«Я выбрал сторону украинской нации, когда за ней не стояло ничего, кроме мечты, бессильной злости на мудаков, которые издеваются над нами всеми, и жажды справедливости. Поиск простой человеческой справедливости завел меня когда-то в этот лагерь, и я стараюсь не выпускать этот ориентир из поля зрения.»
Дмитрий Резниченко (Дмитро Різниченко) — украинский общественный деятель, журналист, блогер. После избранием президентом Виктора Януковича ушел в радикальную оппозицию. За участие в «языковом Майдане» (протестах против «Закона о региональных языках» 2012 года), из-за драки со спецподразделением «Беркут» и использование против милиции спецсредств находился в розыске, был арестован и приговорен к условному наказанию — пять лет с отсрочкой на два года.
Принимал активное участие в Революции достоинства 2013-2014 годов, вместе с группировкой «С14» входил в «Сотню имени Святослава Храброго», которая контролировала захваченную повстанцами Киевскую городскую госадминистрацию. С началом московской интервенции весной 2014-го ушел добровольцем на фронт, записавшись в добровольческий батальон «Донбасс» (Национальная гвардия). Участвовал в освобождении города Попасная и поселка Марьинка, в нескольких штурмах оккупированных Первомайска, Донецка и Иловайска. В боях за Иловайск получил ранение, попал в госпиталь. В декабре 2014 года уволился из Нацгвардии.
После возвращения из плена своего командира пошел за ним служить в ряды Вооруженных сил Украины, принял участие в формировании нового батальона «Донбасс-Украина» (46-го отдельного батальона специального назначения ВСУ) в должности инструктора-гранатометчика . Вернулся на фронт, через год закончил службу в звании сержанта.
После увольнения из армии в 2016 году вместе с несколькими побратимами провозгласил создание общественного движения «Новый огонь» («Новий вогонь»), стал автором его политической программы.
Награжден военными наградами «Участник АТО», «За службу государству», медалью «За жертвенность и любовь к Украине» от Украинской Православной Церкви (КП). Московскими оккупантами внесен в списки «карателей» и заочно осужден.
— Насколько военная служба изменила тебя как человека?
— Если в целом, то служба мне показала, насколько я трус и лентяй. Для понимания своего места в этом мире это очень полезная информация. Еще я узнал, что моих дочерей люблю больше, чем Родину. Помнишь, как в «Матрице» Нео был поставлен перед выбором — спасать город Сион или спасать любимую Тринити?.. Он выбрал Тринити, и я теперь его понимаю.
Еще узнал, что моральный предел в любой войне проходит по детям. То есть когда начинаешь разбирать, кто же виноват в том, что заварилась эта кровавая каша, в результате должен прийти к выводу, что невинных нет. Каждый, включая женщин, пенсионеров, больными и блаженными, несет свою долю ответственности, и только дети — нет. Поэтому со временем начинаешь жалеть только их, а также искалеченных и брошенных на голодную смерть животных. Если предположить, что в таком явлении, как война, вообще могут существовать какие-то моральные ограничения, то они, по моему мнению, касаются именно детей.
Вот знаешь, бывают такие величественные и благородные причины, ради которых нужно сравнять с землей целые города — это я могу понять и оправдать. Подвергнуть слепому риску массы гражданского населения — тоже могу. Бой — это дикий узел случайностей и плохих совпадений, все под Богом ходим, результат не просчитаешь, просто сделай все, от тебя зависящее, чтобы уберечь кого надо, а там пусть случай решает. Но когда ради высокой цели надо сознательно убить ребенка — все, стоп, здесь понятие «военная необходимость» должна отключаться. Нет такой благородной цели.
Еще война научила меня, что самое отвратительное в человеке — это жадность и страх. Из жадности и страха вырастает подлость, предательство и множество другой гадости. На войне жадность и страх прут из людей во всей полноте, и должен сказать, это отвратительное зрелище. И в то же время я увидел, сколько нечеловеческой силы, благородства и принципиальности может проявить обычный, казалось бы, человек, на которого в гражданской жизни и внимания бы не обратил. Я видел людей храбрее, честнее, благороднее меня. Это многого стоит.
Я узнал, что настоящие герои обычно не выглядят как герои, наоборот, при первом знакомстве часто вызывают чувство вроде «чувак, зачем ты сюда приехал, сидел бы дома». А потом этот «чувак» ходит в отчаянные атаки, в которые ты сам пойти забздел, во вражеском окружении в одном бою собственноручно уничтожает русский танк и БМП, получает ранение и выходит лесами к своим сквозь вражеские засады, не выпустив оружия из рук.
В то время, как киношные «Рэмбо», на которых в учебке все смотрели с почтительным испугом, на деле оказываются трусами, мародерами и понтовиками. Словом, война научила не считать себя большим знатоком человеческой психологии, не думать, что одним проницательным взглядом можно увидеть человека насквозь. Но я завел себе правило: чем больше человек похож на героя, тем сдержаннее я его оцениваю.
Если подытожить, интуитивные показатели, по которым я стараюсь строить свой жизненный путь, там, на Донбассе, превратились в четкие и очерченные принципы. Считай, наконец я определился, что в этом мире правильно, а что — нет.
— Какую роль изучение военной истории играет в современных войнах? Насколько полезен прошлый опыт с позиций современной и будущей военной стратегии?
— Я же не офицер, ответственных решений на фронте не принимал, поэтому как могу утверждать что-то о военной стратегии?.. Да и военную историю изучал чисто по-любительски, как энтузиаст-любитель. Мне она дала понимание исторической перспективы — осознал, что эта война началась не в 2014 году и даже не в этом столетии. Идут исторические процессы тектонических масштабов, идут давно и будут идти после нашей смерти. Их понимание дает возможность спрогнозировать развитие событий, следовательно, принять правильное решение, но здесь речь идет не о военной тактике, а, скорее, о политике.
А в тактике я, по моему скромному сержантскую мнению, нашел подтверждение старой поговорки «генералы всегда готовятся к минувшим войнам». На маневрах, на батальонном слаживании мы учились наступать в едином строю, с танками и пехотой, как во время Второй мировой. Как будто еще не изобретены лютые артиллерийские системы типа «Град» и другие убивалки, способные перемешать наши стройные ряды с землей парой залпов. Радует лишь то, что россияне используют ту же тактику, и она им дорого стоила под Дебальцево.
— Какова роль СМИ в воздействии на практику ведения современных войн?
— О, СМИ стали мощным инструментом. Даже не СМИ, а общая информатизация человечества, особенно интернет. Фактически, теперь все войны и революции ведутся в режиме онлайн, и это не просто шоу. То, как освещаются события и герои, влияет на отношение к ним всего мира, а следовательно, и на военные решения международных блоков и иностранных союзников.
А учитывая, что наша война с Московией имеет гражданский характер (то есть на ее стороне воюют украинские граждане, и одновременно граждане Московии воюют на нашей стороне или ходят по ее столице с украинскими флагами), пропаганда играет важнейшую роль. Однако, как бы ни мечтали различные диванные неудачники, которые днями строчат комментарии в интернете и считают себя «информационными пехотинцами», я ни разу не видел, чтобы телекамера ехала в атаку впереди танка. Нет, танк всегда впереди, а телекамера за ним, никак иначе. Я убедился, что лучшая пропаганда — это трупы вражеских солдат (и чем их больше, тем убедительнее), а вовсе не хитроумные аргументы.
Когда некоторые наши деятели стонут, что, мол, Украина проигрывает информационную войну, это означает обычно: «Дайте денег, дайте грант на документальный / художественный патриотический проект, он необходим для победы!».
На самом деле мы информационную войну выиграем, только что из этого? Во время голосования в ООН в 2014 году только малая горстка стран-неудачников поддержала Московию после ее оккупации Крыма, а остальной мир — нет. Вся планета всю позапрошлую зиму, не отрываясь, смотрела, как горит украинская революция, определялась с отношением к нам и нашей борьбе. Во время того голосования в ООН она его проявила. Победа? Победа! Только что в итоге? Крым все равно оккупировали, и нам его придется с кровью забирать обратно.
— Действительно ли пытки — хороший метод сбора информации? Используется ли он в настоящее время? Насколько это эффективно?
— Пытки — прекрасный метод, но на моей памяти его использовали (в ограниченной форме) исключительно против «своих» — алкоголиков и преступников, и только в воспитательных целях. Должен сказать по результатам, что метод действует. А вот помогает ли он собирать информацию — не знаю.
— Ты патриот? Вышиванку часто носишь?
— Да патриот же, черт возьми! Если посмотреть фотографии, особенно праздничные, то видно такого записного патриота, как на плакате. И тебе вышиванка, и военная форма, и жена-красавица в вышиванке, и дочери-ангелочки в вышиванках, и флаги, и вообще образцовый гражданин, хоть агитационные материалы делай. Иногда даже самого воротит от такой пасторальной картинки. Но тут уж ничего не поделаешь, мы обрастали этим образом много лет, поднимали эту символику еще тогда, когда по Крещатику по-хозяйски ходили толпы коммунистов, неприкрытая московская агентура руководила государством, а мы, молодые националисты, считались маргиналами, которых «ради общественного порядка» власть даже в центр города не пускала. Лозунг «Слава Украине!» звучал для большинства как «Хайль Гитлер!».
Однако, если отбросить мишуру, вышиванку я надеваю только по праздникам (она у меня одна и старенькая), слова «патриот» (и даже «Украина») стараюсь избегать. От подобных слов веет кондовой государственной идеологией, формалистикой и глупым пафосом. А я выбрал сторону украинской нации, когда за ней не стояло ничего, кроме мечты, бессильной злости на мудаков, которые издеваются над нами всеми, и жажды справедливости. Поиск простой человеческой справедливости завел меня когда-то в этот лагерь, и я стараюсь не выпускать этот ориентир из поля зрения, потому что можно легко превратиться в трескучего мудака, который говорит правильные слова. Не хотел бы я выглядеть таким патриотом.
— Чем вишиватник отличается от патриота?
— Да вишиватник — это тоже патриот, просто жалкий. Тот, которому формальный набор знаков и символов важнее живой борьбы и поиска правильного пути. Как говорил один исторический деятель, «ограниченный теоретик скорее умрет за свою доктрину, чем за свой народ». Правда, как я заметил, вишиватники особо не спешат умирать, не рискуют появляться на фронте или на баррикадах. Хранят, так сказать, «ценный украинский генофонд» в своем лице.
— У наших Вооруженных сил и нашей страны есть перспективы?
— Есть, конечно! Вообще, если у нашей страны есть перспективы, то они связаны с Вооруженными силами. Потому что, как выяснилось, вся хитроумная дипломатия, все международные гарантии и «экономические реформы» ничем не помогут, когда агрессивный сосед просто приходит и забирает твое, пользуясь правом сильного. Опыт показал, что в таких случаях может помочь только оружие, причем собственное, и в собственных руках.
Я прошел все этапы становления новой украинской армии, с 2014 года, когда записался добровольцем и вместо армии попал в маловооруженный отряд, и до сегодня, когда в распоряжении моего батальона есть танки, тяжелая артиллерия и огромный транспортный парк. Однако в начале войны, атакуя города на автобусах, мы освобождали землю, а теперь, имея мощное вооружение, просто стоим на месте и стережем свой кусок передовой.
Думаю, украинская армия переживает вершину своего могущества, наивысшую точку из того, что она могла достичь при сегодняшнем советском генералитете и нынешней системе власти. Далее начнется спад. Сейчас есть две основные группы воинов: те, кто хочет воевать, но не хочет служить (потому что старый дебилизм службы поперек горла), и те, кто хочет служить (потому что это деньги и уважение), но не хочет воевать. Постепенно первые из армии идут, потому что командование воевать явно не собирается, зато старые кадры, которые привыкли только воровать и бить баклуши, массово возвращаются. Мы расконсервировали, отремонтировали, раскопали и призвали все, что могли. Далее без радикальных изменений наверху, без коренного обновления технической базы и принципов службы этого не изменить.
К счастью, период острого военного противостояния приостановился, поэтому я решил, что время демобилизоваться.
— Какие перспективы у военного на «гражданке»?
— Мы, слава Богу, не Московия, для которой собственные солдаты после войны — это только лишний груз и источник проблем. Мы — Украина, наше общество искренне заботится о своих хлопцах, ждет их, возлагает на них большие надежды. И украинские солдаты это внимание действительно чувствуют.
Для ветеранов создана куча всяких официальных служб и общественных инициатив, чтобы помочь социализироваться. У кого есть желание, найдут и работу, и поддержку, и возможность учиться. Я лично рад этому и благодарен, но сам пользоваться не буду. Для меня борьба не закончилась, рано возвращаться к мирному труду.
После двух лет службы я сделал вывод, что, очевидно, мы устояли, опасность уничтожения Украины пока миновала, поэтому время возвращаться. Я уверен, что Московия теперь перенесет главные свои усилия на раскачку внутренней ситуации и на попытки реванша во власти. Здесь ей и хочу противодействовать.
— Ты хочешь быть политиком? Потому что мне кажется, ты просто рвешься туда, почему?
— Примерно как в 2014 году я долго привыкал к мысли, что из уличного радикала я превратился в официального милиционера (потому что служил тогда в Нацгвардии), так теперь пытаюсь привыкнуть к мысли, что из антисистемного активиста должен превратиться в политика. Ибо иначе, нежели политика, не могу назвать то, чем занимался и занимаюсь — уличный активизм, противостояние внутренним и внешним врагам общественными методами. К тому же, Клаузевиц писал: «Война есть продолжение политики другими средствами». Так что, по крайней мере, по Клаузевицу, я точно политик.
— Недавно у себя в ЖЖ ты изложил программу политической партии «Новый огонь». Расскажи об этом поподробнее.
— … Просто есть несколько ребят из моего батальона, ушедших на фронт добровольцами, когда Родина была в опасности. Они не получали денег, получали оружие и технику всеми правдами и неправдами, но при этом освобождали города. Затем появилось и оружие, и техника, и деньги, однако фронт остановился, украинские города остались под оккупантами. В то же время в тылу началось формальное б**дство — преступники и предатели, чьи руки в крови Небесной сотни, которые давно должны были бы или гнить в земле, или прозябать в тюрьме, вылезли на поверхность, свободно ходят по улицам, возвращают себе власть. А народ, который во время революции и первого года войны показал себя таким сильным, благородным и организованным, сейчас растерян и усталый.
Мы с ребятами в нашем штабе много месяцев обсуждали эту ситуацию, рассуждали, что должны теперь делать. Наконец, пришли к выводу, что с армией надо заканчивать и возвращаться в свои города, наводить порядок. А сделать это можно только в форме массового политического движения. Не очередной «союза ветеранов АТО», а именно массовое политическое движениея, с гражданскими активистами и неравнодушными гражданами. Именно эти люди когда-то свалили Януковича и его сине**пую банду — им под силу и порядок навести.
Мы выбрали себе название — «Новый огонь». Лично я как литературно одаренный и политически наиболее подкованный, пока сидели во фронтовой зоне, написал подробную программу. Теперь вот, после майских праздников, будем организовывать первые публичные встречи и представить ее людям.
— Если станешь политиком, то чем принципиально будешь отличаться от Ляшко, например?
— Не буду путаться с мутными людьми, наживаться мутными путями и не буду держать народ за идиотов. Я выяснил, что недооценивать проницательность народа не стоит. Он прост, но не глуп, может очароваться, но быстро разбирается, кто чего стоит, и второго шанса не дает. И еще я выяснил, что командир может быть жестоким, даже слишком жестоким, ему это прощают, но никогда не прощают кражи и нечестных доходов. Я уже упоминал о жадности и страхе?.. Вот с жадностью и страхом в себе и буду бороться.
— Фамилия влияет на стиль жизни, как думаешь?
— Очевидно. Недаром же евреи, когда построили свою страну, централизованно сменили пестрые фамилии своих граждан в соответствии с ивритом.
— Что ты можешь сказать о смерти?
— О, о смерти я теперь могу рассказать много. Но главное — в ней, как оказалось, универсальный смысл жизни. Так сказать, исходная объективная точка для оценки бытия. Жена бросила?.. О’кей, представь, что умираешь, подумай, как ты будешь вспоминать ее тогда. Денег кучу заработал? Хорошо, представь, что смотришь на этот факт с предсмертного одра. С точки зрения смерти, когда на тебя дышит вечность, каждому событию — и хорошему, и плохому — видна настоящая цена.
Лично для себя я решил, что никогда не посвящу жизнь тому, за что не готов умереть. Потому что это не рационально, жаль размениваться, а в финале жалеть.
— Чем наша революция и война закончится, по-твоему?
— Горящим Кремлем! Так людям и передай: Резниченко сказал, что в финале будет гореть Кремль. Когда они будут смотреть репортажи из охваченной паникой Москвы, пусть вспомнят мои слова.
—
Беседовал Влад Требуня, опубликовано в газете Галицкий Корреспондент
Перевод: Аргумент
26.05.16.