаю, чего она хочет от меня, взяла трубку ее мать и начала мне объяснять, что я должен выкинуть сим-карту, «почистить» компьютер и уехать из Москвы.

RFI: У вас были какие-то основания ломать жесткий диск компьютера, скрываться?

Руслан Мусаев: Скажу зачем. Да, я вытащил жесткий диск из компьютера, я его выкинул, поскольку на нем были записи Тимура Муцараева (чеченский бард, участник движения Сопротивления в чеченской войне. Тематика его песен, которые пользовались невероятной популярностью, посвящена русско-чеченской войне и исламской религии. Российское военное командование, обеспокоенное популярностью записей Муцураева среди российских солдат, официально наложило запрет на его песни. Позже Муцараев примкнул в соратникам Рамзана Кадырова – ред.). Я знаю, что в памяти компьютера остается информация о том, какие сайты ты посещал. Обвинение изначально строилось на том, что я уничтожил доказательства вины Хамиева, «изобличающие его в особо тяжких преступлениях».

RFI: В чем заключались особо тяжкие преступления Лорса Хамиева?

Руслан Мусаев: Лорс начал пропадать – он уезжал в Чечню и участвовал в «НВФ». Я старался не вникать в эти подробности – где ты был, что ты делал? Это вызвало бы и подозрение, и не нужное любопытство… на тот момент я был разумным молодым человеком. Осознающим, что невозможно так просто говорить об этом, обсуждать это и что это чревато, как минимум – лишением свободы. Я был активным пользователем интернета, а там много чего сказано. Они ( ФСБ – ред.) думали, что на моем диске хранилась информация о преступной деятельности Хамиева, о том, что он участвовал в нападении на Назрань ( 22 июня 2004 года – ред.).

RFI: Поэтому вам предъявлено еще обвинение в «укрывательстве боевиков»?

Руслан Мусаев: Да, именно поэтому мне была предъявлена эта статья. В какой-то момент меня вывели из изолятора временного заключения, велели полностью раздеться: вытащили из кофты шнурки, шнурки из кроссовок, ремень заставили снять, острые предметы. Потом приехали за мной фсбшники – это были либо «альфовцы», либо «вымпеловцы» — какая-то из этих структур. Они были полностью в черном камуфляже, с разгрузками, в разгрузках – гранаты, рожки от автоматов. Приехали за мной, надели наручники, заставили подписать бумажку, что менты мне все вернули, а задержали меня потому, что «я хулиганил, бранился нецензурно и плохо себя вел».

RFI: Перевозили вас в Лефортово без насилия?

Руслан Мусаев: Перевозили меня в Лефортово в Тойота Ланд Крузер 100. Заломали руки, голову опустили вниз ( между сиденьями — ред.). Мы сидели на заднем сиденье – справа и слева от меня сотрудники. Ехали без насилия — я не сопротивлялся и чего мне сопротивляться? Я полагал, что выяснят, что нет причин меня задерживать и максимум — сделают из меня свидетеля и отпустят. В юридических тонкостях я на тот момент не разбирался – были опасения, но были и надежды. Привезли в Лефортово, завели в кабинет, приковали наручниками к ножке стола. Зашел потом какой мужчина в пиджаке и мне говорят: — Встань! Не видишь- генерал заходит! Отвечаю, что не могу встать — прикован наручниками.

RFI: К вам применялись насильственные меры дознания? Если да, то кто в этом принимал участие?

Руслан Мусаев: Да. Приходят конвоиры, отдают меня следователю. Следователь за меня расписывается и дальше со мной не работал следователь. Ко мне не приходил адвокат. Меня выводили в другой кабинет, где уже сидели «опера» фсбэшные. Они сначала пытались меня размягчить, не издевались, не истязали. Бить — били, морально запугивали – все это было. Иначе как же? Это же спецслужбы, иначе они работать и не умеют. Был там один оперативник Андрей – он  хотел, чтобы я ему что-то рассказал. Отвечаю, что я ничего не знаю, ничего не видел, тогда он разозлился, взбесился и начал меня бить по голове, головой об стол. Их было трое и все такие крепкие… Но пыток, типа электричеством – не было. По сравнению с тем, что делают в Ингушетии, что делают в Чечне, что делают на всем Северном Кавказе – я отделался легким испугом.

Руслан Мусаев: Они прекрасно знали, что я ни при чем и, скорее всего, поэтому не прилагали особых усилий, чтобы избивать меня, добывать какую-то информацию. Следователь Савицкий, в частности, любил повторять: — У нас акция проходит «Приведи друга и получи свободу!». То есть, кого-нибудь оговори и все будет нормально! Зная, что испытали некоторые ребята и через что им пришлось пройти, я признаю, что на самом деле – мне повезло. Это была Москва. Второе — дело сразу стало резонансным, и вот так, бесследно, чтобы я исчез!..

RFI: Руслану Мусаеву, действительно, просто повезло. Буквально неделю назад на ЦТ России был запрещен сюжет о расследовании уголовного дела по похищению Ислама Умарпашаева. Силовики пытали его в Чечне.

Руководителю «Комитета против пыток» Игорю Каляпину удалось спасти жизнь Умарпашаеву и вывезти его из Чечни. В соседней Ингушетии начальник ГУВД города Карабулак Назир Гулиев и его заместитель Нальгиев Илез подвергли 20-летнего Зелимхана Чатигова нечеловеческим пыткам. В течении пяти суток в стенах отделах милиции они истязали парня: пытали током, выворачивали тело дугой, били со звериной жестокостью, требуя при этом только одного — оговорить себя и взять на себя любое преступление. Председатель Комитета гражданского содействия Светлана Ганнушкина помогла ему покинуть… нет, не покинуть, а бежать, не оглядываясь, из России. Там, где он сейчас, пытать его не будут.

А в Ингушетии после огласки этого варварства идет суд над полицейскими начальниками. Глава Ингушетии Юнус-Бек Евкуров взял дело под личный контроль, но при этом заявил, что полицейских понять можно. Оправдать нельзя, но понять можно. К слову сказать, бывший глава отдела милиции Карабулака Назир Гулиев – шурин родного брата главы республики. Стоит только ждать результатов суда.

Руслан Мусаев: Все было понятно присяжным – что я и Умар Батукаев не были абсолютно причастны к этому делу. И их (присяжных – ред.) решение (срок в пять лет Умару Батукаеву — ред.) было таково только потому, что если бы нас отпустили безо всяких обвинений и никаких статей бы нам не оставили, то разогнали бы всю группу присяжных и признали бы нас виновными во всем.

RFI: После своего освобождения вы решили сразу уехать из России?

Руслан Мусаев: Я хотел сразу уехать, но у меня не получилось. Меня «замазали» бы в какое- нибудь происшествие, и я был бы в списках подозреваемых у этих людей. Еще одну вещь скажу: когда я приезжал в Лефортово к следователю Савицкому, чтобы он отдал мне мой диплом, по которому было признано, что он законно был получен мной, Савицкий так меня и не принял. Потом я позвонил ему и говорю: — Михаил Алексеевич, у вас мой диплом… А он говорит: — У меня незавершенное дело. Я тебя не посадил.

Он вызвал меня на войну, и я сражался в этом правовом поле как мог!

Роза Мальсагова