Эксклюзивное интервью Президента Чеченской Республики Ичкерия Абдул-Халима Садулаева болгарскому независимому еженедельнику «Политика» (№ 112, 9-15 июня 2006 года). Интервью было организовано при содействии ИА DAYMOHK.
— Русские власти не хотят вас воспринимать как легитимного президента. Как вы считаете, может ли наступить момент, когда ситуация в этом будет по-другому?
А-Х. Садулаев: — Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного! Хвала Аллаху, Господу миров. Мир и благословление Пророку Мухаммаду, его семье, его асхабам и всем тем, кто следует прямому пути до Судного Дня!
Для народа в Чечне, для продолжающейся войны, для ситуации на Кавказе главный вопрос, что сегодня тревожит всех – это не признание русскими меня легитимным или нелегитимным. Нас беспокоят — русскими уничтожаемые и истязаемые люди, ни одним государством, ни одним народом, ни одной религией не признанными жестокими методами. Также нас беспокоит ведение русскими войны, с нарушением всех международных прав и законов, о которых мы наслышаны.
Легитимность чеченского народа не русскими определяется. Когда российское руководство заявляет, что легитимны, мы не становимся таковыми, и тогда, когда они говорят обратное, наша легитимность не теряет силы.
Наша легитимность, в первую очередь, что от народа, определенная решениями, принятыми после 1990 года, впервые народом организованным референдумом о независимости, и в соответствии с ним принятой Конституцией. По которой был избран президентом и Джохар Дудаев.
С тех пор на нашей земле легитимность никогда и не прерывалась. И не прервется с гибелью предводителя. Занять его место, соблюдая наши законы, есть кому. И было во все времена. И до меня было. И от меня когда, по воле Аллаха, со смертью это отойдет, есть кому еще лучше продолжать это дело.
Поэтому не легитимность есть, что нас беспокоит. Нас тревожит вне всякой дисциплины и правил совершаемое русскими массовое убийство людей. Когда мы говорим, «эту войну с нами ведите, воюем с вами мы», на то не хватая мужества, русские уничтожают женщин и детей, проявляя над ними жестокость.
Они, если в начале только в Чечне это делали, то теперь, размахнувшись по всему Кавказу, продолжают насилие. Не так давно, в прошлом году, в Нальчике провел операцию наш Кавказский фронт. Направленным туда до ее начала, а заодно и проследить состояние подготовки, нашим первым вице-премьером, наделенным и обязанностями военного наиба, Шамилем Басаевым было высказано пожелание. «Ваша подготовка не завершена. Желательно, подождать»,- сказал он.
На что услышал: «У нас нет больше сил терпеть беспредел русских. У нас забирают молодых людей, убивают. В эти дни, забрав девятерых женщин, в том числе и одну беременную, пинали ногами, изуродовали. Убили ребенка в чреве матери. Разрешите нам провести эту работу». Когда эти просьбы возросли, мы дали им поработать там. И там везде, где стояли войска, были осуществлены боевые операции. Много русских ликвидировали и уложили. Погибли также и муджахеды. Инша Аллах, они в раю.
Требование прекращения вот такого рода насилия — это наше беспокойство. А легитимность – не из вопросов, за который мы волнуемся.
— Ожидали ли вы когда-нибудь, что будете наследником Аслана Масхадова?
А-Х. Садулаев: -Наследники Аслана Масхадова — это его семья, его сын. Я Масхадова не наследник в этом смысле. Я Масхадова наследник в государственной должности и руководстве мне порученных. То, что после гибели Аслана мне придется занять его место, я знал. Это было вне всяких ожиданий. По всем законам. Также это было обсуждено на Маджлисуль Шура и затем закреплено выходом президентского указа. Не подлежащее ни обсуждению, ни предположениям, что могло бы быть так или иначе. Из конкретно предстоящих и известных дел это было — что в случае его гибели, мне придется стать на его место.
Таким же образом, и Умаров Докка, утвержденный указом, будучи вице-президентом, должен знать, что он – мой преемник. Поэтому ничего секретного, предположительного, над чем мы должны были бы долго гадать. Это не подлежащее сомнению очевидное. Это определенные нашим Законом положения. В им (Законом) определенном состоянии они и раньше были, и сегодня находятся.
— В начале второй русско-чеченской войны в ваших структурах наблюдалась разобщенность. Насколько вы преуспели в сплочении ваших рядов?
А-Х. Садулаев: — Разобщенность в начале войны в рядах муджахедов ВС ЧРИ была связана не противостоянием между муджахедами и воинским составом. Причиной тому были недопонимания в политическом руководстве.
Еще за год до этих событий мы знали, что Россия готовится к войне, что это подготовленная против нас провокация, что русские готовятся вторгнуться, что русские этим самым хотят протолкнуть в руководство своей власти новых людей, хотя поименно мы не знали что это Путин. Все стало определенно ясно, когда Ельцин посадил его на свое место, сделав преемником.
За три – четыре месяца до начала войны вводимые в Моздок и Дагестан войска, мы знали, предназначены нам.
В то же время в Дагестане шел последовательный и планомерный процесс возрождения традиции предков в религии, ее усилении, с объявлением Шариата в отдельных районах. Воспользовавшись ситуацией, русские спровоцировали в Дагестане противостояние, в результате которого были убиты шесть и ранены девять человек из числа местного населения. И когда прозвучала просьба попавших в беду людей, на помощь им из Чечни, не из правительственных структур, не по решению и с разрешения властей, пошла группа муджахедов. Когда уже им навязали войну, мы вынуждены были послать людей, чтобы убедить Шамиля и Хаттаба в том, что фактически ситуация навязана русскими, чтобы внести войну в Чечню, и они войдут в любом случае. И что надо выстроить общую политическую стратегию и установить неукоснительную дисциплину (низам-порядок). И заодно предложили им помощь в выходе из Дагестана.
Однако, братья посчитали, что согласно долгу перед Аллахом, не имеют права сидеть, сложа руки, и пошли на выручку окруженным.
Дагестанцы испокон веков наши соседи, братья и родственники. Вопреки российским чисто политическим заявлениям, наши муджахеды вошли в туда не завоевать его, не отнимать Дагестан у их законных владельцев в пользу чеченцев.
В результате, оказав помощь, с чувством долга, и уничтожив при этом более полутора тысячи российских оккупантов, много техники и вертолетов, муджахеды вернулись назад.
Далее российские агрессоры напали на дагестанские села Карамахи и Чабанмахи, где был установлен Шариат. Убили несколько сотен жителей сел, в том числе, мужчин, женщин и детей. Много женщин и детей были жестоко зарезаны.
И вновь чеченские моджахеды решили помочь дагестанцам, отвлекая от осажденных сел русских оккупантов. Однако, снова чеченское правительство заявило, даже видя уничтожение дагестанских сел, что нам лучше воздержаться, так как это станет предлогом для вторжения русских в Чечню.
Правительством было предложено подождать, пока русские не начнут первыми. Но моджахедов было не удержать, и отряды снова возглавили Шамиль Басаев и Хаттаб, но при этом и вывели с территории Дагестана всех, кого могли, отбросив карателей.
Именно в плоскости «русские собираются войти, подождем, пока они войдут», или «нет разницы, когда они уже убивают мусульман», только и было некоторое непонимание в политическом руководстве, но стратегия оставалась единой. И ни у кого не было расхожести в мнении о необходимости противостоять русским.
Эти разногласия мы преодолели в 2002-ом году, собрав расширенный Маджлис (заседание), где присутствовали видные военные амиры, члены парламента и другие представители народа. На том маджлисе мы сняли этот вопрос раз и навсегда. И эта, проделанная тогда работа, не оставила и мне много забот, связанных со сплочением рядов. И после того, как Аслан стал шахидом, не требуя от меня больших усилий, эти структуры уже стояли на своих местах. Поэтому долго трудиться мне не пришлось. Мне оставалось только соединить части воедино, регулировать общую ситуацию, так как союз уже был воссоздан заново. И этот союз, хвала Аллаху, день за днем крепнет и расширяется.
— Когда вы готовы остановить войну? Готовы ли вы согласиться, чтоб в Чечню приехали международные наблюдатели?
А-Х. Садулаев: — Остановить войну тому, кто начал ее, трудно, пока не освободится от амбиций. Развязала войну Россия, и кэгэбэшная власть и чекисты, пришедшие к власти. Теперь всем очевидно, что они бы ее не начали, если бы знали, что она так продлится и не так удачно для них сложатся дела. Но сейчас они грянули в болото, в трясине, и не в силах оттуда выбраться. Пока цена на нефть и газ поднимается, им удается сколотить людей на деньги. И именно такая ситуация и держит их в этой трясине.
Поэтому, если кто-то желает остановить войну, было бы правильней спрашивать об этом русских. А так, остановить войну, завершить ее, вернутся к мирной жизни, жить в свободной мирной стране, поддерживать добрососедские взаимоотношения с соседями — это желание у нас во все времена было и есть. Против этого мы не были раньше, не против и сейчас. Поэтому, если бы международное сообщество задало этот вопрос русским — это было бы правильным. С нашей же стороны этот вопрос не стоит на месте.
А для того, чтобы приехали международные наблюдатели и увидели, что здесь происходит, опасности от нас и противодействия с нашей стороны нет: ни раньше, ни сегодня. Поэтому двери в эту сторону открыты. Лишь бы они обезопасили себя от провокаций и опасности, исходящих от России.
— Готовы ли вы вести переговоры с российским правительством?
А-Х. Садулаев: — Если бы мы выбирали и устанавливали Российское руководство, то предпочли бы для себя более лучших, чем нынешние. Но, если сегодня говоришь с народом, то это приходится делать через его руководство. Будь то уважаемые тобой люди или наоборот, хочешь ты того, чтобы они там были, или нет. Поэтому россииское руководство — это та власть, которую русские сами поставили над собой и не свергли. Они пришли к власти не законным, демократическим путем, не честным голосованием, а чекистская группировка, пробившая путь наверх неправедными путями.
Но их руководство — это их руководство, поэтому пойти с ним на перемирие, прекратить войну и иметь отношения, если оно будет согласно, то с нашей стороны препятствий не будет. Однако, если спросить нас, довольны ли мы российским руководством, если правду говорить, мы бы, взамен нынешней, пожелали лучшей власти.
— Вас обвиняют в том, что вы ведете уничтожительный джихад. Вы согласны с этим?
А-Х. Садулаев: — Чтобы адресовали такой вопрос, «уничтожительный» Джихад мы не объявляли вообще никаким образом. Джихад, когда он переходит в стадию войны, бывает или наступательный или оборонительный.
Это война, которая ведется нами для изгнания врага и освобождения от оков колониальной политики России, чтобы жить в свободной стране, сообразно нашим законам, обычаям, адату. А для этого наши земли нам нужны свободными.
Именно такая война одобряется в Исламе и называется Джихадом. Мы ведем Джихад не для того, чтобы уничтожать другие народы мира и не для уничтожения других религий мира. Мы говорим, что нашу веру и нашу родину мы не отдадим никому. И не отдадим, и будем защищать и оберегать.
Это наши права перед Богом, и наши права перед любыми народами. С теми, кто с оружием пришел к нам нарушать эти права, сегодня это русские, к войне мы готовы. И были готовы всегда, от предков наших. Мы эти права никому не отдадим.
В остальном, мы никому и ничем не угрожаем, ни на кого не собираемся нападать, и не собираемся ничего чужого отнимать. И то, что наш газават назвали, в данном случае, «уничтожительным» джихадом, мы знаем — есть определенное влияние той идеологической картины, которую россииская пропаганда обрисовала вокруг нас.
В добавление к этому — поменьше слушаться и не придавать значения российской идеологической машине. Международные средства массовой информации, как в Болгарии, так и в других странах, чтобы узнать реальную ситуацию на Кавказе, должны оставить в стороне то, что говорят русские, и сами, изо всех сил, попытаться приехать и увидеть все своими глазами. Все исходящее от русских — это сплошная ложь. Но и сказать так, это еще не сказать ничего.
— Вы утверждаете, что Шамиль Басаев ваш друг, и что у вас с ним хорошие взаимоотношения. В то же время вы категорично противостоите методам брать в заложники мирных жителей во время военных акций. Означает ли это, что вы готовы на компромисс с Россией, а он — нет?
А-Х. Садулаев: — То, что Шамиль Басаев мой товарищ и у нас хорошие взаимоотношения — это отдельная сторона дела. И я не встретил человека, которому пришлось бы доказывать обратное.
Это человек, который с начала первой русско-чеченской войны, когда пришла беда к нашему народу, вышел вместе с многочисленными моджахедами за собой. Человек, который преданно трудится в Джихаде, защищая родину, не щадя жизни. Уважаем и почитаем в народе, учитывая его усердие.
В то время я рядовой моджахед, мы виделись и так познакомились с ним. А с началом этой войны мы часто бывали вместе и часто виделись. У него было свое понимание некоторых вещей, у меня — свое. Поэтому, от того, что мы знакомы, у нас не обязательно должно быть одинаковое понятие. Это обычные между двумя людьми человеческие взаимоотношения.
Но есть и государственная политика руководителя для подчиненного, как внешняя, так и внутренняя, и есть путь государств, уже заявленный мной. И на этом пути могут быть довольные и недовольные. Внутри могут быть и за пределами. Это естественно.
Что мы не приемлем в нашем государстве – проведение операции с захватом заложников, мирных жителей. Как раньше, так и сегодня. Неприятие этого пути у нас было и при Аслане Масхадове, после него и я следую тому же. Однако, может возникнуть вопрос, почему Шамилю Басаеву не воспрещается проводить подобные диверсионные операции.
Пока русские убивают наших женщин и детей, сегодня по Шариату у меня нет никаких прав запретить ему такой же путь. Сказать ему — «если ты это сделаешь, последует наказание» — возможность не оставляют русские.
Если бы русские прекратили это насилие, тогда я мог бы сказать Шамилю Басаеву, и не только ему, но и всем остальным об ожидающих их наказуемых мерах. Такой путь возможен был, и при Масхадове, возможен и сегодня, при мне.
Но пока русские уничтожают наших женщин и детей, мне остается только призывать человека к пониманию. А так, ни властью, ни законом, ни в других направлениях у меня никаких рычагов нет. Однако, этот путь мы не приемлем на государственном уровне: ни раньше, ни сейчас. И не потому, что русские не делают этого с нами. Русские уничтожают наших женщин, убивают детей. У нас уже убито 50 000 детей.
Сегодня, для всех нас большая боль, всех потрясло, как и во всем мире, что в Беслане погибло более 180 детей, а всего более 300 человек. И мы отмечаем, почему также не было всеобщим горем для мирового сообщества уничтожение и 50 000 убитых русскими наших детей? Разве они не были детьми, разве их не любили матери и отцы? Разве и они не были такими же маленькими, не хотели играть в те же игры, не любили так же жизнь, и также радоваться жизни?
Не именно ли эта черствость по отношению к молчаливому уничтожению наших тысяч детей и сделало возможным Беслан, и то, что было до Беслана? Если мы не зададимся этим вопросом и не прислушаемся к чужой боли, оттого что мы будем говорить, что в Чечне террористы, это не закончится.
Чеченский народ поднялся на газават, чтобы освободить свою родину, защитить его от врага. И остальные народы Северного Кавказа поднялись именно с этой целью. Как бы не пытались очернить их, они не отдадут своих прав. Недостаточно говорить, что они грязные, неправые в своих действиях, в то время как агрессор, который пришел к ним, не приемлет никаких международных законов.
И вот в этом Россия, чтобы пресечь этот путь, не оставляет нам никакого другого выбора. Поэтому нас всех должно беспокоить – какова политика России, соответствует ли она международному праву или нет? Если бы обращали внимание на это, то уже давно все знали бы, кто в этой войне прав, а кто нет. И Россию, которая чинит зло, мы давно смогли бы остановить.
— Вы утверждаете, что терроризм не приемлем для мусульман. Но в то же время суть большинства штрафных акций, проведенных вашими товарищами, – именно террористические. Означает ли это, что вы прибегаете к двойным стандартам?
А-Х. Садулаев: — Террористического пути мы ни раньше не придерживались, ни сейчас не следуем ему, и никакой цели прибегать к нему у нас нет.
Но есть одно. Терроризм должен так и трактоваться, как и определен с учетом международных норм, юридических законов.
Сегодня русские разрушили его истинный смысл и распространили его по всему свету. Когда мы берем объект ФСБ и уничтожаем этих варваров, истязающих безвинных людей, это Россия называет террористическим актом. Когда русских, после того как они вошли в село, захватили людей в заложники, истязали их, убивая женщин и детей под видом зачистки, и мы уничтожаем уходящую колонну, это тоже Россия называет террористическим актом. Также, когда мы взрываем россиискую технику, тоже называют террористическим актом. Когда в лесу, наткнувшись на русскую разведку, уничтожаем ее, это тоже они называют террористическим актом.
Если все эти наши действия означают террористические акты, то мы не понимаем этого определения. Однако, называть террористическим актом диверсию в отношении тех мирных людей, которые стоят в стороне от войны, не помогают русским военным, которых мы приказали не трогать, это одно понятие.
Но если уничтожение русских войск и их техники, уничтожающих наш народ, людей на всем Северном Кавказе, тоже называют терроризмом, то это не то слово, которого мы понимаем и принимаем.
Поэтому, до тех пор, пока мы не будем говорить разборчиво о «штрафных» акциях, определять разницу, не придем к единому пониманию между государствами сути терроризма, то мир так и не поймет что такое терроризм и с чем его путают. И международное сообщество никогда не придет к миру и согласию. И пока мы с этим не определимся, в мире действуют двойные стандарты.
Мы же в своей политике двойных стандартов не придерживались никогда, и не собираемся придерживаться в будущем.
В таком случаи, мы без труда сможем признать, что российский режим сейчас является террористическим. А его до сих пор продолжают считать демократическим на Западе некоторые страны. Если режим в России демократичный, тогда нужно признать и режим в Белоруссии, как демократичный. Северокорейский режим также нужно признать, как демократичный. Таким же образом, признать демократом и Саддама, которого Америка войной свергнула в Ираке. Нужно все эти режимы признать демократичными, если признаем российский.
Если же признаем режим в России тоталитарным и террористическим, то это будет нашим большим шагом в сторону соблюдения прав. И тогда нам не трудно будет остановить злодея. И таких же режимов остановить в мире будет не трудно.
Но когда у России есть газ и нефть, а у Запада, США и Китая есть необходимость покупать их у нее, и за это они молчат, набрав в рот воды, то русские могут позволить себе говорить все что угодно. Русские возомнили, что они за газ и нефть могут купить все ценности международного сообщества и права человека, и что они могут заткнуть все рты и силы мира нефтью и газом. И мы сможем убрать этот мираж России, если мы будем в этом сотрудничать и станем на этот путь вместе. Тогда мы сможем сказать что является террористическим актом, а что нет.
Наша власть, войска и муджахеды не совершают и не совершали террористические акты. То, что в Беслане взяли заложников — это наша общая боль. Те, кто пошли на захват заложников в Беслане, если бы предположили, что русские, не щадя женщин и детей, пойдут на полное уничтожение, мне кажется, этого не сделали бы. Почему я так думаю? Потому что Шамиль Басаев в своем интервью сказал, что он шокирован и удивлен убийством детей русскими. Его слова я слышал и читал на страницах печати. Но до сегодняшнего дня из уст российской власти я не слышал, что она шокирована случившимся. Наоборот, мы знаем, что россииская власть наградила своих «спецназовцев», поубивавших женщин и детей. Мы знаем, что им дали «Героев».
Мы также сегодня видим определяемые нашим правительством недозволенности и путь отхода от таких захватов, но мы не видим призыва российского руководства к своим войскам — не истязать женщин, детей и стариков. А о том, чтобы запретить это приказом, речь вообще не идет.
Может возникнуть такой вопрос, причем тут приказ, если и так понятно, что закон защищает женщин, детей и стариков везде. Но в том то и дело, что такой закон, если даже он и есть, в России не соблюдается. Поэтому мы должны определить в мире, что такое террористический акт. И тогда мы с ним сможем бороться.
По материалам СМИ Ичкерии
Chechenews.com
05.06.16.