— Сначала без вопросов… Дайте мне самому сказать то, что меня волнует.
— Пожалуйста.
— Духовным наставником Масхадова по первой войне был именно я. И именно я после ее окончания держал Масхадова, чтобы его не свалили, как президента, — я ему всячески помогал. При этом человек я непродажный, иду по одной дороге, двойную игру не веду. Когда в 1998 году Басаев подал в суд на Масхадова, мы с ним разошлись, — я защищал Масхадова. На суде Шамиль прямо так и сказал: «Ты не муфтий мой – ты занял позицию Масхадова». А я ответил: «Я для тех муфтий, кто понимает правду и подчиняется слову Аллаха». Я поддерживал Масхадова потому, что знал: если будет он, то любое другое движение в республике можно еще остановить. А если отдать власть Басаеву, то это бандит и власть будет такой же. Я хорошо Басаева знал, мы жили вместе, и его отец не садился, пока я не сяду, хотя он меня старше, – так они меня уважали.
— Что значит — жили вместе?
— Это было в первую войну: если я — в Ведено, то живу у них дома, если Шамиль в мой район передвигается, то он – у меня в доме. Мы останавливались друг у друга. Я понимал, Басаев — исполнитель больших игр. И в Буденновске, и в Дагестане. Как и другие полевые командиры. Когда началась вторая война, я один против них выступил и ничуть не каюсь. Я – всегда в Чечне, все пережил со своим народом, никогда никуда не убегал. А тот, кого Аслан сделал муфтием вместо меня, – хоть и объявил джихад и всех позвал на войну, сам же убежал и сидит теперь в Ингушетии. Объявив джихад, мусульманин не имеет права отсиживаться, он должен идти только вперед. Семьи же Удугова, Масхадова, Яндарбиева – все за границей. Сын Масхадова – в Малайзии. Если же это священная война, то его сын должен быть на передовой. Так что нет никакого джихада, нет борьбы за свободу — есть только интересы. Поэтому нельзя вести с этими людьми переговоры. А теперь задавайте ваши провокационные вопросы.
— Как вы относитесь к так называемым «мирным переговорам Закаев — Казанцев», о которых время от времени объявляет Кремль?
— Я изначально был против этой идеи. И сказал президенту, что ничего полезного нам не будет, а выиграет сторона Масхадова. Так и получилось.
— В чем выигрыш стороны Масхадова?
— Масхадов опять получил возможность обманывать людей. Как начались эти переговоры, он сразу выпустил несколько обращений к чеченскому народу: о том, что Путин понял бесперспективность войны, что на переговорах были международные наблюдатели, и «если бы не Кадыров, уже в январе войска бы ушли, но подлец Кадыров побежал к Путину и попросил, чтобы войска не уходили…» Перед объявлением о переговорах один влиятельный полевой командир готов был сдать оружие, но, узнав о них, сказал мне: «Нет». И многие другие полевые командиры заняли выжидательную позицию: если войска уйдут вследствие переговоров, народ посчитает их предателями за то, что сложили оружие.
— В каком состоянии сейчас эти «мирные переговоры»? Идут потихоньку? Остановились?
— Их нет, и они не намечаются. Встречи есть, потому что все эти моджахеды на привязи у спецслужб — знаю на 100 процентов. Лично я веду переговоры с отдельными группами на предмет сложения оружия. В результате недавно в Гудермесе 19 человек сложили оружие, но СМИ это не замечают, передают по всем каналам «главную новость» — как какой-то «бич» десять лет пил водку в Чечне, а теперь опомнился, и это называется «спецоперацией спецслужб по освобождению».
— Есть ли у вас какие-либо контакты о прекращении сопротивления с такими полевыми командирами, как Басаев, Гелаев, Хаттаб?
— Только с Гелаевым. Я посылал своих людей к нему несколько раз, и в Грузию они ездили, разговаривали с ним. И всегда его ответ был откладывающим: «Я подумаю, через месяц отвечу… Большой «салман» передайте Кадырову… Я поддерживаю его, пусть не беспокоится, с моей стороны ничего против не будет…» Гелаев тоже ждет, куда подует теплый ветерок.
— Ваше отношение к так называемой проблеме Панкисского ущелья?
— Мирных людей, которые там, мне жалко. Мы сделаем все, чтобы вернуть свой народ и из Грузии, и из Ингушетии, и даже из Турции. Недавно оттуда приехал представитель беженцев — видимо, и в Турции их уже бросили, прекратили помогать, и люди хотят вернуться домой на любых условиях. О Панкисском ущелье могу сказать следующее: там, конечно, есть люди с оружием. Но я не скажу, что это боевики, потому что боевик должен быть на поле боя, здесь, в Чечне, и воевать. А там, в Грузии, это беженцы с оружием, которые, конечно, в любое время готовы начать защищаться. Гелаев, я считаю, давно не боевик. И Ваха Арсанов, вице-президент при Масхадове, – тоже, хотя он и командующий направления. Арсаев Асланбек, дивизионный генерал, давно за рубежом и тоже не боевик.
— Кем же тогда должны восприниматься Арсанов, Гелаев, Арсаев? Например, спецслужбами.
— Бандитами. Они – самые натуральные бандиты, иначе бы не убивали имамов и глав населенных пунктов. Ну хорошо, не будет главы, так через кого людям выдавать пенсии, детские пособия? Я понимаю, если бы Масхадов обеспечивал народ всем необходимым, тогда люди не работали бы на нынешнюю власть. Но этого нет.
— Вам понятно, почему Хаттаб, Басаев, наиболее кровавые фигуры, до сих пор на свободе?
— Если сказать «непонятно», это будет неправдой. У меня есть свои сомнения, которые пока я буду держать при себе. Думаю, если этих командиров не станет, война закончится, а некоторым генералам выгодно ее продолжение: бизнес, нефть, все такое… Уверен, если сегодня силовые структуры в Чечне не захотят, ни один нефтевоз не будет ходить по республике. А они ходят… У меня большие надежды на последнее заседание Совета безопасности, мы обсуждали все эти проблемы — и президент провел его очень жестко.
— Что значит — жестко?
— Президент сказал: больше доверия чеченцам, если только они могут навести порядок в Чечне, надо их привлекать к работе, если кто работал при Масхадове – это не криминал. А ведь получилось наоборот: как началась война, те, кто работал в 1995—1996 годах, пришли и выгнали тех, кто работал при Масхадове, в том числе в здравоохранении, культуре, образовании. А зачем? Только настроили людей против себя.
Второе, о чем шла речь на Совбезе: когда пропадают люди из семей и никто не говорит, где они, а потом родственники находят трупы — это порождает минимум до десяти боевиков. Поэтому и число боевиков никак не уменьшается: как говорили – 1500, так и говорят – 1500. Президент выступил жестко – на моей стороне.
— Главная проблема нынешней Чечни – «зачистки», неадекватное и неоправданное применение силы против гражданского населения, мародерство, пытки. Как вы намерены бороться с «зачистками», которые как раз и порождают новых боевиков?
— Опять же надеюсь на последний Совбез и твердую позицию президента. Я так и сказал ему: почему ни один генерал не отвечает за то, что творится во время «зачисток»? И президент потребовал прекратить! Хотя, конечно, это не первое указание президента по Чечне, которое не выполняется. Есть и другие обнадеживающие факты: недавно глава Генштаба Анатолий Квашнин проводил совещание в Ханкале и прямо на нем разжаловал военного коменданта Грозненского сельского района (нефтяной район как раз) — за то, что ничем не занимался, а только на нефти сидел. Комендант уволен из армии. Другие офицеры, может, теперь тоже подумают, стоит ли…
— И тем не менее конца не видно. Именно сегодня, когда мы говорим, в Аргуне началась новая «зачистка» – в день, когда семьям выдали трупы от предыдущей и идут похороны.
— Да, Аргун у нас – самое проблемное место. Как и Цоцан-Юрт, Курчалой, Мескер-Юрт. Там бродят остатки бараевской банды. Они приходят в дома, деньги забирают, говорят, для джихада надо.
— Население оказалось между двух огней. Что вы как глава республики можете сделать? Помочь людям?
— Я обо всем говорю президенту… Народ все терпит и терпит. Нужны честные люди, которых трудно отыскать. Я имею в виду сотрудников администраций населенных пунктов, они боятся открыто выступить против бандитов, потому что они не защищены. Я поднимал этот вопрос и перед командующим Молтенским, и перед президентом. Мы стараемся — но это не так просто. Вам легче: вы только вопросы задаете.
— И все-таки что в ваших силах? Что лично вы можете противопоставить военному произволу в Чечне?
— У меня нет прав против военных. Я просил у президента такие права. Казанцеву это очень не понравилось, и он сказал на Совбезе примерно так: какую еще власть хочет Кадыров в Чечне? Единоличником хочет стать?..
— И что президент?
— Ответил, что прав я и мне нужно дать больше полномочий. Теперь посмотрим.
— Вы считаете, что в Чечне кто-то должен управлять единолично?
— Да, чтобы за все отвечал один человек. В том числе и за все силовые структуры. Тип будущего госустройства Чечни — президентское правление, полная власть в одних руках, иначе порядка не добиться. Тут диктатор нужен в прямом смысле слова.
— В вашем представлении кто такой современный диктатор?
— Человек, имеющий право решать все вопросы восстановления порядка. Когда все рычаги – у одного.
— Хорошо, этот диктатор – уже вы. И вот началась «зачистка» в Аргуне. Что бы вы сделали?
— Если бы диктатором в Чечне был я, «зачисток» бы не делал. Ни к одному населенному пункту не подтягивал бы бронетехнику. О том же, кто бандит, тихо собирал информацию, и ночью, в два-три часа, приходил к ним в дома и здоровался за руку: «Салам алейкум!». И после такого визита этот бандит никогда бы нигде не появлялся. 3—5 подобных мероприятий — и все бы все поняли. Ведь именно так было, когда НКВД работал: тук-тук-тук — и не вернулся… Люди это знали и боялись. Время было такое, иначе не было бы порядка.
— Какова, на ваш взгляд, будет судьба Масхадова?
— Думаю, неплохая. Он бедствовать не будет. Пенсия, хорошее место для жизни ему подыщут – и он об этом знает.
— Кто подыщет? Российская Федерация?
— Да. За определенные уступки, конечно.
— Какие?
— Аккуратно сложить с себя то, чего у него нет, — полномочия. Формально. Если попросит прощения у народа, сложит полномочия, то будет жить нормально. Я давно ему это предлагаю.
— А когда это произойдет?
— Ха-ха… Когда не станет Шамиля, Масхадов изменится полностью. Как оборотень. Мы еще будем удивляться, что же с ним случилось. А сегодня он боится Шамиля.
— Вы были духовным наставником Масхадова. Если бы вы сейчас встретились с ним, о чем бы вы его спросили? Или попросили?
— Ни о чем. Потому что он ничего не решает. Только упрекнул бы его: «Видишь, Аслан, что ты наделал».
— Как вы оцениваете число жертв второй чеченской войны? Сколько людей погибло?
— Точно никто не знает. Уверен только, что людей с оружием в руках погибло больше, чем в первую кампанию. (2740 – столько погибших с оружием в руках в первую войну, это цифра, которую дали полевые командиры. А сейчас в одном Комсомольском полегло более 1200.) Жертвы среди гражданского населения не подсчитаны. Это можно будет сделать только после завершения войны.
— Когда же ей конец?
— Думаю, в этом году. До осени.
— В каком виде мы узнаем о конце войны?
— Это будет объявление, что нет больше головорезов – Басаева и Хаттаба.
Беседовала Анна ПОЛИТКОВСКАЯ, Грозный, Чечня
21.03.2002
Chechenews.com
02.06.18.