В связи с российской аннексией Крыма и конфликтом на Украине Запад «снова» открыл для себя понятие гибридной войны, или гибридного метода ведения боя. Но феномен гибридной войны — не революционная новинка. Из давней и недавней истории нам известно множество ее примеров. Правда, с течением времени и развитием современных технологий она модифицируется, становясь все более опасной и трудно выявляемой.
Чешские специалисты в области безопасности взялись за трудную задачу — описать и дать определение так называемым гибридным конфликтам, а также создать определенную систему понятий, с помощью которой, в том числе через СМИ, общественности можно будет объяснить, что скрывается за понятием гибридной войны, чтобы таким образом противостоять этому явлению.
«Мы хотим создать чешскую терминологию относительно понятия “гибридный” в контексте безопасности. Это не сиюминутный феномен, и с ним, к сожалению, по всей видимости, мы будем сталкиваться в ближайшие годы», — отмечает группа экспертов. Результаты они хотят представить уже в сентябре на ставших традиционными Днях НАТО в Остраве.
Как распознать гибридную войну?
Словосочетание «гибридная война» в связи с российской аннексией Крыма и конфликтом на Украине отчасти превратилось в «модное» понятие, которым оперируют все, кому не лень. Однако реального представления о том, что это такое, у широкой общественности нет.
При этом в сути современного гибридного метода ведения войны, который, например, на востоке Украины использует Россия, уже заложено, что незнание и неспособность распознать подобный конфликт — один из главных принципов ведения успешного гибридного конфликта.
Ведь основной чертой гибридного конфликта является, то, что в ходе него стираются границы между миром и войной, и становится неясно, кто агрессор и против кого нужно бороться. Кстати, это хорошо описал начальник Генерального штаба Вооруженных сил России Валерий Герасимов еще в 2013 году, то есть за год до того, как Москва применила этот метод практически без единого выстрела в Крыму.
Тогда в журнале «Военно-промышленный курьер» Герасимов опубликовал статью о новой концепции нелинейных или гибридных войн, которую сегодня эксперты называют буквально «рецептом» с описанием всех ингредиентов, из которых Россия «заварила» конфликт на Украине.
Гибридные конфликты уже бывали
Гибридный конфликт, несколько упрощая, можно охарактеризовать как одновременное использование традиционных средств ведения войны с нетрадиционными.
Это сочетание классического вооруженного конфликта с партизанской тактикой войны, террористическими актами, направленными против множества целей, в том числе против гражданского населения для его устрашения, использование бандитских формирований для дестабилизации общества, а также психологических и все более опасных кибернетических атак.
К участию может быть привлечено сразу несколько типов войск: начиная с регулярных частей и спецподразделений вплоть до нерегулярных военизированных отрядов и вооруженных людей в комуфляже без знаков отличия, так называемых «зеленых человечков», как в прошлом году в Крыму. Действуя с их помощью в захватываемой стране, агрессор может активно разжигать и поддерживать местные беспорядки, вести экономическую и дипломатическую войну, совершать нападения в киберпространстве и проводить информационную и пропагандистскую кампанию.
«Гибридный конфликт кажется чем-то новым, но тем не менее мы имеем дело с уже знакомым нам феноменом. Скажем, в 1938 году он имел место, когда у нас забирали приграничные области. Это был гибридный конфликт “по всем правилам”, когда агрессор использовал военные, политические, экономические, гуманитарные и информационные средства», — говорит Либор Франк (Libor Frank) из Центра исследований в области безопасности и военной стратегии Университета обороны.
По словам политолога и историка Зденека Кршижа (Zdeňka Kříže) с кафедры международных отношений и европейских исследований Университета им. Масарика, само понятие гибридной войны, по всей видимости, впервые использовал Уильям Дж. Немет, анализируя российско-чеченскую войну.
Однако там, говорит Кршиж, речь шла о столкновении современного государства (России) с «гибридным» государственным образованием (Чечней). «Чеченцы смогли в борьбе с российскими войсками сочетать западные и советские методы ведения боя с партизанскими вылазками и свободно их чередовали. Они также умели осуществлять продуманные психологические операции и настраивать население против российской власти», — рассказывает Кршиж.
С 2013 года, по его словам, Россия планомерно пересматривает свое военное планирование и методы ведения операций. Нет, польностью от «традиционной войны» Москва не отказывалась, но постепенно она добавляет и совершенствует новые компоненты боя.
«Все компоненты, которые мы сегодня могли бы назвать частями гибридной войны, мы наблюдали у России и прежде. Изменился лишь порядок приоритетов», — констатирует Кршиж.
Если во времена Советского Союза и вскоре после его распада Москва тяготела прежде всего к традиционному поражению противника силой, а после — к смене правительств и социальной инженерии, то в новом видении 2013 года приоритеты сменились: для окончательной победы над противником боевые части армии даже не применяются. Кршиж говорит о том, что это «старо-новая» концепция советской подрывной деятельности, которой в прошлом преимуществено занимался КГБ и которая направлена на разложение общества и слома его воли защищаться. «И этому открытость демократического общества Запада только способствует», — добавляет Кршиж.
В Грузии все было «опробовано»
Летом 2008 года Россия опробовала новые компоненты борьбы на практике во время войны с Грузией за Абхазию и Южную Осетию. По словам аналитика Зинаиды Шевчук с факультета социальных исследований Университета им. Масарика в Брно, в ходе довольно непродолжительного конфликта Россия применила традиционные военные средства в комбинации с рядом нетрадиционных, которые прекрасно вписываются в современное видение гибридного конфликта.
Тогда Россия, помимо регулярной армии, воспользовалась также силами специального назначения и другими спецотрядами вместе с экономическими и дипломатическими инструментами. Вскоре после начала конфликта, например, Россия начала выдавать жителям Южной Осетии российские паспорта. Кроме того, Россия впервые осуществила массированную кибернетическую атаку, которая за несколько часов парализовала или изменила интернет-страницы президента Грузии, правительства и органов власти.
Шевчук также уверена, что тогда Москва впервые взялась за массированную информационную войну, «пытаясь внушить миру и собственному населению свое мнение с помощью разного рода заявлений, информации и дезинформации».
«Тогда у Москвы появился очень гибкий инструмент для достижения ее целей. То, что она опробовала в Грузии, затем было усовершенствовано на Украине», — говорит Шевчук.
Дело в том, что с тех пор Россия успела подготовить условия для подобной борьбы и на законодательном уровне, утверждает ее коллега Петр Штевков, который анализирует конфликт на Украине. В качестве одного из мелких, но тем не менее важных доказательств того, что конфликт на Донбассе срежиссирован Москвой, он, в частности, считает существование регулярных военных частей бурятов в рядах пророссийских сил сепаратистов. «А они — совсем не типичные жители Украины», — добавляет Штевков.
Война, возможно, уже началась, только мы о ней не знаем
Эксперты сходятся в одном: для успешного ведения гибридной войны нужны благоприятные условия. И на Украине они буквально идеальны. «Я боюсь, что то, что мы наблюдаем на Украине, в итоге станет не только проблемой Украины. Россия создала миф о врагах, окружающих ее, и поддерживает его. Шансы добиться успеха на Украине у России были потому, что Украина была слабым госдуарством. Я не думаю, что гибридный конфликт может быть успешным в сильной демократической стране», — утверждает, например, бывший еврокомиссар и бывший посол при НАТО Штефан Фюл (Štefan Füle).
Расколотое и обнищавшее общество, экономические проблемы, давняя разочарованность, национальная неоднородность, националистический экстремизм, коррупция и клиентелизм. Все это прекрасно вписывается в основные фазы старо-нового сценария прежней «российской подрывной работы» или же «гибридной войны» нового времени для продвижения своих интересов в ущерб другим.
В первой фазе происходит деморализация общества и радикализация разных групп населения, включая, например, отношения между работниками и работодателями, церквями и атеистами. При этом спецслужбы «агрессора» поддерживают оба крайних лагеря спектра, левых и правых экстремистов, потому что и те, и другие им нужны — они разлагают и дробят общество.
Во второй фазе происходит дестабилизация современных институтов, направленная прежде всего на ослабление экономической и правовой системы.
В третьей фазе наступает кризис, когда общество как таковое перестает функционировать, и появляется запрос на нового лидера или ориентацию, что постепенно может вылиться в гражданскую войну или в «интернациональную помощь» от другого государства.
В четвертой фазе происходит нормализация обстановки, когда новые «назначенные» элиты во главе государства начинают обновление, зачастую полностью искореняя противников.
Нужно осознать, какая ситуация сложилась в европейском сообществе, в том числе и у нас в Чешской Республике. Детально. Особенно если мы знаем, что в современный стремительный информационный век Европа, не исключая Чехии, буквально заваливается пророссийской дезинформацией, которая посредством больших и малых «гибридных прелюдий» в соцсетях призвана подорвать авторитет государства, национальных и межнациональных образований (ЕС, НАТО), вызвать недоверие к демократическим принципам, разделить общество и внести разлад в ряды союзников.
«Режиссеры гибридного конфликта на востоке Украины, должно быть, очень рады тому, что сегодня происходит в Европе из-за Исламского государства и волны иммигрантов, потому что все это как раз-таки и формирует недоверие к институтам», — говорит Збынек Павлачик (Zbyněk Pavlačík), председатель Jagello 2000.
Вспомним, что творилось во время так называемого проезда американских военных по территории Чехии. Откуда ни возьмись появившиеся противники буквально в истерике планировали блокады и другие акции, но в итоге сам проезд спонтанно вызвал совершенно противоположную реакцию.
«Гибридная война — это стратегия, которая подходит, скорее, в борьбе со слабым государством. Ее может вести одноглазый против слепого, но тот же одноглазый, скорее всего, потерпит поражение от видящего на оба глаза», — говорит Кршиж. Но, как и его коллеги, он не совсем уверен в том, что в настоящее время Запад «глядит в оба».
Обороняется не государство, а все общество
По словам Фюле, начав гибридную войну на Украине, Москва ставит под сомнение все, что западное общество выстраивало на протяжении долгих лет, и на что опирается европейская безопасность. Ведь уже нарушен запрет на перекраивание границ по мановению руки и по чьему-то желанию. Кроме того, Россия утверждает, что существует в правовом поле, но своих целей она стремится достигнуть за границами международного права.
Наиболее важным Фюле считает то, что к гибридному методу ведения войны Россия добавила снижение порога готовности применить ядерное оружие. «Российские политики впервые заявляют о том, что в конфликте с использованием ядерного оружия в 21 веке можно победить. В случае если жизненным интересам Российской Федерации будет что-то угрожать, они могут воспользоваться этим вооружением и говорят уже не только о стратегическом, но и о тактическом ядерном оружии, скажем об артиллерийских снарядах», — констатирует Фюле. При этом он обращает внимание на заявление российского президента Владимира Путина, который после аннексии Крыма подвердил, что готов использовать ядерное оружие.
Как противостоять гибридной войне?
Как говорит Фюле, все это меняет взгляд на холодную войну в том виде, в каком мы ее знали. «Я позволю себе с иронией сказать, что мы еще с ностальгией вспомним старую и добрую холодную войну. Ведь гибридная война или, вернее, гибридный мир еще опаснее», — считает Фюле.
Интересен тезис о том, что в гибридной войне оборону держит не только армия или государство, но и все общество как таковое. Например, в ситуации, когда речь идет о способности гейтмана края, старосты или начальника полицейского участка и прочих местных властей отреагировать на внезапное появление из леса 30 вооруженных и по стечению обстоятельств говорящих по-русски «туристов» с тяжелой техникой, которая затем вводится на территорию АЭС.
Здесь, более чем в других областях, справедливо утверждение о том, что оборона должна быть более решительной, чем нападение. Вероятно, это единственная возможность воспрепятствовать эскалации гибридного конфликта.
Поэтому, по словам экспертов, так важно уже сегодня внимательно прислушиваться к прибалтийским странам, которые, учитывая высказывания российских руководителей, выражают вполне справедливые опасения о том, что «следующие на очереди» после Украины могут быть именно они.
Вопрос также в том, как реагировать на российскую пропаганду и пророссискую дезинформацию. Ведь это война в сознании людей, считает Либор Франк. Кремлевская пропаганда, по его словам, сегодня является более опасной, чем когда-либо прежде. «Они занимались этим более 15 лет. И нынешняя уже не похожа на классическую черно-белую и надрывную пропаганду. Нет, она эффективна. Она ставит под сомнение, нивелирует и мобилизует», — констатирует Фюле.
Единственная возможность противостоять ей — изучать ее, говорить о ней и объяснять ее. И одновременно бороться с популизмом и радикализмом, а это те явления, которые российская пропаганда пестует в своих интересах.
По мнению экспертов, вопросом остается, какие цели преследует Россия, провоцируя конфликт на Украине, то есть — на своей собственной границе. Нет ли у Москвы намного более масштабных стратегических целей, и не подкидывает ли она Западу Украину как простую приманку?