Международная организация Fare (футбол против расизма) совместно с российским комитетом «Гражданское содействие» провели матч беженцев на Красной площади. Прямо у самого мавзолея, чуть ли не головой Ленина играли.

За мексиканцев обидно стало. Они для радушных хозяев готовы были День мертвых с ноября на июль перенести, чтобы порадовать всех некротическим карнавалом, а им сказали «святотатство» и запретили. А тут, значит, можно.

С дрогой стороны, живые бесправные беженцы, конечно, никакие не конкуренты нашему Вию и обитателям кремлевской стены. Да и тем, кто за ней, тоже (я про Успенский собор, если что). Ну да ладно, не о том речь. Я про беженцев сказать хотел.

Так вот, они играют, чернокожие, смуглые, только совсем непонятно, что это беженцы. На спинах у них у них написано по-английски «refugees», но кто же у нас знает этот гадский язык, кроме нацпредателей. А так больше никакой информации: ни листовок, ни объявлений. Люди подходят, радуются — хорошо играют парни.

Я немного подергал игравших. Вот сирийцы, те охотно раздают интервью, все у них хорошо (по сравнению с Сирией?), здесь есть работа (все как один работают в какой-то сирийской фирме по пошиву одежды), у всех есть статус если не беженца, то вид на жительство (работники «Гражданского содействия» удивляются, мол, как-то они вдруг обросли статусом, вчера только приходили жаловаться), собираются жениться (запирайте женщин в доме, в городе сирийцы). Радостные такие все.

Африканцы говорят менее охотно. Но и у них ситуация вроде тоже не так плоха. Сначала познакомился с Ричардом. Парня поставили вратарем, но он неуемно рвался от своих ворот подальше, к чужим поближе. Приехал, говорит, из Ганы неделю назад, устроиться к нам в футбольный клуб, играть за Россию. Просто вот так взять и устроиться футболистом, да. Россия ему нравится. Он пока не уверен, хочет ли уезжать обратно, когда кончится виза. Он, кстати, не единственный профессиональный футболист. Вот темнокожий парень Труаре, тот вообще звезда футбольная, тоже приехал играть за Россию и застрял.

Другой темнокожий парень Дидье рассказал, что приехал из Конго. На родине война, пришлось бежать. Сейчас ему опасаться нечего, можно хоть мячи на Красной площади гонять, в течение трех недель миграционка должна дать ему ответ на его запрос, до тех пор выдворить из страны его не могут. Ему помогает все то же «Гражданское содействие» и соотечественники. Работает грузчиком. Хобби — покупать кроссовки на AliExpress. Очень нравятся русские девушки, надеется жениться и натурализоваться. Тоже вроде все не так плохо.

Только четвертый под обещание, что не скажу никому, как его зовут, и не буду фотографировать, сообщает, что статуса у него нет. Сбежал из Камеруна от террора мусульманской «Бока Харам» (филиал ИГ, запрещена в России черт с ними со всеми). Сирота. Приехал как бы учиться. Идея была поехать во Францию, но его обманули, застрял у нас. Как поясняет соцработник «Гражданского содействия» Наталья Прокофьева — это довольно частая история. Проходимцы в Африке совместно с непонятными вузами в России массово торгуют российским учебными визами. Что для африканца Россия? — Фантомная память подсказывает что-то про СССР, что-то рядом с Европой. И там нет войны, голода, деньги за визу в Европу уже все равно не вернешь — едут, конечно.

Ситуация совсем не такая радужная, если послушать бессменного лидера комитета «Гражданское содействие» Светлану Ганнушкину. Незадолго до того самого матча, по случаю Дня беженца, Ганнушкина рассказала о реальном состоянии дел. Число беженцев растет с каждым годом. Но за все время своего существования Российская Федерация, подписавшая различные конвенции, в том числе Конвенцию ООН о беженцах, приняла 585 человек. «Это хуже, чем никого, потому что тогда ооновские организации взяли бы на себя ответственность за этих людей, а так у нас есть своя процедура и все делают вид, что она работает», — говорит Ганнушкина. 300 из тех везунчиков, кто все-таки стали беженцами официально, — афганцы, бежавшие в Россию после ухода советов из Афганистана. Устремившаяся было в демократию Россия в ранние 90-е взяла на себя ответственность за тех, кто поддержал СССР в той войне.

Еще 125 — это сотрудники «Беркута» и их семьи (сначала их было тоже около 300, но многие из них быстро получили гражданство и даже работу аналогичную прежней). Из тех, кто поверил российской пропаганде и взял оружие.

«Он служил в ополчении, его взяли в плен. Его обменяли. Теперь, поскольку он обмененный, всем понятно, где он воевал и как. Поэтому (в случае возвращения) он попадает на скамью подсудимых.

Когда его обменяли, он вернулся в это свое ополчение и говорит, что он понял, что они бандитствуют, что армия не наступает, а они грабят, и он больше в этом участвовать не хочет.

И вообще, он не был заидеологизирован изначально, пошел в ополчение тогда, когда около его дома появились вооруженные люди и соседей убили. Это вообще каждый должен понимать, кто интересуется как-то конфликтом, что та сторона, на которой оказывается человек, совершенно не связана с его представлением о правильном историческом пути, политике и идеологии. Это все не имеет никакого отношения к ситуации, когда в ваш дом приходит вооруженный человек и хочет убить ваших близких.

У вас естественная нормальная здоровая реакция — защищаться. А на какой он позиции политической и кто его послал, вас совершенно не волнует в этот момент», — описывает Ганнушкина один из случаев. Российские чиновники прямо заявили: «Нам этот человек не нужен». Ну, это ему еще повезло, Россия способствует похищению чужими спецслужбами и даже официально выдает беженцев таким странам, как Узбекистан и КНДР.

Много и тех украинцев, кто просто бежал от войны куда пришлось. Получить статус в России удалось далеко не всем. Приехавших тысячи. В лучшем случае некоторым удалось получить временный статус. Сейчас возобладала тенденция к тому, чтобы не продлевать никому даже временное убежище. Кому-то удалось найти родственников, кого-то приютили сердобольные граждане. Кого-то распихали по общежитиям, лагерям и пансионатам.

«К концу пятнадцатого года украинцев из пансионатов всех выпихнули. Была у меня такая история, когда в Тверской области из пансионата, в котором жили человек 30, наверное, автобусами отвезли людей на железнодорожный вокзал и оставили.

Мне оттуда звонил журналист немецкий и говорил, что такая ситуация», — рассказывала Ганнушкина о непостоянной любви российского государства к братьям. Ответственная за мигрантов чиновница, отвечая на звонок, поинтересовалась первым делом, откуда информация. Заявила, что «иностранным журналистам не верит». Правда, услышав в трубке детский плач, растаяла и договорилась с губернатором области о расселении. Это считается как хороший исход.

Не получившим статус в России пришлось вернуться домой, на руины. Они не нужны России здесь, они нужны ей там.

«Сколько у нас беженцев из Сирии, имеющих статус? — Два», — говорит Ганнушкина. Похоже, ответственность за свои действия на чужой территории и любовь к коллаборантам не всегда наш конек.

«Что на самом деле останавливает наши миграционные органы от того, чтобы предоставлять статус беженца? Что, собственно говоря, происходит? Происходит очень простая вещь — есть установка сверху. Она совершена очевидна», — говорит Ганнушкина. В качестве примера она приводит ответ миграционной службы, запредельный по безумию.

«Женщина из Конго, она подверглась массовому изнасилованию. Инспектор-женщина пишет в отрицательном решении: мы не ставим под сомнение сообщенное заявительницей о себе, однако хотим обратить внимание на то, что крайние меры к ней не применялись. Вот у этой женщины, которая пишет, что у нее в голове? У нее возникает какая-то картина, что такое массовое изнасилование? Она может себя поставить на место этой женщины? — Нет. Это просто чистая формальность.

Ей сказали «нет, не надо», и она не дала статуса, ее за это не накажут. А если примет положительное решение, то, может быть, и накажут. Кстати, она права, крайних мер к этой женщине не применяли, потому что все ее родственники были убиты. Но убитые не просят убежище, они его получили раз и навсегда», — рассказала Ганнушкина. Таких отказов — почти каждый.

Я, конечно, рад за ребят, что им удалось поиграть в футбол, еще и на Красной площади. У них и правда немного радостей в стране, где их не берут на работу, обирают, часто используют как рабов. Но, может, в следующий раз лучше карнавал мертвых? Это как-то не так лицемерно.

P.S. Как сообщает Fare, на нынешнем чемпионате мира играют как минимум 11 человек беженцев или детей беженцев, полноценная футбольная команда.

Тивур Шагинуров

http://www.kasparov.ru/material.php?id=5B3CC061996E3

Chechenews.com

06.07.18.