Даже в самом грамотном анализе присутствует тенденциозность и склонность рационально экстраполировать известные параметры. Горбачев удивил экспертов, а возможно и себя самого, согласившись на сделку: почти на всем протяжении его кремлевского срока роспуск Советского Союза и его мирный характер оставались на дальнем конце размышлений и предположений. Даже сегодня ни в России, ни в бывших советских республиках, ни во внешнем мире нет общепризнанной точки зрения на то, почему это случилось.
Существует широко распространенное мнение о том, что когда Путин уйдет, его заменит аналогичная фигура, и что поэтому его система сохранится на все обозримое будущее — к худу ли, к добру ли. Из распада Советского Союза он и его окружение вынесли урок о том, что эксперименты опасны, и что в России власть зиждется на силе. Преобладающее в Кремле убеждение, которое разделяет значительная часть российского населения, состоит в следующем: все, что решается во внешнем мире без России, направлено против нее; остальных надо заставлять подчиняться устанавливаемым Кремлем правилам; смена режима — это нависшая над Россией предумышленная угроза, которую создает, как кажется россиянам, главный противник их страны Соединенные Штаты Америки.
Внешний мир может придерживаться кремлевского мнения о распаде Советского Союза: он рухнул из-за того, что его структуры не смогли выдержать начатых Горбачевым перемен. И он может отрицать подразумеваемое мнение о том, что СССР мог бы процветать без этих перемен. Как кажется Западу, у некоторых основополагающих причин этого распада имеются параллели в сегодняшней России: очень большая зависимость от экспорта полезных ископаемых, отсутствие целенаправленных инвестиций, чрезмерные военные расходы и национальные проблемы. А еще демография, здоровье населения и социальные проблемы. Но все это отнюдь не означает, что кто-то мог заранее и наверняка предугадать крах советской системы; как и сейчас вряд ли кто-нибудь в состоянии изложить четкую дорожную карту заката путинизма. Но на эти параллели стоит обратить внимание.
Авторы опубликованного в прошлом месяце доклада Королевского института международных отношений The Russian Challenge (Российский вызов) (я вхожу в их число) среди прочего рекомендовали Западу задуматься над последствиями смены руководства в России. Та политика, которую проводит Путин после возвращения в Кремль в мае 2012 года, существенно сузила возможности для конструктивного сотрудничества между Западом и Россией. Пока нет никаких признаков того, что он признает необходимость экономических реформ. Его заявления в прошлом месяце на Санкт-Петербургском форуме были основаны на спорном утверждении о том, что худшее для России — уже позади.
Неисправившаяся российская бюрократия в любом случае не сможет провести либеральную экономическую реформу, о чем заявил председатель Сбербанка, а в прошлом ключевой советник Путина Герман Греф. Путину нечего сказать о правовой реформе, не говоря уже о политических переменах. Но он может много говорить о необходимости защищать Россию (имея в виду себя и своих ближайших приспешников) от угрозы цветной революции (имея в виду народные демонстрации). Он пока еще не понял степень провала своих попыток навязать устойчивый результат для своих авантюр на Украине. Российский диктатор боится перемен.
Советский Союз распался по субъективным причинам, появившимся из-за ощущения того, что он заблудился, а не из-за объективных трудностей, с которыми он столкнулся. В этом плане есть параллели и в сегодняшней путинской России. А ведь Советский Союз был лучше организован, чем сегодняшняя Россия, он имел больше возможностей справиться с длительным периодом брежневского застоя. Мощные дозы внушаемого пропагандой патриотизма не смогут постоянно скрывать общее ощущение, существующее и в Москве тоже, что нынешних лидеров больше всего заботит сохранение собственной власти. Население в целом боится политических перемен, надеясь на то, что хорошие времена двух первых сроков Путина вернутся. Но откладываемая надежда не может сохраняться вечно. Неопределенность перспектив — это сама по себе губительная сила.
Мне кажется весьма спорным то предположение, о котором я говорил ранее — что когда Путин уйдет, его заменит такой же, как он, человек. Такое можно себе представить, если исходить из того, что он уйдет по собственному желанию и довольно скоро. Но такое вряд ли произойдет. В этом случае ему надо будет выбрать себе замену и сделать так, чтобы преемник защитил его. Такому преемнику также надо будет заручиться поддержкой сегодняшнего путинского окружения. Его (или теоретически ее) будут выбирать за сговорчивость и податливость, а не за достоинства и сильные стороны. Но даже в этом случае ему придется по-своему решать проблемы, если у него будет шанс стать признанным лидером страны. А это означает междоусобную борьбу, а со временем и перемены, даже в том случае, если Путин уйдет по состоянию здоровья.
Также нет никакой определенности на тот случай, если Путин умрет, находясь у власти. Многое будет зависеть от того, что произойдет в этот период. Конституция гласит, что власть на три месяца переходит в руки премьер-министра, после чего проводятся выборы нового президента. Если завтра Путин умрет, президентом будет Медведев. Назначенный Путиным будущий премьер-министр вряд ли будет независимым в своих мыслях и поступках — даже если это будет человек с собственным планом действий типа Кудрина, который нравится Западу. Он будет очень сильно ограничен в своих действиях, и его вряд ли будут поддерживать члены правящей клики.
Тот сценарий, в котором Путина свергает группа его нынешних сторонников, тоже кажется маловероятным. И трудно себе представить, каким образом он сможет принести стране преемственность и стабильность.
Поэтому не могут вызывать удивления опасения многих россиян по поводу того, что в случае ухода Путина наступят смутные времена.
Эндрю Вуд — научный сотрудник Королевского института международных отношений (Chatham House), бывший посол Британии в Белграде, а затем в Москве (середина 1995 — начало 2000 года).