Европейский суд по правам человека вынес решение по делу «Аджигитова и других против России» в интересах 125 родственников жителей станицы Бороздиновской в Чечне. После атаки группы спецназа 42-й мотострелковой дивизии Минобороны России (батальон «Восток») они потеряли своих родных и дома.
ЕСПЧ подтвердил нарушение прав на жизнь и эффективное судебное разбирательство, а также нарушение конвенции о запрет пыток и дискриминацию по этническому признаку. В итоге Россия обязана выплатить потерпевшим почти два миллиона евро.
В июне 2005 года спецназовцы провели в станице Бороздиновская зачистку – якобы от боевиков. Они убили на месте одного местного жителя и увезли в неизвестном направлении еще 11 человек. Операцией руководил Сулим Ямадаев, бывший генерал самопровозглашенной Ичкерии, ставший затем Героем России.
«Заявители утверждали, что военнослужащие незаконно обыскали их дома, арестовали, жестоко обращались и убили местных мужчин, а также подожгли четыре дома; они также утверждали о дискриминации по признаку их принадлежности к этнической группе (аварцы). Кроме того, они утверждали, что национальные власти не провели эффективного расследования этих событий», – говорится в решении ЕСПЧ.
Все 11 похищенных мужчин в возрасте от 18 до 50 лет оказались аварцами (национальное большинство в Дагестане, проживают также в некоторых селах Чечни – прим.). После спецоперации российских войск оставшиеся в Бороздиновской представители народа эвакуировались в Кизлярский район Дагестана. Там же они в итоге и остались, построив дома практически в чистом поле.
Помощник главы «Комитета против пыток» Олег Хабибрахманов был среди тех, кто в 2005 году по «горячим следам» расследовал атаку на станицу в Чечне. Он выезжал в разграбленную Бороздиновскую, общался с потерпевшими в лагере для беженцев под Кизляром и видел, как молодой Рамзан Кадыров пытался доказать аварцам, что напавшие были не чеченскими силовиками, а бандитами.
В интервью Кавказ.Реалии правозащитник вспоминает подробности военного преступления, за которое никто до сих пор не понес реальной ответственности.
— Чем инцидент в Бороздиновской отличается от других операций российских силовиков?
— В целом такие дела на Северном Кавказе отличаются в зависимости от периода, про который мы говорим. У разных временных промежутков свои особенности. Эта история могла произойти только в 2000-е, сейчас таких дел просто нет.
Нападение на Бороздиновскую стало своеобразным маркером, рубежом смены эпох. До этого мы и чеченские правозащитники в основном работали по делам, фигурантами которых были прикомандированные федералы. В какой-то момент стали появляться преступления, совершенные уже этнически чеченскими силовиками, новой властью.
Но батальон «Восток» – это все-таки еще не кадыровцы, на тот момент шла жесткая борьба за власть в республике между различными кланами, в том числе Ямадаевыми. Формально они были военнослужащими Министерства обороны, но уже чеченцами, а не присланными из других регионов.
— Из материалов ЕСПЧ следует, что нападение обусловлено этнической составляющей – в станице жили, преимущественно аварцы…
— Да, это был один из немногих населенных пунктов в Чечне, практически полностью населенный выходцами из Дагестана, аварцами. И напряженные отношения с соседями стали одним из факторов, повлиявших на преступление.
— При этом среди похищенных 11 человек девять аварцев, один дидой (дидойцы или цезы, аварская группа народов – прим.) и один русский.
— Скорее всего, исполнители запутались. Они выбирали мужчин по диалекту, приказывая повторить определенную фразу. Насколько помню, русский был женат на аварке и долго жил в этой среде.
— Работая по «горячим следам» вы заполучили официальный документ, подтверждающий причастность к атаке батальона «Восток» и направление похищенных в отдел МВД. Насколько я понимаю, именно этот документ стал одним из ключевых доказательств в ЕСПЧ?
— Дело было интересно тем, что под носом у военной прокуратуры удалось собрать и запретить доказательства, после чего власти уже ничего не могли поделать.
Пока МВД Чечни не выработало какой-то позиции, не зачистило хвосты, адвокат умудрился съездить в милицейский главк, направил запрос и оперативно получил ответ с выпиской из суточной сводки МВД. В ней черным по белому говорилось: в станице Бороздиновская работал батальон «Восток», задержанные 11 жителей доставлены в Шелковской РОВД, где проверены по базам данных.
Мы получили неопровержимое официальное доказательство причастности силовиков к этому преступлению. Без милицейского ответа, вероятно, не было бы решения ЕСПЧ. К слову, этот случай в очередной раз доказывает – в серьезной ситуации к правозащитникам нужно обращаться сразу, начинать работу нужно сразу. Доказательства легче собрать оперативно, иначе все пропадет, все уничтожат.
— По вашему мнению, почему МВД Чечни ответило правозащитникам?
— Они тогда еще не научились заметать следы. Система была не настолько выстроенной, как при Рамзане Кадырове. Не было авторитаризма, который преобладает в Чечне сейчас, когда без разрешения главы невозможно ничего сделать. Если бы попытались получить эту бумажку сейчас – законно или нет – мы бы ее в любом случае не получили.
— В самой станице вы были?
— Мы осматривали населенный пункт, обгоревшие дома, общались с потерпевшими в лагере. Помню, стояло очень жаркое лето. На месте работали я, Игорь Каляпин, Наталья Эстемирова, адвокат Сульян Басханов.
— Вы присутствовали на встрече президента Чечни Али Алханова и Рамзана Кадырова с переехавшими в лагерь для беженцев жителями Бороздиновской. Какое впечатление тогда произвел будущий глава республики?
— Я стоял буквально в двух метрах от Рамзана Кадырова, тогда видел его впервые. Поразило, что человек вообще не разговаривает на русском, а по-чеченски аварцы не понимали. Он с большим трудом формулировал мысли. На фоне образованного Алханова Кадыров, который двух слов связать не мог, разительно отличался. Зато его окружала целая группа охранников, кортеж состоял из десятков машин.
На той встрече Кадыров, как заместитель премьера Чечни, убеждал станичников, что это была не спецоперация, а нападение боевиков. Теперь станица надежно охраняется, поэтому нужно вернуться. Вообще для тогдашних властей Чечни это важный принципиальный вопрос – целая станица, сотни человек, снялись с места и стали лагерем у дагестанского Кизляра.
Знаете, у этих людей не было такого страха. Вокруг гораздо больше смертей, убийств, ужаса войны, но страха еще не было. На мой взгляд, люди ушли из станицы не из опасения за свои жизни, а чтобы добиться освобождения 11 похищенных. Это была акция протеста.
— То есть Кадыров пытался скрыть произошедшее на территории Чечни преступление?
— Не уверен, что он попытался скрыть. Тогда в республике была слишком разрозненная ситуация, Кадыров не контролировал батальон «Восток», и я не уверен, что он хотел как-то оправдываться за его действия.
Ему, как метившему на пост президента Чечни, в целом ситуация не выгодна, он попытался свалить все на боевиков. С другой стороны, на тот момент Кадыров курировал силовой блок и активно или пассивно, но отвечал и за этот инцидент. Что он пытался скрыть – сейчас ответить сложно.
— Почему военное следственное управление и военная прокуратура не стали расследовать это дело? За несанкционированную войсковую операцию осужден к условному сроку командир одного из подразделений. Никто не ответил за убийство, похищения, поджоги домов.
— Мотив один и тот же, он многократно повторялся и до, и после. Если привлекать к уголовной ответственности за военные преступления или преступления, совершенные в зоне контртеррористической операции, кто будет их проводить? Это предоставление вооруженным силам незаконного иммунитета от ответственности.
Еще одно преступление без наказания – бомбардировка в 1999 году чеченского села Элистанжи, при которой погибли около 50 человек. Военная прокуратура отправила уголовное дело в гражданскую: не доказано, что бомбежка производилась с военных самолетов Минобороны России. То есть прокуратура предполагает, что чеченское село бомбили гражданские самолеты или военные самолеты других государств. Ни того, ни другого быть не может. Вместе с тем надзорное ведомство сделало все, чтобы скрыть причастность федералов к этому преступлению. Это было еще до кадыровцев, у которых, слава Богу, бомбардировщиков нет. Но стояла задача «отмазать» федералов.
Иногда, правда, после настойчивых жалоб правозащитников отдавали мелкого военнослужащего на заклание. Помню историю, когда контрактник бросил гранату в машину местного жителя. Тут прокуратура сочла, что обвиняемый находился не при исполнении, неизвестно где взял гранату – его наказать можно. Когда речь шла о военной операции, прокуратура становилась грудью на защиту военных. Сразу делалась слепой и глухой, не видела очевидного.
— До сих пор не найдено даже место захоронения похищенных 11 мужчин из Бороздиновской – это так?
— Да, родственники не знают их судьбу. Официально исчезли без вести. И все.
— Жалоба была направлена в ЕСПЧ еще в 2007 году, а рассмотрена только сейчас. Почему?
— Действительно достаточно длинный, не характерный срок. Обычно дела рассматриваются за четыре-пять лет. Объяснить это можно большим количеством потерпевших – 125 человек, интересы 96 из них представлял «Комитет против пыток». Не нужно сбрасывать со счетов общую загруженность ЕСПЧ. Но главное, что законное решение в итоге было принято и преступление названо преступлением.
***
В ЕСПЧ находятся множество дел, связанных с нарушением прав человека в Чечне. Они связаны как с относительно недавно произошедшими пытками, похищениями и убийствами, так и с теми преступлениями, которые были совершены десятки лет назад. В частности, Украина в начале этого года подала жалобу в европейский суд из-за убийства в 2004 году Зелимхана Яндарбиева, одного из лидера чеченских сепаратистов.
В то же время в самой России продолжают выносить приговоры в отношении участников группы Шамиля Басаева и Эмира Хаттаба, которые участвовали в нападении на Дагестан в 1999 году. Правозащитники заявляют, что часто те, кого выдают за боевиков, на судах заявляют, что во время предварительного следствия давали показания под пытками.
Chechenews.com
24.06.2021