«Почему диктаторы так легко дурачат и обводят вокруг пальца демократических лидеров, когда речь заходит о дипломатии? Стоит задаться этим вопросом, — рассуждает Брет Стивенс на страницах в The Wall Street Journal, — ибо администрация Обамы, только что обведенная вокруг пальца Россией в вопросе сирийского химического оружия, теперь готова поддаться соблазну быть одураченной иранским президентом Хасаном Роухани по поводу ядерных амбиций его страны».
Отчасти ответ кроется в Ливадийском дворце в Ялте, где Сталин принимал Рузвельта и Черчилля в 1945 году и где обсуждалась карта послевоенной Европы, полагает журналист.
Отмечая, что у поляков слово «Ялта» долго было синонимом предательства, Стивенс указывает: если Рузвельт и предал основы польской свободы, он мало что мог сделать, ведь Красная армия уже завладела Польшей. Кроме того, американский президент считал, что в обмен на принятие сталинских условий он получит вступление СССР в войну с Японией и вхождение СССР в ООН, что, по его мнению, должно было привести к скорейшему окончанию войны и закреплению мира.
По мнению автора статьи, «в противовес предположению о том, что Ялта была примером американского цинизма или трусости», она олицетворяла стиль американской дипломатии, сочетающий в себе «преувеличенную уверенность в способности сглаживать противоречия убеждениями и фатальное безразличие к важности идеологии в создании» этих противоречий.
Историки, занимавшиеся Ялтинской конференцией, констатировали, что русские прослушивали каждую комнату во дворце, говорится в статье. Но преимущество Сталина заключалось не в том, что он был лучше других информирован, а в том, что он знал, как поставить иллюзии Рузвельта на службу собственным интересам, говорится в статье.
Возвращаясь в сегодняшний день, автор пишет: «Президент Обама потратил пять лет, предъявляя многочисленные доказательства своего желания помириться с диктаторами, как это было, например, с российской «перезагрузкой», преодолеть недоверие, как он пытался сделать в своей речи в Каире, ухватиться за любую выдумку, которая позволила бы ему освободиться от данных обещаний, как в случае с Сирией. Сделка с Ираном (…) является личным и идеологическим соблазном, которому Обама будет не в силах сопротивляться», — прогнозирует Брет Стивенс.