Главная » Все Новости » Главная новость » Зара Муртазалиева: «Я верю, что в этой жизни все возвращается бумерангом»

Зара Муртазалиева: «Я верю, что в этой жизни все возвращается бумерангом»

49138_300

Чеченка Зара Муртазалиева, обвиненная в подготовке теракта, отсидела 8,5 лет по делу, в фабрикации которого участвовал бывший сотрудник УБОП Москвы Саид Ахмаев. 17 августа 2016 года Ахмаев был задержан по подозрению в вымогательстве. Зара, живущая теперь в Париже, рассказала Максиму Литаврину, как она стала жертвой Ахмаева и что думает по поводу его ареста.

о чувствует невинно осужденный человек, узнав об аресте своего палача?

Восемь с половиной лет жизни Зары Муртазалиевой были перечеркнуты из-за знакомства с одним человеком — Саидом Ахмаевым. Двенадцать лет назад сотрудник УБОП Москвы втерся в доверие к Заре, предложил ей квартиру, которая была оборудована прослушкой и видеонаблюдением, а затем курировал уголовное дело против нее.

В конце августа 2016 года Саида Ахмаева арестовали. В Москве задержали чеченских силовиков, входящих в охрану Адама Делимханова, правой руки Рамзана Кадырова. Охранников политика подозревали в оказании услуг по выбивании долгов: они угрожали бизнесменам отправкой в Чечню, заведением уголовного дела и неприятностями с родственниками. По словам источника «Росбалта», операция должна была быть показательной: были задержаны около десяти человек, но в итоге арестовали только двоих — Лечи Болатбаева и Саида Ахмаева. Их подозревают в вымогательстве (статья 163 УК РФ).

Кроме московских бизнесменов, вздохнула с облегчением и Зара Муртазалиева.

17 января 2005 года Мосгорсуд признал 21-летнюю студентку, уроженку Чечни Зару Муртазалиеву виновной по четырем статьям УК и осудил на 9 лет лишения свободы — за то, что она якобы готовила теракт в торговом центре «Охотный ряд» на Манежной площади. Доказательствами служили изъятый при задержании пластид (взрывчатое вещество), материалы прослушки ее квартиры, а также показания двух свидетельниц, которых она якобы пыталась вовлечь в террористическую деятельность.

Правда, на пластиде не было обнаружено отпечатков пальцев Зары — по ее утверждениям, взрывчатку подкинули в ее сумочку при задержании в ОВД на проспекте Вернадского). Само вещество не увидели ни суд, ни адвокаты — все оно было якобы израсходовано при проведении экспертизы. Свидетельницы на заседании отказались от данных ими показаний, заявив, что они были получены под давлением. А в материалах слежки не было найдено ни одной фразы, указывающей на симпатию Зары террористам.

«Союз солидарности» признал Муртазалиеву политзаключенной. Правозащитный центр «Мемориал» считает ее дело сфабрикованным. О том, что она невиновна, заявлял в интервью Рамзан Кадыров.

Зара провела 8,5 лет (приговор был смягчен Верховным судом) в мордовской колонии в поселке Парца и освободилась 3 сентября 2012 года, отсидев полный срок.

Зара Муртазалиева. Фото: личная страница Facebook
— Как вы познакомились с Саидом?
—  Все было абсолютно банально, обычная была история. Я приехала в Москву, работала в страховой фирме, общалась с двумя русскими девушками. Одна из них сказала, что у нее есть знакомый, мой земляк, чеченец, который хочет застраховать машину. Я говорю: пусть приходит. Пришел мужчина, очень взрослый, ему уже было за сорок, импозантный, приятный. С цветами, тортом, по всем нашим обычаям. Говорит: я узнал, что здесь работает наша землячка. Застраховал свою машину — по тем временам она была дорогая, джип какой-то. Оставил мне свой номер телефона.

Он звонил примерно раз в неделю и говорил фразы, которые приняты в нашем обществе, среди кавказцев, что-то вроде: «Зара, я твой брат, если нужна какая-то помощь, обращайся, я помогу, не стесняйся». В них нет ничего особенного. Мы с девочками даже посмеивались, говорили: вот за тобой в 19 лет старичок ухаживать начал.

С первой нашей встречи до моего ареста я видела его раза два-три.

— После вашего ареста вы как-то с ним пересекались?
—  Я оказалась сначала на Петровке, потом в СИЗО № 6. Никаких подробностей о Саиде у меня не было. Когда меня перевели в «Лефортово», когда ФСБ взяли дело под контроль и начали расследование, как-то следователь у меня спросил: «Был у вас знакомый по имени Саид?» Отвечаю: «Да, был». Начинаю от начала до конца рассказывать про обстоятельства знакомства. Следователь ухмыляется и достает из папки листы, кладет передо мной.

Я начинаю читать: Ахмаев Саид, действующий оперативник тогда УБОП города Москвы, дает против меня показания.

Я не верила до последнего. Думала, что сотрудники ФСБ надо мной издеваются, что это психологический трюк у них такой, что они меня разводят. Я не поверила.

До последнего момента я отказывалась верить, что он принимал в этом участие. В реальность я вернулась, когда пошли объяснения, когда начали записывать мои показания, когда начали встречаться с адвокатом каждый день. Я начала читать все его рапорты, все его якобы расследование, слежку — тогда я поверила, да. Потом мы с защитником читали ходатайства Саида о том, что он просит поставить видеонаблюдение и прослушку, потому что какие-то его шпионы выдали информацию, будто в Москву приехала террористка, которая собирается совершить теракт. Как мне потом объяснили, наблюдение и слежка были сделаны задним числом.

Мы ездили к его родным и близким, пытались с ними встретиться. Ни на суд, никуда он не пришел.

— Вы не знали, что он сотрудник МВД? Почему при знакомстве вы не спросили, чем он занимается?
—  Я объясню: например, сейчас, в Париже, я знакома с некоторым количеством земляков, и когда-то нужна какая-то помощь, мы звоним друг другу, например.
Никакой информации друг у друга мы не выясняем: созваниваемся, иногда собираемся на каких-то общественных мероприятиях, и все. То же самое было и здесь. Он был записан у меня в контактах в телефоне, я его видела два или три раза в своей жизни. К тому же мне тогда было лет 20, а ему — 43−44 года. Для меня это был взрослый мужчина, ровесник моего отца. Отношение к нему было: какой достойный мужчина, помогает землячке в Москве.

Естественно, я не могла подумать или представить, что стану разменной монетой в его работе, в его деятельности, стану очередной звездочкой на его погонах.

Суворов, мой адвокат, как-то мне сказал, что очень много земляков пострадали из-за Саида.

— Что вы почувствовали, когда узнали о его аресте?
—  Во всей этой истории, во всей этой круговерти, что произошла, я никого не винила. У меня не было ни злобы, ни обиды на сотрудников московских, ни на девочек, которых напугали, ни на судей. Ненависть была к одному-единственному человеку — к Ахмаеву Саиду. Я ждала, я верила, я знала. Я верю, что в этой жизни все возвращается бумерангом. Этот взрослый человек перечеркнул жизнь ребенка — я была почти ребенком, мне было всего 20 — исключительно из-за своих амбиций, из-за звездочек, из-за галочки в очередном раскрытом деле по терроризму.
Такое может произойти абсолютно с любым. Ты общаешься, соблюдаешь правила приличия, ты вежлив, деликатен. Ты вообразить не можешь, что это человек в следующую минуту способен совершить. Как-то мне сказал один следователь ФСБ, сказал откровенно, что если человек виновен хотя бы на 5%, на него можно остальные 95 повесить. Это не сложно — ты знаешь, что хотя бы в чем-то он повинен. В моем же случае он отказался это делать, сказал, что не сможет спокойно спать.

Саид Ахмаев. Кадр: Youtube
В СИЗО № 4, известном как «Медведь», Саида Ахмаева навестила Зоя Светова, член московской ОНК, журналист и правозащитник, написавшая книгу «Признать невиновного виновным» о деле Зары Муртазалиевой. Светова рассказала, что при визите ОНК Ахмаев скрыл свое настоящее имя:

— В камере, где был Ахмаев, находилось четыре человека, один из них чеченец. Все они представились по имени. Я тоже, когда зашла туда, назвала свою фамилию — мы всегда так представляемся. Было видно, что он узнал меня. Он не мог не узнать — я много писала про дело Зары.

Произошло то, что меня удивило: он назвался чужим именем — Ибрагимом Гусейновым. Я у него спросила, за что он сидит. Он назвал статью «Вымогательство». Я спросила у него, знает ли он Саида Ахмаева. Он ответил, что знает.

Я говорю:

— Саид Ахмаев сломал жизнь Заре Муртазалиевой, слышали про такую? — Да, я слышал про такую. Он не виноват, он сотрудник полиции, он просто участвовал в операции. Она же разговаривала по телефону с Удуговым— Ни с каким Удуговым она по телефону не разговаривала, это чушь. Зачем Ахмаев оснастил эту квартиру видеонаблюдением?— Когда он завез ее в ту квартиру, там висела шинель милицейская, она должна была догадаться.— О чем она должна была догадаться?

Он начал нести какую-то чушь, что Ахмаев совсем не виноват. Я ему говорю: «Ахмаев сейчас попал в тюрьму. Его бог наказал за то, что он сломал человеку жизнь?» Он ответил: «Да, наверное».

Мы потом еще раз уточнили в картотеке: человек, назвавшийся Ибрагимом Гусейновым, и был Ахмаев. Я вернулась, попросила его выйти из камеры. Он отказался. Это говорит о том, что он трус, что он боится назвать свое имя, что чеченцу вообще-то несвойственно.

Когда ты сидишь за что-то — украл что-то, убил кого-то, — то ты знаешь, за что сидишь, знаешь, за что страдаешь. Ему сидеть будет легче. Он знает, за что сел.

Когда я еще была в колонии, мой адвокат Суворов следил за его судьбой. Когда Суворова не стало, я перестала получать новости. Но надеялась, что я о нем услышу. Месяц назад мне позвонили из Москвы несколько знакомых и сказали: «Зара, мы не знаем, как ты воспримешь эту новость, не стали тебя сразу шокировать. Ты помнишь Ахмаева Саида?»

Я могу забыть кого угодно, но Саида я буду помнить до конца своих дней. Я спрашиваю, что с ним случилось. Отвечают: «Его арестовали».

Если бы его где-нибудь застрелили, это было бы для него легким счастливым концом. Он бы не испытывал этого ощущения, когда на твоих руках захлопываются стальные обжигающие наручники, когда у тебя нет никакой информации: выпустят ли тебя отсюда, сколько тебе дадут. Это ощущения неба через клетку, когда ты теряешь связь с родными, когда вся твоя прошлая жизнь тускнеет за полгода. Я бы очень хотела, чтобы он прошел эти этапы.

Я почувствовала облегчение, потому что считаю, что каждый человек должен отвечать за свои слова и свои поступки.

— Как вы считаете, сейчас, находясь в СИЗО, он испытывает угрызения совести из-за того, что он совершал? Он отказался называть членам ОНК свое имя.
—  Не думаю. Учитывая, что на его руках я не первая и не последняя жертва, я не думаю, что его мучает совесть. Не думаю, что у такого человека вообще есть совесть.
— Почему он тогда не назвал своего имени?
—  Он же не дурак. Человек системы, он прекрасно понимает, какое количество людей ждали этого момента. Он просто боится, это страх. Очень многие историю эту знают — и в мужских колониях. Мне звонили наши же ребята, говорили: «Мы слышали, что Ахмаева Саида посадили. Замечательно, поздравляем и ждем его».

Я очень надеюсь, что Ахмаев Саид протопает ту же дорожку, что когда-то прокладывал мне.

Источник: openrussia.org
01.10.16.