Во вторник, 22 сентября, президент Тайип Эрдоган выступает в прямом эфире: «Первый пункт повестки дня моего завтрашнего визита — величественная мечеть, построенная в Москве. Мы откроем гигантскую мечеть вместимостью 10 тысяч человек. Затем мы встретимся с Путиным. Конечно, главный вопрос встречи — Сирия».
Далее он продолжает: «Время от времени нас огорчают их заявления. Информация, которую мы получаем, не радует. У нас совершенно особые отношения с Россией. Поэтому все это нас расстраивает. Надеюсь, мы договоримся с Путиным».
Все догадываются о «тайной симпатии» или даже «слабости», которую Эрдоган питает к Владимиру Путину.
Две эти персоны обладают похожими чертами с точки зрения «единоначалия» и «авторитарного стиля правления». В статье, которая в начале этой недели вышла из-под пера Джона Ханны (John Hannah) в Foreign Policy, Эрдоган был назван «Anatolian Putin» или «анатолийским Путиным».
«Общие черты», существующие между ними, настолько очевидны, что они удерживают Эрдогана от обращения «Эй, Путин» (в феврале 2015 года Эрдоган раскритиковал президента Обаму за молчание в связи с убийством трех студентов–мусульман в штате Северная Каролина: «Эй, Обама, где ты?» — прим. перев.). Хотя, пожалуй, ни один другой лидер так не мешал «внешнеполитическим расчетам» Эрдогана, как Путин.
Несмотря на это, Эрдоган говорит об «особых отношениях» с Россией и в этой связи об «огорчении» некоторыми заявлениями Москвы. Он выражает надежду на «возвращение из Москвы с договоренностью с Путиным».
Каждый, кто внимательно следит за событиями в Сирии и понимает, как и почему действует Россия, должно быть, осознавал, что Эрдоган не договорится с Путиным, если не изменит свою сирийскую политику.
На следующее утро, то есть в канун праздника Курбан-байрам, мимо моих окон проезжает кортеж, который везет Эрдогана в аэропорт. В ранние утренние часы дороги перекрыты.
Как только движение возобновляется, я тут же отправляюсь в путь. Я прибываю в Москву через несколько часов после Эрдогана. Оказывается, гостиница, в которой я должен остановиться, находится прямо возле Олимпийского стадиона, у подножия крупнейшей московской мечети, открытие которой в этот день происходит в присутствии Путина и Эрдогана.
Первое, что мне бросается в глаза в вестибюле гостиницы близ мечети — надписи на русском («Московская соборная мечеть»), английском («Moscow Cathedral Mosque») и арабском («El Mescid el-Cama’a bi Mosku») языках.
Из-за наплыва делегаций, прибывших со всех регионов страны, чтобы представить на церемонии открытия мусульман Российской Федерации, а также деятелей искусства из разных уголков мира, которые подоспели к Московской биеннале современного искусства, гостиница походит на «многолюдную ярмарку».
Для Путина и руководства России открытие такой мечети в Москве связано не столько с «уважением» к мусульманам в их стране, сколько с «тревогой». Число боевиков из России, присоединившихся к «салафитско–джихадистским» организациям в Сирии, и прежде всего ИГИЛ, насчитывает порядка двух тысяч. В то время как, с одной стороны, новая большая мечеть в Москве создана для богослужения мусульман, с другой стороны, государство планирует контролировать религиозную деятельность.
Строительство большой мечети в Москве и активное наращивание военного потенциала в Сирии — в некотором смысле разные проявления противостояния России «угрозе исламского фундаментализма».
Дислокация 24 современных самолетов в Латакии для поражения наземных целей, размещение, как минимум, трех комплексов ПВО, каждый из которых состоит из 12 ракет, переброска морских пехотинцев в Сирию и увеличение их числа с 200 до более 500 — все эти шаги способны изменить «военное уравнение» в Сирии. А новый баланс «военного уравнения» просто не может не повлиять на «политическое уравнение».
Эти ходы Путина на «сирийском фронте» направлены против «угрозы номер один», а именно «угрозы исламского фундаментализма». Объясняется все это необходимостью «борьбы с ИГИЛ в Сирии».
Конечно, обращает на себя внимание то, что благодаря этим шагам Россия закрепляет за собой новую «стратегическую позицию» в Восточном Средиземноморье, что не может не беспокоить США, но, видимо, Москва, по крайней мере, в вопросе «приоритетной угрозы», связанной с ИГИЛ, находится на «одной волне» с Вашингтоном.
При этом Турция (или, точнее, Эрдоган — Давутоглу) ни с Вашингтоном, ни с Москвой не находится на одной волне в Сирии. По итогам переговоров в Кремле, «главным вопросом» которых была Сирия, не сделано ни одного «совместного заявления», после чего Эрдоган покидает Москву.
В праздничное утро я нахожусь в своем номере отеля и читаю газету Moscow Times. Прямо передо мной — минареты Соборной мечети, возвышающейся над Олимпийским стадионом.
Заголовок — «Лидеры Ближнего Востока встали в очередь к Путину». Статья начинается так: «За то время, пока Кремль наращивает свои военные возможности в Сирии, чтобы играть более активную роль в регионе, президент Турции Реджеп Эрдоган стал третьим по счету ближневосточным лидером, прибывшим в Москву на переговоры с президентом Владимиром Путиным».
В понедельник Россию посетил премьер-министр Нетаньяху, во вторник — глава Палестинской автономии Аббас, в среду — Эрдоган. Статья также не без скрытой иронии напоминает, как Путин однажды отозвался об Эрдогане — «tough guy» («крепкий мужик»).
По возращении из Москвы «крепкий мужик» в выступлении по случаю праздничного намаза так упоминает о своей встрече с Путиным по Сирии: «Уже ни для кого не секрет, что Россия и Иран оказывают поддержку Сирии. Они и сами говорят об этом.
Мы надеемся, что Россия проявит солидарность и уважение к тому, о чем мы говорили на вчерашних переговорах. Асад, как я им вчера сказал, желает создать некое государство-бутик. Это регион, который протянется от Дамаска до Хамы, Хомса, Латакии и будет соответствовать 15% Сирии. Цель Асада — создать в этом регионе государство, принадлежащее ему и выходящее в Средиземное море, в котором будут доминировать поддерживающие его определенные силы…»
На понятном языке это заявление, привлекшее внимание своим сумбуром, можно обобщить так: в сирийском вопросе Эрдоган вернулся из Москвы «с пустыми руками».
А после того, как сирийской вопрос станет «на высшем уровне» обсуждаться Вашингтоном и Москвой, «безопасная зона», на которую уповает Турция, будет практически невозможной.
В дальнейшем «анатолийский Путин» может попытаться достичь договоренности с «московским Путиным» только по вопросу «раздела Сирии». В таком случае ему придется согласиться на «Алавистан» с центром в Латакии, составляющий 15% прежней Сирии, взамен на согласие на некий «организм» на севере Сирии под контролем исламистских сил, не относящихся к ИГИЛ и подчиняющихся Турции.
Однако вся проблема заключается в том, что принять это должны не только США, но и Путин.
В Москве всегда думают о том, что завтра история напишет о дне сегодняшнем.
Только спустя время мы сможем понять, кто, почему и за что «приносит жертву» в этот праздник Курбан–байрам.