В конце сентября из тюрьмы в Балашове освободился публицист Борис Стомахин. Он отсидел рекордные 12 лет за мыслепреступления. Тюрьмы и лагеря не сломили политзека, он не отказался ни от одной из своих идей.
Стомахин родился в 1974 году в Москве. В 1999-м возглавил «Революционное контактное объединение» (РКО) — группу радикальных диссидентов, стоявших на платформе прозападных, антикоммунистических и антифашистских ценностей. Основал газету «Радикальная политика», которую сам раздавал на митингах, а также ряд сайтов.
С самого начала второй военной операции в Чечне в 1999 году примкнул к антивоенному движению и начал горячо поддерживать чеченское сопротивление, сражавшееся, по его словам, «на передовой» в битве за демократию в новой России.
Стомахин точно предсказал, что за уничтожением остатков чеченской независимости последует тотальное наступление на права и свободы всех россиян. Публицист поддержал все антиколониальные восстания на пространстве бывшего СССР — Революцию роз в Грузии, Оранжевую революцию и Революцию достоинства в Украине.
Преследуют Стомахина на протяжении всего путинского правления: уже в 2000-м он становится фигурантом уголовных дел по «антиэкстремистским» статьям УК исключительно за публицистику. Был арестован в марте 2006-го в Москве. Во время ареста, при попытке к бегству, сорвался из окна своей квартиры на 4-м этаже и получил травмы ноги и позвоночника, от которых не оправился до сих пор. Был осужден трижды, каждый раз — к лишению свободы и запрету заниматься журналистикой. Первый срок (5 лет общего режима, 2006-2011 гг.) отбывал в ИК-4 Нижегородской области (поселок Буреполом). Второй и третий сроки (6,5 лет строгого режима, 2012-2019 гг.) отбывал в ИК-10 Пермского края, откуда был переведен на тюремный режим в одиночную камеру «крытой» тюрьмы.
В мае 2018 года ЕСПЧ признал чрезмерным наказание, по которому Стомахин отбывал первый срок, и присудил ему 12 тысяч евро, которые он, однако, не получил до сих пор. В заключении Стомахин не прекращал литературной и публицистической деятельности, издавал книги — в основном в Киеве.
Мы поговорили со Стомахиным о России и Украине, империи и теократии, правах ЛГБТ, лидерах оппозиции и лозунге «убивать!».
— В современных российских условиях на зоне политзек не обладает чуть большей степенью свободы, чем обычный уголовник?
— В каком-то смысле обладает. В четырех стенах одиночной камеры я безгранично свободен. Но все-таки в этом есть некий мазохизм, если серьезно говорить.
— Какие изменения в жизни России вам бросились в глаза после освобождения? Вас ведь не было на воле почти 7 лет.
— Все, что было, только усугубилось: стало страшнее и хуже. Я ведь садился до украинской революции, Крым еще не был захвачен. Последней, наиболее мощной волны этого агрессивного имперства тогда еще не было. А теперь я живу в стране, которая захватила Крым и сажает крымских татар.
Вот лишь одна история. Когда Крым был захвачен, туда переехал человек, который в Омске работал вертухаем в лагере. Он поступил в Керчи тоже на зону работать по своей старой профессии, и он начал первый в этой керченской зоне бить зэков. Раньше там это не было принято. Он и остальных сотрудников, из местных, научил — и они тоже начали бить зэков. Вот что дало Крыму присоединение к этой «родной гавани»: не били, а теперь начали бить.
— А как вы восприняли изменения в Украине? Вас настораживает смена риторики по отношению к России?
— В общем, да, это немножко подозрительно. Я вел переписку с людьми, которые говорили, что победа Зеленского — это вообще конец Украины, что она будет до конца года захвачена. Но я смотрел на происходящее в Украине с осторожным оптимизмом. И я очень надеюсь, что украинцы — это Народ.
Проблема не в том, что у Зеленского нет политического опыта, это дело наживное. Хуже, чем отсутствие опыта и программы, — отсутствие характера. Для того чтобы выдерживать на себе такое громадное давление, нужен очень сильный характер, нужен стальной стержень внутри, понимаете. Я даже по себе это знаю.
— Сколько еще продлится война в Донбассе?
— Война там перешла в такое состояние, как в секторе Газы, где она десятилетиями длится, то вспыхивая, то угасая. Возможно, это и было целью Путина — подвесить конфликт таким образом, чтобы через него можно было давить на Киев.
— Значит, война продлится столько же, сколько у власти пробудет Путин?
— Понимаете, имперские замашки этого государства не с Путиным начались, а наоборот, Путин — производное от вкусов, мнений и запросов населения, не столько элиты даже, сколько низов. Низам очень хотелось вернуться назад в стойло, в империю, в конце 90-х это в воздухе разлито было, на всех заборах это было написано. И Путин это олицетворяет уже 20 лет. Я боюсь, что и с ним это может не закончиться.
Возможно, война продлится до тех пор, пока у украинцев не наберется сил захватить этот Донецк, отвоевать его назад, закрыть границу. Я бы этого им очень желал. Вот Финляндия, которая маленькая была, которую тоже могли сожрать в 1940-м, но она не боялась, отбивалась насмерть.
Фото: Грани.Ру
— Если дело не в Путине, каким будет основной фактор распада империи, что может стать триггером этого процесса?
— 20 лет назад у меня было достаточно уверенное ожидание, что вот сейчас, в наше время, в котором мы разговариваем, уже не будет империи. Тогда была начата война в Чечне, которая достаточно быстро привела к полыханию всего Кавказа, была страшная война, была стрельба (в Дагестане, кстати, стреляли гораздо больше, чем в Чечне, уже в 2005 году). Это все могло воспламенить мусульманское Поволжье, угро-финское Поволжье… Но ничего этого не произошло. Сейчас уже нет ничего такого, что могло бы сдетонировать в имперском масштабе.
Но в истории все империи распадались, это их неизбежная судьба, российская империя осталась последняя, в общем-то. Но вопрос, доживем ли мы до ее распада. Неизвестно.
— А пока империя существует и даже усиливается на каких-то внешних направлениях, кто может стать ее следующей жертвой?
— Конечно, в зоне риска прежде всего Беларусь. Достаточно хорошо эти риски анализирует корреспондент «Новой газеты» Ирина Халип. Она пишет, что такого поглощения, как с Крымом, там не будет, но белорусская армия — пророссийская, и если Лукашенко будет призывать защищаться от России, его машину могут просто три танка взять в клещи и сказать: «Все, больше вы не президент».
— 20 лет назад вам торжественно присвоили гражданство Чеченской Республики Ичкерия. А что с ней сейчас, вы с кем-то из ее руководства поддерживаете связь?
— Юридически она как бы существует — по крайней мере, никто не объявлял о ее ликвидации. Есть у нее два эмигрантских центра — один в Лондоне, другой в Париже, и между собой они непримиримо конфликтуют, они друг о друге слышать не могут.
— Ахьяд Идигов и Ахмед Закаев?
— Да. Каждый из них считает своего оппонента каким-то провокатором и врагом, агентом ФСБ. Это все ужасно печально и отвратительно. Не только от ЧРИ — по-моему, ничего не осталось и от Имарата Кавказ, который был провозглашен уже в 2007 году.
— Ваше отношение к Имарату Кавказ было негативным изначально из-за того, что это теократическое государство?
— Да, я атеист и не сторонник теократической государственности. Образование этого Имарата, если по совести говорить, было для меня достаточно неприятной новостью. Я читал какие-то интервью Басаева, где он говорил, что если его группа не провозгласит Имарат, то это сделает какая-то конкурирующая группа, и тогда она станет основным центром власти. Все равно этого не избежать, как он подавал. Но меня с этим теократическим государством в значительной степени примиряло то, что его сторонники обладали хорошими боевыми качествами. Они хорошо воевали, вели себя очень активно. Лучшие люди, естественно, там погибли, а остальные уехали воевать в Сирию, и в результате не осталось ничего.
— А у путинского режима вы находите какие-то признаки православной теократии?
— Да, симфония царя и церкви имеет место. РПЦ фактически заняла место идеологического отдела ЦК КПСС. За последние 20 лет этот статус вполне оформился. Кроме того, все ценности режима, к которым он испытывает сакральные чувства, носят квазирелигиозный характер. Об этом хорошо говорил их же активист Дмитрий Цорионов (Энтео), что вместо культа Христа у них культ Победы, вместо святых — какие-то маршалы. Или вот «храм войны» в парке «Патриот»…
— А что развалится быстрее — Московская патриархия или империя?
— Современная патриархия существует только с 1943 года, а до этого была другая церковь, произошла подмена. Как, например, с Киевом, который тут охотно называют «матерью городов русских», но совсем в другом смысле, чем в «Повести временных лет». Неужели Киев — мать какого-нибудь Екатеринбурга? Да никоим образом! Но я думаю, что империя развалится раньше. Патриархия ведь достаточно богатая, она может начать какое-то автономное плавание, подстраиваться под разные условия. Она гораздо более динамичная, гибкая и может лавировать. Они могут выступить за какие-нибудь такие свободы, что все обалдеют.
— Сейчас как раз широко обсуждается открытое письмо священников РПЦ, где они осудили репрессии против политзаключенных и расправы над мирными демонстрантами…
— Вы знаете, некоторые продвинутые сталинисты тоже подбирают цитаты из Сталина о том, что каждый человек имеет право высказывать свое мнение без всяких опасений. Одно дело — говорить, другое — делать, когда не снимает камера. То, что они это публично говорят, не значит, что так и будет.
— Вы активно защищаете права ЛГБТ. Вам принадлежит знаменитое заявление о том, что подлинным Парадом победы на Красной площади будет гей-парад. При этом вы близки были к кавказским радикалам и к украинским националистам, которым не очень понятны ценности ЛГБТ. Как в вашей идеологии все это совмещается?
— Сам я к ЛГБТ не принадлежу, да и к упомянутым вами радикалам не был «близок». Я публиковался, допустим, на «Кавказ-центре», меня там просто знали хорошо, но чисто виртуально. Да, я знаю, что есть большое противоречие между защитой прав национальностей и защитой ЛГБТ. Я прекрасно знаю, что моя позиция вообще синтетическая, составная. У меня было достаточно лет ее продумать, пока я сидел первый срок, второй срок, наблюдал, что вокруг меня творится. Допустим, одни меньшинства, так сказать, пропагандируют нарушение прав других меньшинств. Причем одновременно власть всех сверху давит достаточно сильно — и тех и других. Я исхожу из элементарной логики, из здравого смысла. Я считаю нужным защищать всех, кто нуждается в защите, чьи права попраны, будь это народ, который меньшинство составляет в России, или будь это сексуальное меньшинство, которое во всем мире присутствует примерно в одинаковом количестве. Я никоим образом не выдаю себя за традиционалиста какого бы то ни было толка.
— Кто из лидеров российской оппозиции вам наиболее близок?
— Валерия Новодворская была для меня во многих отношениях наиболее уважаемым человеком. Я не знаю, правда, претендовала ли она на лидерство. Что же касается нынешних лидеров, то, кроме Навального и Яшина, никого вроде и нет. Яшин в свое время сдал меня ментам на митинге, где я раздавал свою газету. А Навальный… Такого в принципе быть не может, чтобы человек с двумя условными судимостями оставался на свободе, через границу выезжал и еще и хвастался, что он через администрацию президента паспорт оформлял. Когда ФСИН пытался его закрыть через суд, то суд отказал ФСИНу! Когда это суд в России отказывал ФСИНу, чтобы зэка, тем более лидера оппозиции, посадить в тюрьму?! Очевидно, Навальный прикрываем кем-то.
Кроме того, все его проповеди, все его расследования ведут налево — в сторону «отнять и поделить». Это ориентировано на люмпенскую толпу, которая хочет забрать у богатых их богатства, разделив их особняки и деньги, причем это могут быть как коррумпированные чиновники, так и просто крупные бизнесмены. Это идеология 1917 года.
В Украине мне близок Дмитро Корчинский, которого я считаю крупным современным революционером.
Но вообще мне кажется, со своим опытом, с отсиженным стажем, с книжками, я уже дорос до того, чтобы претендовать на собственную позицию уникальную, которой нет ни у кого.
— Вы сожалеете о каких-либо ваших прежних заявлениях? Например, вам припысывают призыв к физическому уничтожению русского народа.
— Я не писал впрямую о необходимости физического уничтожения. Это все интертрепации. Но в глобальном смысле — нет, я ни о чем из написанного и сказанного не сожалею.
О русском народе говорилось в некрологе Масхадову. Я могу прямо сказать: я горжусь, что этот текст является визитной карточкой Стомахина. И даже когда я пытался в Координационный совет оппозиции баллотироваться в 2012 году, там всякие тролли начали какие-то коллажи делать, будто Стомахин идет под лозунгом «Убивать, убивать, убивать!». Имелось в виду не то, что надо убить всех русских, — это какое-то такое вывернутое, извращенное толкование. Имелось в виду, что на войне надо стрелять, а не переговоры вести, в результате чего и укокошили Масхадова.
Я категорически не согласен с инкриминируемым мне словом «призывы» — призывов никаких нет. Призыв — это, извините меня, «за мной в атаку!» А если я пишу фразами, к каждой из которых вначале приставлена конструкция «я думаю, что», то это не призыв, это личное мнение.
— Можете рассказать о своих планах?
— Я пока что нахожусь в полной неопределенности. Просто нет у меня никаких тайных планов. Я хотел бы, что называется, продолжить с ними воевать всеми доступными способами, но пока ничего доступного я не вижу. Желаний у меня выше крыши — возможностей нет.
Беседовали Александр Солдатов и Феликс Шведовский
Chechenews.com
09.10.19.