Изменилась ли моя точка зрения? Нет. Я по-прежнему полагаю, что Путин уйдет в 2013 году. Моя уверенность опирается на методологическую базу предложенной мною теории эволюции авторитарных режимов. Подробнее ознакомиться с ней можно здесь, здесь и здесь.

Любой, даже самый жестокий, авторитарный режим не может опираться исключительно на насилие. Недаром и сталинская, и гитлеровская диктатура придавали такое огромное значение своему идеологическому, вернее мифологическому обеспечению, на ниве которого расцветали гениальные Сергей Эйзенштейн и Лени Рифеншталь.

Генетической матрицей каждого авторитарного режима является некий системообразующий миф, обольщающий на какое-то время значительную часть общества. Жизненный цикл режима — это продолжительность жизни этого мифа, который реализует себя в период бури и натиска, достигает своего акме и, наконец, угасает, унося с собой порожденный им режим.

Первым признаком смерти мифа и близкой смерти режима является тошнота (la nauseе) элит, потерявших драйв и видение будущего. И умирают подобные режимы, как правило, не от социального взрыва, а от какой-то странной внутренней болезни — от непреодолимого экзистенциального отвращния к самим себе, от собственной исчерпанности и сартровской тошноты бытия.

Советский коммунистический режим, порожденный мифом о Царстве справедливости и свободы, достиг своей трагической вершины в победе СССР во Второй мировой войне и угас в конце 80-х , когда в коммунистический миф уже не верил ни один член Политбюро.

Свой маленький миф о молодом энергичном офицере спецслужб, посылающем русские полки вглубь Кавказа, несущем ужас и смерть взрывающим нас в собственных домах террористам и всем врагам встающей с колен России, создали и циничные кремлевские жулики-политтехнологи кровавой осенью 1999 года. Истосковавшаяся по властному повелителю женская душа России потянулась тогда от солидного, но пресноватого Евгения Максимовича к молодому герою-любовнику. Вся политическая конструкция России повисла c тех пор на тоненькой ниточке путинского мифа.

Сознательно задуманный как симулякр большего идеологического стиля, путинизм пробежал в своей коротенькой биографии все классические стадии советской истории, став пошлой пародией на каждую из них.

В 2008-м он перевалил через свое убогенькое акме (победоносная война с Грузией), и нарастающая еще с тех пор тошнота элит свидетельствует о смерти путинского мифа. Симулякры обрушиваются гораздо быстрее в силу отсутствия у них какой-либо органики.

У режима уже нет и никогда больше не будет эмоционально мотивированных сторонников. Еще в марте прошлого года работая с фокус-группами граждан, голосовавших за Путина, директор правительственного Центра стратегических разработок М. Дмитриев к своему удивлению обнаружил, что они в целом весьма критически относятся к пожизненному президенту.

Шокированный результатами собственного социологического исследования, он сказал, что их поддержка — это дерево, готовое мгновенно превратится в труху. Когда он спрашивал своих респондентов: «А почему же вы все-таки за него голосовали?», то самый популярный ответ был: «Да, мы все понимаем, но не приведет ли уход Путина к хаосу, распаду государства?»

Не симпатии к власти (с ней уже давно всем все ясно), а страх перед неизвестностью, перед прыжком в бездну хаоса и безвластия удерживает от перехода на сторону оппозиции миллионы ее потенциальных сторонников по всей стране. Не ОМОНы и не зомбоящики защищают сегодня обанкротившуюся и опостылевшую всем клептократию. Ее последняя и самая эффективная в сознании людей линия обороны — вопрос: «А что потом? А не соскользнет ли Россия в стихию распада, как это происходило уже в 17-м и 91-м?» (На этот законный вопрос оппозиция обязана дать ответ, предложив обществу убедительную дорожную карту переходного периода от дня Х — уход «президента» — до выборов легитимных органов власти.)

Последняя стадия эволюции любого авторитарного режима после краха его системообразующего мифа — это фактически жизнь после смерти. И никакими ритуальными целованиями в животики мальчиков, осетров и спящих тигриц, швыряниями ручек в дерипасок и задушевными беседами с катями и сережами, время вспять не повернуть. Системообразующий миф мертв.

Пытаться сцементировать общество и заморозить Россию еще на полтора десятилетия языческим поклонением национальному зомби — это уж будет слишком даже для нашего доброго, доверчивого и привыкшего ко всяческим чудачествам начальства народа.

Второе пришествие Путина на съезде «Единой России» композиционно выглядело, как ремейк знаменитого полотна Александра Иванова.

Навстречу застывшим в тоскливом ожидании на полусогнутых нотаблям по выжженной пустыне российского политического пространства устало бредет, неприятно подергивая желвачками, миф-зомби с мифом-выкидышем на руках. Головка национального выкидыша повязана ленточкой с надписью мелкими буковками: «Свобода лучше, чем несвобода».

Прерывается финальная зомби-стадия авторитарного режима, как правило, комбинацией двух взаимоиндуцирующих факторов: активного протеста значимого меньшинства и раскола «элит». В случае путинского режима его жизнь после смерти продолжается уже значительно дольше среднестатистической в силу испытывамого российской «элитой» парализующего ее волю острого когнитивного диссонанса. У нас ведь всегда свой особый путь.

Отвращение к диктатору и осознание гибельности для страны и для них самих продолжения его правления уживается у наших элитариев с липким страхом. Нет, их останавливает не страх перед невысоким суровым человеком в костюме от Brioni. Они прекрасно понимают, что без их активного коллаборационизма, без их медийных, организационных, профессиональных ресурсов он не смог бы продолжать манипулировать страной. Их массовый демонстративный протестный исход из власти означал бы падение путинского режима.

Их останавливает антропологический ужас перспективы остаться один на один с угрюмым, бесконечно им чуждым, диким в их представлении народом. Один на один, без гениально зачатого в телевизионной пробирке медиапродукта «Владимир Путин, сын народа».

Постпетровский раскол на два цивилизационно чуждых друг другу этноса — барина и мужика — оказался настолько фундаментальным для русского социума, что порожденная им Октябрьская революция, уничтожившая сначала барина, а через десять лет и мужика, вновь воспроизвела его на профанированной генетической основе — номенклатурного люмпен-барина и деклассированного люмпен-мужика. Верхушечная приватизационная революция начала 90-х не размыла, а напротив, резко усугубила этот антропологический раскол.

Олигархический люмпен-барин, лихо поураганивший в 90-е, столкнулся к концу века с проблемой дальнейшей легитимизации свалившейся на него огромной властесобственности. Легенда о демократической революции и возвращении в лоно европейской цивилизации к тому времени уже окончательно исчерпала себя. Нужна была свежая дебютная идея.

Образованцы из барской обслуги нашли блестящий ход. Злые чечены как-то очень уж вовремя взорвали несколько мужицких домов, и оглушенному мужику был предъявлен в качестве Спасателя и где-то даже Спасителя вынутый из барского рукава субъект с идеальной семантической и поведенческой ДНК «настоящей питерской шпаны». «Наш», — удовлетворенно выдохнул телезритель, на ура заглотивший последний русский миф, бессмысленный и беспощадный.

Пу — сын народа. Сын вохра гораздо ближе массам, чем сын профессора. Он легче продается как телевизионный продукт. Тем более что в Пу, в отличие от Ме или Ку, или Про, например, есть подлинная органика, апеллирующая к чисто конкретным пластам социума.

Великолепно слепленный из того, что было, бренд народного заступника позволил люмпен-олигархам еще десять лет триумфально подниматься по ступенькам списков Forbes и отчетов западных спецслужб, контролирующих передвижение преступно нажитых капиталов. Официально это называлось: «Встаем с колен!», «Преодолеваем наследие проклятых 90-х!», «Становимся Великой Энергетической Державой!», «Наносим сокрушительные удары по американской дипломатии!»

Конечно, наш приблатненный герой не мог оставаться евнухом в этом храме наслаждений, и буржуазная роскошь неудержимо засасывала оборзевшего галерного раба.

Но неслучайно сислибовские баре почтительно стоят перед этим мужиком на полусогнутых, а он откровенно куражится над их «либеральными» бороденками. Хотя он всего лишь их фиговый листочек. Но этот листочек — последняя пуповинка, связывающая в виртуальном пространстве российский политический класс со своим народом. Дезавуировать его и выкинуть на помойку означало бы окончательно обнажить всю срамоту последнего двадцатилетия. А дальше уже по обстоятельствам — либо на эшафот, либо на воровской пароход.

В марте 2013 года идеологический штаб нашей вяло фрондирующей «элиты» — КГИ — выпустил очередной доклад «Власть — Элиты — Общество: Контуры нового общественного договора», в котором с удивительной откровенностью подтвердил все вышеизложенные резоны и мотивы элитного конформизма:

«У элит могут быть серьезные претензии и недовольства, однако их преодолевает страх перед всеми, кто не «вписан в пирамиду» — от периферийных элитных групп до массовых слоев общества, испытывающих обездоленность… Путин рассматривается элитами как политическое прикрытие, без которого нынешнему режиму просто не на чем больше держаться».

«Лояльность элит гарантирована тем, что при этой власти для большинства элитных дивизионов многое, конечно, плохо, но не все и не совсем, а кое-что — так просто хорошо… Даже критически настроенная часть элиты, прежде всего либеральная, остается лояльной власти именно в надежде на то, что преемник, выбранный президентом, будет выходцем из их либеральной группы».

Итоги презентации простодушно и гениально подвел многолетний consigliere кремлевской мафии: «Мы даже не стайеры. Мы с вами — марафонцы. А дистанция только началась».

Хотя многие уважаемые эксперты, включая, например, члена того же КГИ Михаила Дмитриева, напротив, считают, что дистанция уже практически закончилась:

«Национальная смерть русского народа — это тот курс, по которому ведет страну нынешняя российская власть, сценарий национального вымирания, характеризующегося усилением синдрома выученной беспомощности, утратой трудовых навыков, алкоголизацией, падением рождаемости и массовым ввозом трудовых мигрантов, доля которых быстро возрастет до критического уровня…»

Последовавшие за докладом марофонцев о новом общественном договоре рассуждения многих видных персон о 18-м или даже 24-м годе, казалось бы, поставили тогда жирный крест на моем новогоднем прогнозе. С тех пор прошло всего несколько месяцев. Совсем небольшой срок. Но кудринское словечко «марафонцы» стало уже неприличным даже в среде сислибов.

Стремительно нарастающая неадекватность клептовурдалака, демонстративно освободившего себя не только от брачных, но и от всех и всяческих конвенциональных уз, серьезно напрягает премудрых пескарей, готовых было плыть с ним по течению до 18-го или 24-го года, чтобы в конце этого марафонского заплыва спросить у него: «А знаешь ли ты, Путин, что такое справедливость?»

Похоже, что неотвратимая тошнота умирающих режимов захватила у нас уже и первое лицо. Только у него, как характера глубоко национального, это не сартровская тошнота, а скорее шукшинская.

Его раскованность/разнузданность последнего времени напоминает психическое состояние вора в законе Егора Проскудина, шукшинского героя «Калины красной», душа которого жаждет Праздника, на который народ для разврата собрался бы (Сочинская Олимпиада?),  а деньги эти вонючие, которые он вполне презирает (130 млрд долларов по свежим оценочным суждениям?) жгут ему ляжку.

В таком состоянии, да еще усугубляемом, возможно, физическим нездоровьем, от него действительно можно ждать черт-те что. Может, как тот же шукшинский герой, броситься в падучую: «Да вяжите же вы меня, люди добрые! Мочи моей больше нету! Сколько же вы будете меня терпеть?!»

А может выросший в коммуналке и воспитанный в питерской подворотне сын народа, сорвав с себя перед камерами все Hugo Boss’ы и Pateсk Phillip’ы, перевернуть политическую доску, оборотившись к обездоленным массам как пассионарный борец с коррупцией, бросив им на колья для разогрева трех-четырех миллиардеров, хранящих на Западе свои сокровища.

Больше и не понадобится. Остальные, как и обещал Дерипаска, сами все принесут и «сдадут все по первому слову Владимира Владимировича».

И не надо нам будет оглядываться на прогнивший Запад с его лицемерными двойными стандартами. У семейки Кимов и бомбы-то никакой нет. Так, одно помойное ведро с ядерными отходами. А весь «цивилизованный мир» пляшет перед ними вприсядку и караваны с продовольствием посылает.

А у вожака нашей выросшей в неволе самобытной стаи кнопка от крупнейшего в мире ядерного арсенала. Ему только и остается правильно себя позиционировать: не бедным родственником-приживалой в большой восьмерке, вечно догоняющим Португалию, а отвязным сумасшедшим, который может в случае чего не сопли жевать, а ядерной бритвой по глазам ненавистных пиндосов полоснуть.

Такая отчаянная попытка ребрендинга личного мифа, третичный симулякр симулякра схлопнется очень быстро, но покуролесить он успеет. Так или иначе, но риски пролонгации его во власти впервые становятся для трусоватой «элиты» сопоставимыми с рисками его ухода.

Это чувство звучало подспудно почти в каждом выступлении на недавней конференции «Российские альтернативы», где широко была представлена золотая когорта условных гуриевых, годами заседающих во всех президентских и правительственных советах, пишущих программы модернизации 2020–2030, по-взрослому шакалящих в советах директоров крупных корпораций.

Все они готовы в день Х немедленно выскочить на балкон с возгласом: » Как вольно дышится в освобожденном Арканаре!» Между тем без этих нескольких десятков людей, обслуживающих режим, он не мог бы существовать. Их единодушное нет милосердно прекратило бы затянувщуюся агонию зомби-мертвеца. Но даже оказавшись в Париже, они пока продолжают на всякий случай говорить, что у них нет никаких претензий ни к Путину, ни к Медведеву.

Что еще они намерены так высидеть? Какого такого «благоприятного момента» они еще выжидают?

Выбор ведь очень прост. И это не патетика, а медицинский факт: АмПутинация или гангрена. Родина или ее смерть.

Других элитариев у нас пока нет. Но законы Истории никто не отменял. И у национального организма обязательно должны найтись какие-то ресурсы самосохранения. Исключительная трусость и корыстолюбие российских «элитных» нуворишей способны продлить срок путинского зомби-режима. Тем не менее он уже вступил в ту стадию, когда падение его может произойти в любой момент. Нам как раз дано предугадать, как наше слово отзовется. Нам не дано предугадать, в какой точно день и при каких обстоятельствах оно отзовется. Мы можем только обозначить некие временные рамки. Но нам сочувствие дается и нам дается благодать.

Мы же, в свою очередь, должны неутомимо приближать этот день:

  • своей доброй просветительской работой по разоблачению и делегитимизации режима, ведущего курс на национальную смерть русского народа;
  • предъявлением убедительной согласованной дорожной карты переходного периода от дня ухода узурпатора до восстановления законных органов власти;
  • ответами на наиболее острые содержательные вопросы, волнующие общество: статус собственности, национально-территориальное устройство, сохранение Россией Дальнего Востока и Сибири, предотвращение краха образования и здравоохранения.

Формула мирной антикриминальной русской революции на самом деле очень проста: либо 400–500 тысяч на улицах Москвы и не надо уже никаких «элит», все они на пути в Шереметьево; либо 100–200 тысяч на улице плюс содержательный раскол в Кремле.

Как реакция на нарастающую неадекватность первого лица в самое последнее время во властных структурах наметился еще один любопытный процесс. Ряд по-настоящему крупных фигур режима — уже не из либеральной обслуги, а членов расширенного политбюро — начинают задумываться… нет, не о шарфике с табакеркой, а просто о своем месте в постпутинской России. И не когда-то там в 18-м или 24-м годах, а в самом ближайшем будущем.

Первой ласточкой стал председатель Арбитражного суда Антон Иванов, беспощадно и пока безнаказанно размазавший по стенке задуманный под несчастного Айфончика высочайший проект объединения судов. Серьезно раздражает Кремль и правозащитная активность новоиспеченного борца с открепительными талонами и автобусными перевозками избирателей Сергея Собянина.

Каждое новое неибежное безумие власти, как реформа РАН например, будет расширять фронду номенклатурных хряков, условных ивановых-собяниных с как бы человеческим лицом. А тогда по всем законам жанра к ним подтянутся и робкие условные гуриевы-юргенсы. И самое главное, почувствовав реальную возможность изменений, на улицу выйдут сотни тысяч людей, уже давно определившихся в своем устойчивом отношении презрения и отвращения к воровской власти.

И обязательно найдется один условный силовик, который откажется по ним стрелять. Так уходили десятки авторитарных режимов. Так уйдет и путинская Дзюдохерия, преступно промотавшая четырнадцать лет из, может быть, последнего ресурса русского исторического времени.

Андрей Пионтковский