В последние несколько дней в грузинской столице прошла целая серия антиправительственных митингов.
Протестующие возмущены сближением правящей партии «Грузинская мечта» с Россией, самым недавним подтверждением которого стало решение пригласить российского депутата выступить в грузинском парламенте. «Грузинская мечта» направила против митингующих силы полиции, которые пытались разогнать десятитысячную толпу резиновыми пулями и слезоточивым газом.
Этот инцидент не только запятнал и без того не безупречную репутацию «Грузинской мечты» — в мае партию поддержал только 21 процент населения — но и выявил радикальные цели главной оппозиционной партии Единое национальное движение (ЕНД), которая пыталась штурмовать парламент. (В мае эта партия набрала всего 15 процентов голосов.)
Но это противостояние особенно важно тем, что оно очерчивает пределы нормализации отношений с Россией, за которые «Грузинская мечта» не в силах выйти. И для нынешних, и для будущих грузинских властей протесты служат уроком: они показывают, что грузинское общество, как и прежде, обладает правом накладывать вето на любые договоренности с Россией.
Россия, в свою очередь, за последние несколько лет сделалась основным экспортным рынком для грузинской продукции, демонстрируя значительный отрыв от всех прочих, особенно это касается вин и сельскохозяйственной продукции. Популярность Грузии среди российских туристов также стремительно растет. К примеру, в 2018 году Грузию посетили 1,4 миллиона россиян, и на долю туризма приходятся почти восемь процентов грузинского ВВП. Кроме того, страна сильно зависит от денежных переводов из России, которые по своей величине занимают второе место после переводов из Европейского союза.
С точки зрения России, экономические отношения неизменно выполняли роль изначального импульса к возвращению Грузии на политическую орбиту России. В 2018 году, в десятую годовщину российско-грузинской войны 2008 года, премьер-министр России Дмитрий Медведев заявил в интервью, что улучшение экономических отношений и активизация туризма в конечном итоге приведут к нормализации «политических связей и возобновлению полномасштабного диалога между Москвой и Тбилиси».
Россия считает своего соседа частью собственной обширной зоны влияния, особенно если учитывать объединяющее страны православное христианство. Грузинская Православная Церковь — самый уважаемый институт в стране — формально поддерживает прозападную внешнюю политику Грузии, но при этом сохраняет тесные связи с Россией. Между тем довольно консервативные в социальном плане ценности Грузии входят в конфликт с прогрессивными западными нормами. Евроскептические партии Грузии (некоторые из которых близки к «Грузинской мечте») в последние годы организуют крупные митинги против сексуальных меньшинств и иммигрантов.
И — было это намеренно или нет — улучшая экономические связи с Россией, «Грузинская мечта» действительно сблизила Грузию с этим ее прежним врагом. Среди прочего, новое правительство не спешило препятствовать российским авантюрам в регионе, в том числе на Украине. А также косвенно поощряло и политически узаконивало пророссийские политические партии в Грузии.
Хотя укрепление экономических связей с Россией приносит грузинам очевидные выгоды, установление более тесных политических отношений пришлось людям не по душе. Ни общая религия, ни враждебность к прогрессивным ценностям не способны смягчить негодование общественности по поводу политики принуждения, которую Россия насаждает в Грузии. Так, стоит отметить, что Сергей Гаврилов, российский депутат, из-за которого начался протест, заседал в грузинском парламенте в качестве председателя Генеральной ассамблеи Межпарламентской ассамблеи по вопросам православия, то есть транснациональной религиозной организации.
Негативное отношение к России — то немногое, что объединяет довольно поляризованное грузинское общество. Так, согласно опросу Центра аналитических исследований, проведенному в 2018 году, 85% грузин считают Россию «политической угрозой». Хотя улучшившиеся торговые отношения и увеличение числа российских туристов приносят рядовым гражданам Грузии экономические выгоды, эти достижения не способны побороть стремления сохранить независимость от России.
Так почему «Грузинская мечта» пыталась улучшить отношения со своим соседом? Будучи в высшей степени прагматичной политической силой, она успешно позиционирует себя как меньшее из двух зол на фоне дискредитировавшей себя оппозиции. Но в то же время, противопоставляя себя ЕНД, яростному критику России, «Грузинская мечта» в итоге усвоила более приспособленческий подход. Возможно, лидеры партии полагали, что, придерживаясь более дружелюбной позиции, они смогут добиться от российской стороны уступок в территориальном конфликте. Однако уступок не последовало, и партии приходится платить по счетам.
Недавние протесты прояснили границы сближения между Грузией и Россией. И вместе с тем повысили риски в сфере безопасности и экономики, с которыми сталкивается страна. Теперь Кремль понимает, что его политика мягкой силы (включая доступ к российскому рынку, межличностные контакты и общее православное христианство) потерпела неудачу.
Если история чему-то нас учит, Москва вполне может ответить на этот провал принуждением. Введенный российским президентом Владимиром Путиным запрет на прямые рейсы, совершаемые российскими авиакомпаниями между Грузией и Россией, может стать первым шагом на этом пути. И правительство Грузии очень скоро может обнаружить, что, повысив экономическую зависимость страны от России, оно поступило крайне недальновидно.
Корнели Какачия — директор Института грузинской политики
Бидзина Лебанидзе — старший аналитик Института грузинской политики