Десять лет назад мне было жаль, что германский канцлер не присутствует на торжествах в Нормандии. И сейчас я не стану отрицать, что испытываю удовольствие, как в личном, так и в философском плане, что на этот раз он появится на годовщине «Дня Д».

Спасибо солдатам, что высадились в Нормандии 6 июня 1944 года, как раз в тот момент, когда подпольная организация сопротивления, где работали моя мать и старшие сестры, попала в руки Клауса Барбье (Klaus Barbie) — их ждали аресты, пытки, а затем истерзанных людей отправляли туда, откуда, как мы знали, они уже не вернутся. Спасибо американцам, англичанам, канадцам, австралийцам, которые спасли остатки моей семьи.

Спасибо тем, кто позаботился, чтобы нынешнее поколение французов могло смотреть на мир не через нацистские или сталинские очки. Спасибо тем, кто разрушил «Атлантический вал» и защищал нас, пока не рухнула Берлинская стена. Без «Дня Д» не было бы новой Европы — ни «Европы шести», ни «Европы пятнадцати», ни «Европы двадцати пяти» и так далее. Благодаря своему возрасту я еще помню тот непередаваемый восторг, настоящий экстаз, что охватывал мое детское сознание всякий раз, когда взрослые произносили слово «Освобождение».

Лишь в середине 1970х годов президент Федеративной Республики четко и недвусмысленно признал, что конце Второй мировой войны Германия была не «захвачена», а «освобождена». Именно за то, чтобы показать, какая огромная разница лежит между этими двумя словами люди — и мои близкие, и те, кого я вовсе не знал — отдавали свои жизни в Лионе, на плацдарме «Омаха» и в Сталинграде.

Сегодня мы с легкостью толкуем на все лады понятие «международная легитимность». Но единственная и подлинная международная легитимность была провозглашена на нормандских плацдармах. Если ООН, при своей довольно путанной структуре, не превратилась в аналог обанкротившейся Лиги Наций, то лишь потому, что в Сан-Франциско ее основатели поклялись: Япония и Германия не будут завоеваны или превращены в колонии, а освобождены от фашизма. Отсюда и два негласных принципа, лежащих в основе Устава ООН и приводящие к неизбежным противоречиям в ее деятельности: во-первых, это право народов на освобождение, и, во-вторых, ограничение прав победителя: он не может захватить побежденную страну, но может установить там демократию.

Право людей на освобождение от деспотизма в его крайних формах — право на «День Д» — имеет приоритет над обычной нерушимостью национальных границ и вековым принципом государственного суверенитета. Учитывая Всеобщую декларацию прав человека и наши знания о том, что такое тоталитаризм, неотъемлемое право народов на самоопределение не должно гарантировать или предусматривать права диктаторов распоряжаться собственными народами по своему усмотрению. Высадка в Нормандии оправдывает недавние интервенции в Косово, Афганистане и Ираке даже без санкции Совета Безопасности.

По одной главной причине: основополагающая легитимность, вдохновлявшая создание ООН, имеет большую силу, чем обычная компетенция ее нынешних институтов. Более того, недавняя десятая годовщина геноцида против тутси в Руанде не позволяет никому забыть об ужасающих фиаско, которые не раз терпела ООН. В том числе и по этой причине глава организации Кофи Аннан (Kofi Annan) призывает — впрочем, безуспешно — к радикальным реформам международных институтов и законодательства.

Могут ли Соединенные Штаты по-прежнему признавать за собой право на вмешательство, купленное кровью при освобождении Европы? Да. Несмотря на позорные преступления в иракских тюрьмах, неприемлемые в нравственном отношении, контрпродуктивные в политическом плане, и абсурдные со стратегической точки зрения, за которые они несут всю ответственность? Да. Соединенные Штаты — как в своих лучших, так и в худших проявлениях — остаются демократической страной. И даже образцом демократии.

Насколько я знаю, это единственная страна, где в условиях войны публикации о преступлениях собственных солдат не подвергаются цензуре. Это единственная страна, где пресса и телевидение за считанные недели раскрывают весь масштаб нарушений и свободно обсуждают последствия этой катастрофы. Единственная страна, где комитеты конгресса вызывают на свои заседания президента, министров, генералов, глав спецслужб, и допрашивают их без страха и ограничений.

Позвольте напомнить в этой связи, что Франция, которая так любит учить других, за сорок лет не обвинила, не отдала под суд и не приговорила ни одного из солдат, применявших пытки во время Алжирской войны. Лишь в 2000 году парламент официально квалифицировал как войну так называемые «события» 1954-1961 годов. И только в 1995 году, с пятидесятилетним запозданием, президент признал ответственность Республики за то, что происходило в 1940-45 годах. До сих пор, через десять лет после событий, наша страна и ее политические круги — как левые, так и правые — в отличие от Бельгии, ООН и Вашингтона, отказываются принести извинения тутси, пережившим геноцид. Видимо, именно это и поднимает нас, французов, на нравственную высоту, недосягаемую для этих тупоголовых янки, с их дерзкими журналистами, любопытными сенаторами и правителями, обязанными раскрывать свои секреты и давать объяснения в реальном времени.

Во всем остальном мире — почувствуйте разницу — царит молчание. Апрель 2004 года. Первая видеопленка: систематические пытки, выкалывание глаз, расчленение людей, подозреваемых в связях с боевиками, пирамиды трупов. Вторая видеопленка: преднамеренное убийство матери с пятью детьми (в возрасте от одного до семи лет) возле Шатоя в Чечне. Два свидетельства, заснятые на пленку российскими солдатами, у которых деяния их товарищей вызвали отвращение. Лишь одно московское издание — «Новая газета» — публикует фотографии с этих пленок. Ни дуновения. Молчание по радио, молчание по телевидению, молчание судебной системы, ни слова со стороны военных и политических структур, да и весь мир словно в рот воды набрал. Джорджа У. Буша встречают протестами, а Владимира Путина приветствуют как брата.

И по сей день граждане Америки — единственные, кто осмеливается расследовать, судить и осуждать на месте деяния, совершенные от их имени. Американцы — не ангелы, но их страна по-прежнему стоит во главе борьбы за права человека, поскольку в ней существует больше возможностей разоблачать, а значит, и осуждать их нарушения, чем в любом другом государстве мира. Права человека — мерило нашей способности сопротивляться бесчеловечности, сопротивляться злу, которое нам противостоит, и дьяволу в нашей собственной душе.

Последняя книга г-на Глюксмана «Запад против Запада» (Ouest contre Ouest) выпущена парижским издательством Plon.

Источник: The Wall Street Journal, США

23.06.16.