Старший матрос Андрей Опрыско, которого обменяли в числе 35 пленников Кремля 7 сентября, сейчас находится в отпуске в родном селе Надитычи Николаевского района Львовской области.
Андрей Опрыско в интервью Радио Свобода рассказал об условиях содержания в Москве в Лефортовской тюрьме, о том, как пытался поддержать физическое и моральное состояние, что продолжит военную службу.
286 дней в Лефортовской тюрьме провел Андрей Опрыско, как и еще 23 пленных украинских моряка. Его мама, Ольга Опрыско, излучает радость. Потому что ожидание было очень тяжелым.
«Ждала очень, неописуемая радость. Я не плакала все время и держала себя, а когда, в день приезда, встретилась, то не удержалась. Но уже дома, к нам приезжает много людей в эти дни поздравить сына. Андрей даже ничего не хочет слышать, чтобы не идти служить. Это его решение и я не могу на него влиять. Для него только море и море», — такими словами встречает Ольга Опрыско.
Моряк Андрей Опрыско перед судебным заседанием в Москве, 17 июля 2019 года
Андрей Опрыско шутит, что зря не просидел за решеткой — написал для мамы почти 30 рецептов салатов.
— Вы делали эти салаты в камере? А все эти составляющие, где брали? Чем резали овощи?
— Нам волонтеры приносили продукты и я в камере делал салаты. Пока это резал, то не знал, что получится. Когда выходил вкусный салат, то возникал вопрос иной, как назвать. В самом названии была бОольшая ценность, чем в салате. Здесь есть салат «Лефортовский вал», «Переходящее красное знамя», «Буратино», «Кракен», «Ким Чен Ын», «Брекзит», «Роснефть».
Волонтеры приносили помидоры, огурцы, капусту. Есть каждый день одно и тоже надоедало. Я не очень любил салаты, тем более мама, но там начал сам делать. Каждый салат был импровизацией, по ходу что-то добавлял. Нож был, как пластиковая школьная линейка, но как-то выкручивался. Самый простой салат «Красная шапочка» — лук порезанный, помидоры черри, соленый арахис, оливковое масло, соль. Перец под вопросом в списке, потому что его нельзя было держать в камере. Можно было продукты покупать в тюремной лавке, нам посольство деньги перечисляло и из этого счета снимали средства.
Лефортовские рецепты моряка Андрея Опрыско
Но больше всего приносили волонтеры. Первый суд был в Симферополе, мой адвокат был крымский татарин. Крымские татары в первый день собрали для нас целый бус одежды, обуви, но нам это не позволили передать. Затем мы попали в Лефортово, и где-то на 2-3 день пришла от волонтеров передача.
— Какие были условия содержания в Лефортово?
— Камера на две кровати, где 9 квадратных метров комната, столик, умывальник, туалет. То есть, как когда-то шутил немецкий летчик, который сел на Красной площади и попал в Лефортово: хорошо сиделось, но так и не понял, почему 2 года сидел в туалете.
Мы поддерживали гигиену, камера — не номер в гостинице, но был телевизор и маленький холодильник. Было такое, что привели в такую камеру, что два дня мыл ее, от потолка и до пола все было в пене. Заказывал моющие средства и чистил все.
В Лефортово Андрей Опрыско нарисовал карту звездного неба
— Как уживались с соседями по камере?
— Соседей подсаживали, все были стукачи, мы это понимали. Разные сидели, меняли их. Зависело, как они свои обязанности выполняли, были среди них разные люди, в том числе сидели за распространение наркотиков.
В Лефортово, даже если заключенного переводят из блока в блок, никто ни с кем не встречается. Ты, кроме своего сокамерника, никого не видишь. Я с коллегами виделся только тогда, когда был в суде. Нас была четверка, которую везли, то мы говорили и смеялись дорогой с наших названий салатов.
Мы написали заявление, что хотим присутствовать в зале суда, хотя из посольства видели людей, моя дочь приезжала и мы виделись и могли парой слов переброситься и я знал, что дома все хорошо.
Самой большой радостью была прогулка, ежедневно выводили. Это было такое место, как камера, но только открытое небо. Спортом там занимались, пробежку делал. За все дни заключения 10 000 раз отжался от пола, не делал сильных нагрузок, да и еда не та, и мало солнца, и движение ограничено.
Мы знали, что находимся под постоянным видеонаблюдением, поэтому жили спокойно своей жизнью, чтобы они видели, что нам они где-то далеко. Каждый день — застилали постель, читали, какая-то стирка своей одежды, учил испанский язык, когда-то в школе им занимался, решал математические формулы, то есть старался занять себя. Календаря не было, часов не было, праздников мы не ощущали. На Пасху и Рождество колоколов не было слышно из церквей.
Ольга Опрыско дождалась сына
— Если вернуться ко дню захвата украинских моряков и кораблей, 25 ноября 2018 года, когда пограничные катера ФСБ России брали на таран и открывали огонь на поражение по корабельной группе ВМС Украины. Понимали, что происходит?
— Мы понимали, на что мы идем, но чем закончится никто не знал и сами россияне не знали. Они ждали команды и не могли определиться, думали, что нас остановят. Более 15 часов и ничего у них не получалось. Мы, военные, и готовы ко всему были. Наш экипаж и все экипажи спокойно себя вели, словно вышли в море на учение, эдакий экстрим. Ребята были на своем месте, знали, что делать, машины нас не подвели. Буксир легче и его было проще достать, а нас не смогли так легко. Но и буксир все выдержал.
— Давили ли на вас спецслужбы России, или старались склонить на свою сторону. Возможно, были разговоры наедине с вами?
— Вызвали по одному, но теми объяснениями они были недовольны. Мы — военные и выполняли команду. В Симферополе не было попыток склонить кого-то на что-то, а уже началось в Лефортово, чисто психологически. Кстати, к нам присматривались, кто и какой. Но изначально они понимали, что никто из нас на сотрудничество не пойдет и что бесполезны их попытки. Было такое, что пришли без адвоката, и я написал консулу и начальнику тюрьмы, что напрасно стараетесь.
— Вы знаете историю украинского диссидентства, политических заключенных советского времени, изменился ли подход в России к политическим заключенным и военнопленным?
— Я читал и интересовался историей диссидентства. Мы сейчас просто стали сильнее. Они в России, это чувствуют, поэтому были аккуратные подходы и если делали попытки психологического давления; чувствовали, что мы на это не пойдем, что их предложения не пройдут.
В советское время политические заключенные были беззащитны. А мы чувствовали большую мировую поддержку, от президентов до детей. Общественное влияние нам помогало.
Думаю, что они хотели, чтобы мы сломались, их удивляло наше поведение. Они думали, что мы должны быть подавлены и говорили, что у нас судьям мантии будете целовать, а мы смеемся в зале суда. И это они не могли понять.
Не могли понять в России, что волонтеры нам помогают, что никто людей не организовывает, что помогают нашим родным сделать ремонты, пока мы в плену. Тем мы и отличаемся от русских, и мы никогда не были одним народом, не было у нас ничего общего. Это все сказки об одном народе.
— Как получали информацию о том, что происходит в Украине, что вас поддерживают и не забыли дома?
— Через адвокатов, смотрели телевизор и, конечно, то, что выдавало российское телевидение трактовали по-своему. Дочь несколько раз приезжала, и это была связь с родными. Волонтеры передавали письма. Это была очень сильная поддержка. Это помогало, в России были в шоке, что мы имеем такую поддержку. Когда мы ехали в суд, то даже рецидивисты нам кричали: «Украинским морякам привет!», «Мы любим Украину!», мы и в таких кругах были знамениты.
— Вы знали об обмене?
— Нет, мы не знали. Спали, в 4 часа ночи нас подняли, сказали “вещи и на выход”. Мы уже понимали, потому что из консульства говорили, что возможен обмен. Но я тогда говорил, что буду уверен, что обмен произошел, когда самолет приземлится в Киеве. Понимая, что самолет мог до границы долететь и развернуться. Мы готовы были там сидеть, столько надо. Когда самолет сел в Киеве, я первым делом искал родных. Ждали сын и дочь.
— Как проходит адаптация после 286 дней заключения в тюрьме? Какие планы по службе?
— Я — военный человек и быстро адаптируюсь. Дальше буду служить. Я старший матрос, имею высшее образование, предварительно хочу в морскую академию, есть такая возможность стать морским офицером, о чем всегда мечтал. Скучаю по морю и кораблю.
В родном дворе Ольга Опрыско и Андрей Опрыско
— Вы вернулись в Украину, где столько политических перемен. Речь идет о мирном разрешении вопроса на Донбассе. Как дальше быть с Крымом и оккупированной территорией Донбасса?
— Это — украинские территории. Мы имеем такого соседа, что не можем расслабляться, у нас должны быть сильные армия, флот, чтобы у соседа не возникало желания зайти к нам в гости. Если не будем кормить свою армию, то они моментально будут здесь.
Я на такое насмотрелся в Лефортво, не дай Бог, чтобы такое «счастье», которое они имеют, пришло к нам. Будем землю грызть, а не пустим, пусть хозяйничают в себя. Не хотел бы так жить, как в России, поразила их политика. В России никто никогда простых людей не считал за людей, они свой народ не уважают, то что говорить об отношении к другим. Украинцы к такому не привыкли.
— А что, если Янукович вернется в Украину, его адвокат такое уже допускает?
— Пусть возвращается Янукович, я ему тогда не завидую! В Лефортово к украинским морякам хотел прийти Виктор Медведчук. Говорю: пусть, но чтоб потом не пожалел. Он не пришел. Я говорил это следователям и своим соседям по камере, чтобы это разошлось дальше.
Говорил следователям, что если Медведчук придет и договорится о нашем освобождении, то сразу берите наручники и ведите обратно в камеру, не пойду, потому что это изменник Родины и мне его услуги не нужны. Это же дошло до него, потому что была информация, что украинские моряки не хотят видеть Медведчука.
— Что вам дает основания верить, что Украина будет?
— Простые люди. Какими бы политики ни были, люди не дадут им развернуть страну и делать что-то против Украины. У нас активные люди и за все переживают. Если политики думают, что вот вернется все обратно, то этого не будет. Мы имеем шанс стать великой державой и должны его использовать.
—
Галина Терещук, опубликовано в издании Радио Свобода
Chechenews.com
27.09.19.