На этот раз один из осужденных по делу цапков — Вячеслав Рябцев — оставил эту запись не в протоколе допроса, а на своей рукописи, переданной в распоряжение редакции «Новой»
 |
| Рукопись, переданная «Новой» |
Массовое убийство в станице Кущевской произошло поздним вечером 4 ноября 2010 года. В доме фермера Сервера Аметова были зарезаны, задушены, застрелены и сожжены 12 человек, в том числе четверо детей. Следствием установлено, что преступление совершила ОПГ «цапковские», названная так «в честь» ее создателей — местной семьи Цапков. На счету цапков десятки изнасилований, разбоев, убийств и других не менее тяжких преступлений. Но им много лет удавалось уходить от наказания — местная милиция, администрация, прокуратура и суд были куплены ими с потрохами или запуганы.
Сейчас дело цапков слушается в Краснодарском краевом суде — сторона обвинения представляет доказательства. На скамье подсудимых шестеро: Владимир Алексеев (Вова Беспредел), Владимир Запорожец (Камаз), Вячеслав Цеповяз, Игорь Черных (Амур) и, разумеется, Сергей Цапок со своим дядей — Николаем Цапком. Отморозкам, державшим в страхе несколько районов, вменяют 19 убийств, разбойные нападения, незаконное лишение свободы, умышленное уничтожение и повреждение чужого имущества, изнасилования, незаконное хранения оружия, покушения на убийства.
Двое членов банды уже осуждены. Вячеслав Рябцев (Буба) в свои 32 года был замом директора ЧОП «Центурион-Плюс», созданного для охраны цапковского бизнеса, а в последние годы — поставлен «смотрящим» по соседнему Ленинградскому району. Следствие обвинило Рябцева по шести уголовным статьям: в том числе «бандитизм», «разбой», «убийство», «покушение на убийство».
Когда новости о расправе в доме Аметовых вышли на федеральный уровень, Вячеслав Рябцев, как и ряд других членов банды, вылетел в Египет. Такие показания на следствии дал погибший в СИЗО при загадочных обстоятельствах Сергей Карпенко (кстати, он не единственный, кто не пережил стадию следствия, — в СИЗО также погиб и Виталий Иванов). Но в итоге все беглецы вернулись и были арестованы.
Вячеслав Рябцев пошел на досудебную сделку. Следствие инкриминировало ему: участие в убийстве жителя Кущевки Леонида Кадяна, участие в приготовлении к убийству предпринимателя Александра Строкуна, которому все же удалось скрыться, разбойном нападении на жительницу станицы Канеловская Досю Новицкую и в покушении на убийство предпринимателя Сергея Бегиджанова, убийстве его охранника и внука. Что касается массовой казни в доме Аметовых, то следствие полагает, что лично Вячеслав Рябцев в этом участия не принимал, однако доставал оружие и затем скрывал улики. Дело Рябцева рассматривалось в особом порядке, подсудимый признал свою вину, принес извинения и был приговорен к 20 годам лишения свободы.
Такой же срок получил и Андрей Быков по кличке Бык. Он обвинялся в причастности к убийствам 16 человек, совершенным в разные годы, и тоже заключил досудебное соглашение со следствием, признав свою вину. Однако сейчас, когда его привлекли к основному процессу по делу цапков в качестве свидетеля, Быков отказался от прежних показаний. Конечно, есть видеозапись с рассказом Быкова, например, об убийстве предпринимателя Александра Иванова, но адвокат осужденного свидетеля утверждает, что видео сделано под давлением, а признания даны под диктовку следствия.
Вообще, процесс над цапками идет очень сложно: с постоянными переносами и перерывами, протестами адвокатов и процессуальными спорами. Например, недавно представитель прокуратуры хотел допросить бывшего начальника уголовного розыска станицы Кущевской, но адвокаты подсудимых заявили, что в присутствии присяжных нельзя допрашивать бывших и действующих оперативников. Возник конфликт с судьей, в итоге приставы вывели из зала одного из адвокатов. На следующий день судья удалил сразу нескольких защитников, а адвоката Сергея Скрипку полностью отстранил от процесса.
Еще одна характерная особенность — болезни подсудимых или постоянные разговоры о них. Несколько раз, например, вызывали «скорую» Владимиру Запорожцу — заседания переносились, пока судье это не надоело. О плохом самочувствии заявляет и Вячеслав Цеповяз, другие же имитируют сумасшествие: Игорь Черных в перерывах просит принести ему «пирожки с человеческим мясом» и заявляет, что должен лечиться в психиатрической клинике. (Черных, по данным следствия, как раз и убил детей в доме Аметова, задушив их веревкой.) О психическом нездоровье подзащитного заявляет адвокат Сергея Цапка: его подзащитный на одном из заседаний стал спрашивать, почему не дают адвоката брату Николаю, убитому еще в 2002 году. После чего адвокат изъявил желания добиться повторной психолого-психиатрической экспертизы.
Но самое главное в том, что процесс строится в основном на признательных показаниях членов кровавой банды — как тех, кто сейчас сидит на скамье подсудимых, так и тех, кто уже осужден. С другими доказательствами ситуация сложилась далеко не самым лучшим образом. Но в суде все подсудимые от своих показаний, данных на предварительном следствии, отказались, заявив о пытках. Отказался от показаний и Быков.
Единственный, кто пока не сделал никаких заявлений на этот счет, — Вячеслав Рябцев. Его решения ждут с нетерпением и прокуроры, и подсудимые. И, насколько известно «Новой», активное давление на Рябцева оказывают обе стороны процесса. С очевидной целью обезопасить себя осужденный член банды цапков Вячеслав Рябцев решил придать гласности свои записи, сделанные им в СИЗО, для чего и передал их «Новой».
Мы решили напечатать этот документ: рассказ о годах, проведенных с бандой, о следствии и суде. Делаем это с некоторыми сокращениями, необходимой стилистической правкой и осознанием того, что этот текст должен восприниматься критично, поскольку вряд ли все факты, изложенные здесь, заслуживают полного доверия. Все комментарии — потом.
Отдел расследований
 |
|
Цапки в суде отказались от своих признательных показаний
|
После расстрела они вернулись в трусах
«Ноябрь 2010 года. Я сел в машину и подумал поехать в офис, покурить кальян. Но нет, не бывает все хорошо. На мобильном заиграла мелодия «Дон Корлеоне». Только эта музыка уже вызывала у меня что-то близкое к приступу паники.
— Добрый вечер, Сергей Викторович, — заискивающе сказал я, чтобы скрыть свое раздражение.
— Привет, Слава, ты где? — спросил Цапок.
— На работе, контролирую уборку сахарной свеклы.
Я не смог по интонации определить, в каком он настроении, поэтому на всякий случай засыпал его цифрами, сводками по урожайности, тем более что похвастать было чем.
— Хорошо, хорошо, я понял, я сейчас еду в Кущевку, давай и ты выезжай, покурим кальян, и все как раз расскажешь.
Мне было бы куда приятней по телефону, но ответил:
— Да, хорошо.
Я расстроился. Нормальная перспектива? Проехать до Кущевки и обратно в общей сложности 100 километров ради того, чтобы покурить кальян в обществе Цапка. Меня это раздражает, бесит, потому что с ним мне приходится быть другим человеком, притворяться. Он действует на меня как кобра на мышь. <…> Я вспомнил один наш разговор с ним наедине. Долго я готовился. <…> Тема была для меня опасная. Я уже понял, что отговорить его от планов мести невозможно, сам он не передумает. Мне хотелось быть подальше от всего этого. Я осторожно завел тему:
— Сергей, делами криминальными должен заниматься кто-нибудь один. Не толпой, и уж тем более без твоего участия. Тебе нельзя ставить себя в опасность. Вдруг что — кто пацанам поможет? Ты не имеешь права собой рисковать. У тебя положение в обществе, деньги, связи, власть. Пусть кто-то один, у кого это получается, и исполняет. А ты должен оставаться с незапятнанной репутацией бизнесмена.
Цель моего разговора была вывести себя из планов Цапка хоть каким способом. Я хочу работать, и не в должности штатного киллера. Но попытался преподнести это как заботу о нем. <…>
Но разговор пошел не по моему сценарию и оказался краток.
— Этим одним хочешь быть ты?
— Боюсь, что мне это не по силам.
— Вот и разобрались. Тогда не умничай, просто делай, что я тебе говорю, и все будет хорошо, — сказал он с ехидной улыбочкой. Понял, чего я добивался. <…>
До дома Цапка оставалось ехать 5 минут. <…> Ну сил больше нет его терпеть. Где выход из этого? Есть один. Завалить его. Все равно заставит кого-нибудь убить. Так может, лучше его? А что? Стволы у меня… Пожалуй, это решило бы все мои проблемы, и не только мои, блин. Я прислушался к себе, попытался настроиться на эту мысль, но быстро сдулся. Нет, не смогу я вот так просто нажать на курок. А жаль.
Я зашел в дом родителей Цапка в Кущевке. Мы поздоровались с Сергеем, покурили кальян, я рассказал все о работе и засобирался под предлогом, что без присмотра уборочный комплекс надолго оставлять нельзя. На прощание он мне сказал:
— Слава, привези завтра к шести вечера три пистолета, — он сделал паузу, — только смотри, ничего не порань себе случайно. Сразу говорю, с нами не пойдешь, понял?
— Понял, Сергей, — мне удалось скрыть перемену своего настроения. Его последняя фраза хоть и не очень, но все же утешала. <…>
Куда они берут стволы? В прошлый раз вроде никого не убили, по крайней мере шума в станице никакого не было.
Вечером я достал из тайника стволы. Сижу в комнате отдыха у себя на работе, протираю. <…> Вокруг здания много больших деревьев: ива, орех, тополя, вишни. Птиц очень много, по утрам красиво поют. Залетела одна как-то в коридор. Маленькая. Я поймал ее, вышел на улицу, разжал руку, а она не улетает. Сидит на ладони и смотрит на меня. Мне стало интересно. Я достал телефон и сфотографировал ее. Потом второй раз, а она сидит, не улетает. Я сделал движение рукой вверх, только тогда она улетела. На мой взгляд, очень красиво вокруг. Все в моей жизни меня устраивает: работа, семья, дети, да много еще чего хорошего. Почему я не могу решить всего одну проблему: чтобы Цапок оставил меня в покое? <…>
Я собрал стволы и поехал в Кущевку к своему дому.
В 18.00 я заехал во двор своего дома. Набрал на мобильном Цапку.
— Я на месте.
— Хорошо, жди.
Зашел на кухню, сел перед телевизором, но мысли были далеко от экрана. Как-то тревожно мне — плохое предчувствие. Там я и сидел, когда зашли Цапок, Быков, Алексеев, Черных и Карпенко. Я не слышал, как они заехали во двор.
— О, Слава целый сегодня, а всего лишь сказал, что с нами он не пойдет, — насмехался Цапок. Они все тоже усмехнулись. Ну да — это же Серый пошутил, как не засмеяться. А мне не смешно.
— Все привез?
— Да.
— Хорошо, Вова, неси вещи. Ты иди, поменяй номера на тачке, — обратился он к Карпенко.
Вова достал вещи из пакетов, и парни начали переодеваться во все черное. Я вышел в ванную комнату. Мне стало нехорошо, я умылся холодной водой. Ног не чувствую. А если Цапок передумает и потащит с собой? Собрался с мыслями. Как бы там ни было, валить я никого не стану. И будь что будет. Я вернулся в зал. Парни уже переоделись.
— Сергей, я уже могу уехать?
Он пристально посмотрел на меня.
— Да нет, умник, ты здесь ждать будешь и после заберешь стволы.
Я не рискнул уточнить — после чего, но вскоре ситуация прояснилась.
— Так, пацаны, заходим в дом Аметова, маски не снимаем, нам нужен он и его сын. Всех остальных закрываем где-нибудь. После я задам несколько вопросов насчет Николая (брат Сергея Цапка, убитый в 2002 году. — Ред.). Валим их обоих и сразу уходим. Когда зайдем, сделаем так, чтобы остальные думали, что это грабеж. Стрелять только в крайнем случае. Андрей и Вова, берите стволы, третий у меня, — раздавал Цапок инструкции.
Я разглядывал их лица. Андрей непроницаем, Алексеев взволнован, но с собачьей преданностью смотрит на Цапка, Карпенко выглядит испуганным, хоть и пытается это скрыть. Черных сидит отрешенно. Никто не задает вопросов, все просто слушают.
— Слава, пошли с нами, у нас есть еще один комплект одежды, — обратился ко мне Алексеев. Сам бы он не додумался, я знаю, откуда ветер дует, поэтому ответил, глядя на Цапка:
— Нет.
— Ладно, всё, поехали, — скомандовал Цапок, и они вышли.
Я остался один. Капец. Взялся за телефон, ладони мокрые. Блин, как звонить с мобильного ментам? Пока соображал, понял, что это не вариант, — отследить звонок ничего не стоит. Заметался. Не знаю, сколько прошло времени и я услышал звук заезжающей во двор машины. Я вышел на крыльцо. Пацаны вылезали из тачки и почему-то были в одних трусах и носках. От вопросов я воздержался, потому что лица их были более чем мрачные. Я понял: что-то пошло не по плану. Они тоже не разговаривали. Только Цапок, проходя мимо меня, сказал: «Все очень плохо, Слава».
В этот момент он был подавлен. Мне показалось, я заметил страх в его глазах, чего раньше не видел. Остальные выглядели не лучше. Они пошли по очереди в душ. Цапок и Алексеев закрылись на кухне и курят там. Быков, Карпенко и Черных уже переоделись и тупо смотрят телик.
Я вышел во двор. <…> Чувство чего-то ужасного не отпускает.
Пацаны все собрались у крыльца, я стою в стороне.
— Слава, подойди ты тоже, — сказал Цапок. — Так, случилось то, что случилось, изменить уже ничего нельзя. Каждый из вас знает, что делать?
— Да, — сказали все, кроме меня, поэтому он повернулся ко мне.
— Слава, забери стволы и спрячь пока, они паленые, пришлось пострелять из них. Избавимся от них позже. Все понял?
Я кивнул.
Они сели в одну машину и уехали. Я вернулся в дом. На диване лежали стволы. Я надел перчатки и стал проверять обоймы. Одна была пустая совсем, в другой не хватало двух пуль, в третьей — четыре. Понюхал глушители. Они пахли порохом. Какой из них у кого был в руках? Не помню, блин.
Я осмотрел весь дом, везде был порядок, как будто ничего и не было этого. <…> Надо выпить, чтобы унять дрожь. Завернул стволы, положил в пакет. <…>
На следующий день в 9 утра стою у края поля, наблюдаю, как копает свеклу комбайн. <…> Прошел метров 200, потом развернулся и вернулся к машине. Там уже стоял Черных, поджидал меня.
— Привет, Игорь.
— Здравствуйте, Николаевич, — это он думает, что так подкалывает меня, обращаясь на вы.
— Ты что хотел?
— Ты знаешь, что вчера произошло?
— Нет, не знаю, и от тебя ничего знать не хочу.
— Ладно, но я что-то очкую, Слава.
— Раньше надо было бояться, — я разозлился.
— В смысле раньше?
— В прямом.
<…>
В обед у меня зазвонил мобильный телефон, звонил знакомый из Кущевки.
— Привет, Слава, как дела?
«Хреново», — подумал я, но ответил: «Потихоньку, работаю».
— Ты знаешь, что у нас ночью в станице произошло?
Я напрягся.
— Нет, не знаю, а что случилось?
— Ты знаешь Аметова?
— Лично нет, но визуально знаю, конечно.
— Ночью кто-то ворвался к нему в дом, а там гулянка, полно гостей. Всех убили, вроде двенадцать человек.
Я резко остановил машину. Пришла мысль: «Это конец». <…>
Постояв минут двадцать на обочине, я развернул машину и поехал в Кущевку. Я хотел посмотреть в глаза Цапку.
Я нашел его дома, в кальянной, он курил. Я сел напротив.
— Ты уже слышал? — спросил он.
— Да.
Внешне он выглядел спокойно, но я его очень хорошо знаю — я вижу плохо скрываемый страх.
— Что собираешься делать? — спросил я.
— Завтра уеду на Бали, — улыбнулся он.
На удивление, я как никогда был абсолютно спокоен и сказал:
— Нет, Сергей, ты не понял, это конец. Тебе матку вырвут наизнанку. Такое не простят.
— С чего ты взял? Все под контролем.
— Я тоже уезжаю. Поеду с женой в Египет.
Он задумался.
— Слава, я уже пацанам объяснил, если кого возьмут, берите 51-ю, требуйте адвоката, все остальное я сделаю, все будет нормально.
Я смотрел на него с сожалением. Да кто с тобой теперь разговаривать будет и с твоими адвокатами?»
Путешествие в мир признаний
«Ноябрь 2012 года. Какой-то громкий шум разбудил меня. Я открыл глаза, полумрак, не пойму, где я. Осмотрелся вокруг и вспомнил. Иногда случается, что, проснувшись, не сразу понимаю, что нахожусь в СИЗО города Краснодара, в одиночной камере. <…>
Последние 12 лет снова и снова проживаю в мыслях. Суд надо мной уже окончен, процесс прошел как во сне. Помню женщину, она громче всех требовала меня расстрелять. Я бы попросил у нее прощения, но я так и не понял: кто она и что я ей сделал. Судья огласил приговор: 20 лет лишения свободы, из них 10 лет тюрьмы. От количества статей и их тяжести — кругом голова. Приговор зачитывали часа два, судья что-то там насчитал, всего 54 года, но так как заключено досудебное соглашение, ничего не поделаешь — всего лишь 20 лет <…>. Так и хочется искренне поблагодарить следователей Следственного комитета России: хорошо сработали во славу правосудия. Вину признал? Признал. Показания давал? Давал. А по-другому никак, когда следователи, опера и адвокаты работают сообща в одной «убей-бригаде».
Мороз по коже, когда вспоминаю их искренние понимающие улыбки. Из материалов уголовного дела получается, что я — бандит, но никого не убивал (даже следствие не настаивает на этом), а они угробили уже двоих (очевидно, Рябцев имеет в виду двух погибших в СИЗО членов банды. — Ред.), так чем они лучше меня? <…>
Зима 2010 года. Везет меня конвой в славный город Владикавказ из Краснодарского СИЗО. <…> Примерно через пять часов пути машина остановилась. <…> В «Газель», где я сижу, залез парень, и почему-то мне он сразу не понравился.
— Здравствуй, Слава, мы тебя давно ждем. Меня зовут Саша, веди себя хорошо.
— Добрый вечер, — отвечаю. — Договорились.
Наручники перестегнул мне назад этот Саша, зажал, блин, так, что они режут запястья. Затем надевает мне на голову черный пакет и скотчем туго заматывает его на горле. Дышать нечем, ноги подкашиваются, темнеет в глазах. Наконец-то смог вздохнуть — Саша сделал маленькую дырочку у рта. Пересадили в другую машину, в «стакан», тесно очень. Рук, от того, что давят наручники, уже не чувствую, онемели. Сколько еду — не пойму: периодически теряю сознание. <…> Вытащили из машины и наконец начали бить, больно. <…> От побоев на ногах уже держаться не могу. Меня закидывают в другую машину. <…>
Залезли еще человека четыре, лежу у них под ногами. Все болит. У меня кто-то спрашивает: «Слава, ты знаешь, куда попал?» <…> На всякий случай молчу — боюсь ответить неправильно. Не помогло, начали бить ногами — судя по тяжести ударов, в берцах. <…> «Ты попал в ад».
Слава богу, машина остановилась. <…> Тащат меня по ступенькам вверх, считаю, похоже, третий этаж. Посадили в кресло. <…>. Надевают на меня какой-то мешок, в нем — дырка для головы, и получается — все тело упаковано, еще и скотчем к креслу привязывают. <…> Дальше намочили мне шею чем-то, <…> почувствовал прикосновение холодного металла. Понимаю, что это провода.
— Ну что, Слава, поговорим?
— Да, конечно, поговорим, — поспешно отвечаю я.
— Хорошо, — говорит незнакомец с кавказским акцентом. — Но сначала ты должен почувствовать, что будет, если нам не понравятся твои ответы.
Били током долго. Хорошо, иногда от того, что меня трясло, провода соскальзывали. Выход ребята нашли быстро, перемотали провода на пальцы, и дело пошло бодрее. Слышу: ребятам смешно. Почувствовал запах марихуаны <…>. Разговор долго не клеится — точнее, ответы мои не устраивают веселых парней. Все, предел, больше не могу. Понимаю: «нет» говорить нельзя. Говорю на все вопросы «да». Убивал? Да. Был там? Да. Душил детей? Да. Да, да, да. И, о чудо, даже воды дали из фляги попить, и вообще я нормальный пацан, оказывается. Мне уже все равно, главное — током не бьют.
— Смотри, Слава, запомни, если нам на тебя следователь пожалуется и ты приедешь к нам снова, будет еще хуже.
Через полчаса я был в камере ИВС города Владикавказа, один, еле живой. <…> Открылась кормушка, постовой <…> говорит: «Выслушай свои права: их у тебя нет. Адвокаты сюда не ходят, только следователь». <…>
Утром разбудили, проверка, потом вывели в следственную комнату <…>. Зашел в кабинет мужчина, представился: полковник СК Бородин Виталий Александрович, — и с ходу злобно прошипел: «Ты, Слава, предатель Родины!» Я не понял, но молчу. Он тут же пояснил: «Потому что скрывался от российского следствия и правосудия за границей». <…> Он ходил по кабинету из конца в конец, невысокого роста, в стильных очках, в меру упитанный, на голове лысина и бородка на лице. <…>
— По моему субъективному мнению, ты и твои подельники виновны во всех предъявленных нами вам обвинениях, твои друзья уже дали признательные показания, с которыми тебя позже ознакомят. Слушай и запоминай. Кроме моего мнения, других нет и не будет.
Затем он мне коротко пересказал, в чем я виноват, при этом практически дословно цитируя вчерашних веселых ребят, из чего я понял, что это не он, а мои вчерашние знакомые цитировали его. Теперь понятно, кто тут автор моих признаний. Я молчал и делал вид, что дрожу от страха, чтобы потешить его самолюбие и ни в коем случае не вызвать гнев. <…> А дальше пришел еще один следователь, улыбается мне и спрашивает:
— Как здоровье, Слава?
— Спасибо, — говорю, — вам такого же здравия желаю. — Представился он Олегом Николаевичем и беседовал со мной, согласно отведенной ему роли, исключительно вежливо и по-приятельски.
— <…> Остальные члены банды показания уже дали, вот, ознакомься, — и протянул мне пачку листов. Не торопил меня, тактичный, вежливый. Ну что, почитал я, увидел знакомые подписи. <…>
— Сейчас придет твой адвокат, и приступим к допросу.
— А у меня даже адвокат будет? — я не смог скрыть удивления.
— Ну, конечно, как же без него, я же тебе говорю, у нас в СК все по закону.
— Это хорошо, а могу я попросить родственников предоставить мне адвоката?
— Конечно, если Бородин тебе разрешит.
— А он, получается, здесь закон? Так я понял?
— Так, ты это прекрати, ты не глупый парень, раз сам все понимаешь. Я просто следователь, а он — твой куратор. <…> Вот, кстати, пришел твой адвокат — знакомьтесь. <…>
Первый мой вопрос был, конечно: почему другого адвоката мне нельзя, а его можно? Адвокат ничего толком не смог пояснить. Сказал, что я могу взять 51-ю ст. Конституции и не давать показания, а могу сотрудничать со следствием и получить минимальный срок. <…> Короче, он мне советовал полностью сотрудничать, тогда он поможет мне получить около 10 лет строгого режима, а может, еще меньше. Вернулся Олег Николаевич.
— Ну что, приступим к допросу. Как и когда ты вступил в преступную группировку Цапка?
— Да не было никакой группировки. Я познакомился с Быковым Андреем, начал общаться с ним, он меня и познакомил с Цапком Николаем, это старший брат Сергея. Я начал с ними дружить года с 1998-го. Ни о какой преступной деятельности этих ребят мне известно не было. <…>
— Подожди, Слава, — перебил меня следователь, — преступная группировка уже существовала в то время, и ты добровольно вступил в нее, зная заведомо о ее преступной деятельности, и был готов совершить по приказу Цапка любые преступления, в том числе и убийства.
— Это неправда, — возразил я. <…>
— Так, Слава, я тебя понял, продолжим допрос в другой раз.
Меня отвели в камеру. <…> В 23.00 я уже начал засыпать. Стук в дверь, говорят одеться. <…> И повели меня опять на третий этаж. По голосам узнал веселых ребят — видеть меня были очень рады. Что было — не хочу вспоминать, но первая моя встреча с ними показалась мне поездкой в «Диснейленд». Закончилось тем, что под давлением их физических аргументов я проиграл спор и дал клятвенное обещание не перечить больше следователю и не портить ему нервы. <…>
На следующий день тот же следователь изобразил радость, увидев меня, и даже спросил:
— Как дела, Вячеслав?
— Очень уместный вопрос, Олег Николаевич. Замечательно!
— Я рад, что ты сегодня в хорошем настроении, я хочу предложить облегчить тебе и ускорить мне процесс допроса. Я вот накидал с показаний твоих подельников твои показания — почитай, надо же, чтобы у тебя с ними противоречий не было.
— Спасибо за заботу, Олег Николаевич. Давайте почитаю свои показания.
Определенно, он мне нравится больше всех, с кем я тут у них успел пообщаться. <…> Конечно, я понимаю, что это игра в «плохой» полицейский — «хороший» полицейский, но, блин, работает.
— Добрый день! — В кабинет вошел Бородин. — Как дела?
Я понял, здесь это самый модный вопрос, а главное — актуальный, иначе зачем бы мне все время его задавали?
— Да замечательно, — отвечаю, — спасибо вам, и вам того желаю.
— Не дождешься, — что-то он в хорошем настроении. <…>
— Дайте-ка нам со Славой наедине поговорить, — попросил Бородин.
Адвокат с Олегом Николаевичем вышли. И сразу мне вопрос:
— Слава, а кто такой человек по фамилии Подобедов?
Я сижу, вспоминаю. <…> Подобедов, Подобедов… Стоп, когда я еще был в Украине, жена по телефону сказала, что наняла мне адвоката с именно такой фамилией.
— Так это же мой адвокат, жена наняла.
— Придется написать отказ от него, у тебя уже есть адвокат.
— Так я хочу, чтобы Подобедов представлял мои интересы.
— Нет, Слава, это не обсуждается, — и многозначительно посмотрел на меня. — Ясно, намек понял. <…>
После того как Бородин вышел, я на радостях говорю следователю:
— А можем мы перенести допрос, Олег? — я его уже так называю, сам разрешил.
— Да, конечно, можем, Слава, не вопрос. — «Душа человек», подумал я.
А вечером отправился я прямой дорогой на третий этаж, в мир дикой боли, где говорят с акцентом. Жуть. Да не нужен мне никакой адвокат, никто не нужен, кроме следователя, и видеть никого не хочу. <…>
На следующий день на допрос вновь явился Бородин и говорит:
— Слава, ну что ты такой непонятливый? Ты будешь ездить по ночам столько, сколько потребуется, пока либо не сдохнешь, либо не научишься вести себя правильно. У меня сверху добро — не церемониться с вами, а даже если кто и помрет из вас, не велика потеря. Так бывает: повесился в камере — совесть замучила, и все. <…> Ты никто, и твоя судьба сейчас зависит от твоей понятливости. <…>
Я все-таки набрался смелости и спросил:
— А где Подобедов?
— Забудь про него, он не придет. Ты еще не понял? Никто не придет. Никто не знает даже, где ты. <…>
Так, если я буду сотрудничать со следствием, как они говорят? Пытать перестанут, это — хорошо? Хорошо. Правда, во что это потом выльется — мое сотрудничество, пока представить внятно не могу. А какие вообще варианты у меня? Все равно заставят, вопрос времени. А что будет потом? Ну не буду так далеко заглядывать. Не может быть все плохо, просто не может. Много раз я был на волосок от смерти, но как-то же выжил, значит, зачем-то.
<…> На том и порешил. Плывем по течению пока — куда-то, да выплывем».
Продолжение — в следующем номере
Источник: www.novayagazeta.ru
11.02.13.