После падения Ахульго Шамиль перенес свою резиденцию в Дарго, лежащий в горной местности южнее Герзель-аула, которую местные жители называют Ичкерией.
Оттуда вождь чеченцев энергично продолжил войну, появляясь со своими наездниками то на Сунже, то на Тереке или на Койсу, нападая на конвои, атакуя крепости и станицы. Генерал Граббе не сумел договориться со своим шефом относительно тактики ведения войны. Первый хотел предпринимать постоянные военные экспедиции в горы, второй же склонялся к оборонительной и блокировочной системе ведения войны.
Поэтому Граббе предпринял путешествие в Санкт-Петербург, чтобы добиться там более благосклонного отношения к своим планам, чем к мирной системе ведения войны главнокомандующего Кавказской армией, резиденция которого находилась в Тифлисе, следовательно, довольно удаленном от театра военных действий. Для получения более достоверной информации о состоянии дел на Кавказе, император направил туда своего военного министра князя Чернышева, который в течение лета 1842 года инспектировал все театры военных действий Кавказа и Закавказья.
Еще до прибытия князя на Левый фланг операционных линий, Граббе решил преподнести высокому гостю приятный сюрприз в виде блестящего военного дела и с этой целью предпринял поход против Шамиля в Ичкерию.
29 мая 1842 года русский экспедиционный отряд двинулся из Герзель-аула в южном направлении, сторону гор. Герзель-аул занимает важное военно-стратегическое положение, находясь в 120 верстах восточнее крепости Грозной, на левом берегу речки, которая на карте Генерального штаба обозначена как Аксай.
Русская колона состояла из 13 батальонов пехоты(*). Кавалерия из-за сложного рельефа местности почти полностью отстала и только у Граббе оставался отряд казаков в качестве его личного конвоя.
Каждый солдат имел при себе 60 патронов и нес в своем ранце восьмидневный запас продовольствия. Артиллерия состояла из горных орудий , четырех – и шести фунтовиков. Телеги были нагружены вооружением. Под командованием Граббе находились генералы Лабинцев и Балдинин.
Горная местность Ичкерии покрыта прекрасными лиственными лесами. Бук, дуб, ясень, вяз, осина, часто со стволами чудовищной толщины, протягивают свои зеленые руки к небу. Эти девственные леса оставались пока нетронутыми топором лесоруба. К вечеру 29 мая вышли на открытое место, где колонна сделала остановку. За весь первый день марша не был сделан ни один выстрел. Однако в авангарде утверждали, что они якобы видели иногда за деревьями проворные фигуры отдельных горцев, которые как лесные демоны подстерегали длинную колонну штыков, и вновь исчезали не раскрывая свои намерения.
Шамиль очевидно хотел завлечь русских вглубь лабиринтоподобных лесных гор и не желал преждевременными атаками отвлечь генерала от его предприятия. После полуночи, когда был съеден весь суп и выпита вся водка, начали тухнуть бивуачные огни и батальоны спали, началась первая атака.
Вокруг колонны раздались выстрелы невидимых противников. Многочисленные русские форпосты отвечали на них, стреляя «на авось». В этом ночном бою было мало убитых, однако перестрелка временами была такой сильной, что все испуганно бросались к оружию. Утром враг исчез, но к обеду, когда войска проходили через лесное ущелье, вновь появился и устроил жаркую перестрелку с русскими стрелками. Много тяжелораненых стрелков перенесли к главной колонне, где скоро не стало хватать лошадей и телег для принятия их всех. Штабные офицеры стали теперь советовать генералу Граббе отказаться от похода и дать приказ к отступлению. Трудности похода усиливались и враги нападали со все усиливающимся ожесточением. Но генерал, который желал встретить победным рапортом князя Чернышева, приезд которого ожидался, ничего не хотел слышать об отступлении.
Сделали еще один привал на горном лугу, окруженном со всех сторон лесами, и всю ночь перестреливались с чеченцами. На третий день поход продолжался с боями. С каждой минутой росло число убитых и раненых. Положение колонны стало таким сомнительным, что генерал Граббе дал, наконец, приказ об отступлении, несмотря на то, что укрепленный аул Дарго, который являлся целью похода, находился на расстоянии 12 верст. Его можно было видеть невооруженным глазом. Как только колонна повернула назад, буйство горцев стало безудержным. До сих пор в колонну только стреляли, выдерживать рукопашный бои с чеченцами пришлось авангарду и выдвинутым вперед двум линиям стрелков. Теперь фланговые линии были прорваны бешеным натиском группы чеченцев.
С высоко поднятыми шашками ринулись эти дерзкие разбойники на центр колонны. К вечеру замешательство еще более усилилось и многие повозки с багажом и даже ранеными были брошены на произвол судьбы. Хладнокровие и мужество обеспечивали русским на европейских полях сражений всегда упорядоченное отступление и тем самым истощали своих преследователей. Здесь же этих хороших военных качеств оказалось недостаточным. Теснимый и травимый жестоким врагом, у которого никогда не было в обычае прощать, утомленный от боев и марша, истощенный от потери крови, от ран, измученный жаждой, иной храбрый солдат впадал в отчаяние, оставался позади колонны, бросив свой ранец на землю и ожидая смерти от следующей чеченской стали.
Ночь с 31 мая на 1 июня была ужасной. Горцы не дали русским и одного часу сна. Вокруг выли волки, которые видели в остановившейся на ночь колонне свою верную добычу. Генералы бодрствовали всю ночь, почти в отчаянии отдавая приказы, которые из-за ночной тьмы не могли быть выполнены. Чеченцы больше берегли свой порох в темноте, стреляя реже, чем днем, когда они вернее могли целиться. Казалось, что враг этими ночными атаками преследует цель полностью истощить русских, лишив их достаточного сна и отдыха, которые и без того были сильно утомлены, чтобы днем легче справляться с отставшими. Порядочное число солдат, которые более не могли вынести муки жажды, воспользовались темнотой, чтобы перейти к врагу. Некоторых из них чеченцы, не зная об их намерениях, так как перебежчики не смогли сразу объяснить свои цели, по ошибке зарубили.
Взошедшее 1 июня солнце осветило ужасную картину. Солдаты, истощенные боем и бессонницей, считали себя пропавшими. Одни, молясь, прощались с солнцем, другие в тупом отчаянии позволяли себя рубить. Элита из наиболее свежих и храбрых солдат стояла впереди в качестве стреляющей линии , чтобы не допустить врага насколько это возможно до главной колонны, в которой слабые, утомленные и раненые солдаты, с трудом сгибаясь под тяжестью ранцев, шатаясь шли вперед. Бой был так жарок и непрерывен, что в некоторых ротах каждый отдельный солдат сделал по 300 выстрелов, так что ружья стали от постоянной стрельбы непригодными к использованию.
Спешно послали к генералу Лабинцеву, чтобы он стрелков заменил свежими, чтобы остальные хотя бы смогли почистить свои ружья. Прошло время, пока из колонны смогли собрать свежих стрелков. Многие закаленные в боях стрелки не могли ответить на вражеские выстрелы, так как их ружья давали осечки. Русские офицеры, несмотря на то, что они, чтобы не быть опознанными врагом, и переоделись в простые солдатские мундиры, являлись главной мишенью чеченцев, которые своими соколиными глазами несмотря на маскировку умели опознавать офицеров по их физиономиям. Из 60 офицеров было убито 36.
Число чеченцев, которые нападая на русских в арьергарде и на флангах, следовали по пятам, не превышало и 6000 человек. Следовательно, они даже не были численно равны русским, но превосходили солдат своей легкой подвижностью и знанием местности. Это позволяло им быстро собраться в одном месте в сильную группу, прорвать линию стрелков и атаковать саблями колонну с наиболее ее уязвимой стороны. 31 мая они захватили барабанщика, которого заставили бить в барабан. Стрелки, которые шли на звук барабана, полагая, что они следуют за колонной, попали в засаду и были уничтожены.
Личная храбрость, которую показали в этот последний день битвы враги, нашла величайшее признание у всех русских участников этой битвы. Бросалась в глаза незаурядная сноровка чеченцев в ведении сабельного боя, они парировали штыковые удары русских солдат с величайшей легкостью и разрубали им головы с такой силой, что этого трудно было ожидать от стройных как оса горцев. Когда русские проходили через густой лес, с неописуемой яростью был атакован центр колонны. Бились друг против друга в теснейшей схватке . Чеченцы захватили 6 пушек и зарубили всех артиллеристов. Выйдя из леса, русская колонна сделала остановку. Известие о захвате пушек дошло до переднего отряда. Все разгневались, было решено погибнуть, чем перенести позор потери артиллерии от банды диких горцев.
Подполковник Виттерт с двумя батальонами вернулся назад в лес. С сжимающими в руках сабли офицерами во главе, с криком «ура» и со штыками наперевес бросились русские солдаты на столпившихся вокруг захваченных пушек чеченцев. Телесная усталость в пылу атаки исчезла, как чудо. Храбрый подполковник Гам, пришпорив своего коня, пробился к пушкам. Здесь он умер героической смертью, разрубленный чеченской шашкой на две части, при этом держа руку на бронзовом дуле пушки. Пять пушек русские взяли обратно, а одна пушка осталась в руках врага, так как лафет был поврежден и было невозможно ее увезти.
Чеченцы оказали у пушек ужасное сопротивление. Некоторые из отважных воинов залезли на деревья и привязали себя к веткам. И из этой воздушной цитадели, из-за листьев стреляли вниз по нападавшим. Когда русские пули достигали этих врагов в их зеленом укрытии, они не падали вниз, а продолжали мертвыми висеть на ветвях, становясь добычей птиц, вместо червей. Среди потерь последнего дня особенно оплакивали смерть подполковника Траскина, превосходного офицера. Говорят, что он перед смертью пожелал поговорить с генералом Граббе и когда тот появился, он с горечью обвинил его в своей смерти. Его в спешке похоронили тут же, где он отдал свою душу. Чеченцы впоследствии выкопали труп, при этом не искалечив его, и продали за 200 рублей серебром брату покойного, начальнику главного штаба в Тифлисе, который похоронил смертные останки храбреца в подобающем месте упокоения.
За пределами лесистой местности атаки чеченцев стали ослабевать и только кавалерия перестреливалась еще с русским арьергардом. Эта кавалерия пришла на поле боя только в последний день битвы во главе с Шамилем. Говорят, что этот предводитель прошел часть гор, чтобы собрать своих приверженцев. Если бы Шамилю удалось привести на поле брани всадников на два дня раньше, то, возможно, армейский корпус Граббе был бы полностью уничтожен. Потери этого корпуса убитыми и ранеными составили около 2000 человек(**).
В чрезвычайно жалком состоянии добралась до крепости Герзель-аул эта, в высшей степени обессиленная, экспедиционная армия, где уже были приняты меры, чтобы артиллерийским салютом отпраздновать победу. Однако вместо торжествующих победителей они увидели, как в крепость входила, шатаясь от усталости, мертвенно-бледная, мрачная толпа. Военный министр князь Чернышев, который уже прибыл в Герзель-аул, оказался свидетелем этой сцены.
Русские военные могли себя утешить тем, что они, как храбрые солдаты, с честью противостояли естественным препятствиям и противнику, который во все исторические времена показывал героическую отвагу и в этот последний поход он имел на своей стороне не численное превосходство, а знание местности и умение вести войну в горах.
Однако такое утешение мало могло помочь бедным женщинам с детьми. Очень многие русские солдаты на Кавказе женаты. Полные страха пошли женщины с маленькими детьми на руках на встречу солдатам, и воздух наполнили жалобные крики тех, которые не обнаружили своих мужей и отцов.
Тяжелую боль и потерю любимого, горькие материнские слезы о судьбе осиротевших детей сильно облегчала мысль, что их мужья пали с честью на поле брани за своего императора.
(Мориц Вагнер «Кавказ и страна казаков с 1843 по 1846 годы», Дрезден – Лейпциг, 1848, том 1.).
_________________
(*) В войсках Кавказского корпуса численность батальона достигала 1000 человек.
(**) По свидетельству ген. Г.И. Филипсона, бывшего нач. штаба Кавказской армии, потери российских войск в Ичкеринском сражении составили 4 тысячи человек (см. «Воспоминания»//»Русский архив», 1884 г., вып. 2).
Хасан Бакаев
Chechenews.com
28.04.19.